Мария Белахова - Две повести
Когда Саня ушел гулять, она постучала к Фроловым. Миша был дома. Татьяна Михайловна позвала его к себе в комнату.
— Миша! Мне хочется поговорить с тобой, посоветоваться. С Саней, кажется, творится что-то неладное. Ты что-нибудь знаешь о нем?
Миша молчал.
— Я прошу тебя, не скрытничай. Я так обеспокоена! Я всегда тебе верила, скажи мне правду.
— Я не собираюсь вас обманывать, — сказал Миша и посмотрел прямо, открыто в глаза Татьяне Михайловне. — Но я не хочу и ябедничать. Где Санька? Давайте я все скажу откровенно при нем.
— Но он куда-то ушел! — чуть не плача, сказала Татьяна Михайловна. — Да и зачем он нужен? Раскричится, наговорит и мне и тебе дерзостей. Он сейчас сам не свой. Я очень прошу тебя, расскажи мне…
— Ну хорошо, — согласился Миша. — Я расскажу. Только сегодня же я и ему скажу, что говорил с вами.
Миша перевел глаза в пространство, стараясь сосредоточиться. Так он отвечал урок, когда его спрашивали. Так он всегда разговаривал о серьезных делах.
— Саня прогулял, вероятно, половину занятий.
— Что?! — ужаснулась Татьяна Михайловна.
— Ну, может, немного меньше. Во-первых, по вторникам и четвергам он, как правило, в школу не ходил. Ну, и в некоторые другие дни.
— Может, ты ошибся? Тебе это показалось?
— Да он сам мне говорил, хвастался. Они с Дичковым вместе прогуливают.
— А ты пробовал уговорить его, пристыдить? Ведь вы так с ним дружили!
Миша нахмурился.
— Я пробовал, а он меня святошей назвал. И сказал, что ему со мной скучно. Он с Дичковым. Тот стильно одевается и вообще… Санька тоже старается: перчатки черные надевает и пальцы растопыривает.
— Миша! А почему ты никому не сказал, что Саня прогуливает уроки?
— А кому говорить? Тетя Маша сама видела.
— А в школе? Ты ведь комсомолец, комсорг в своей группе.
Миша пожал плечами и виновато улыбнулся:
— Ну это же неудобно. Там ведь есть учителя и свои комсомольцы. Правда, у них слабая комсомольская группа.
— Миша! Как обидно, что вы с Саней в разных группах!.. И как жаль, что порвалась ваша дружба!
Миша отвернулся к окну. А разве ему не жаль? Они с Санькой почти всю жизнь дружили. Миша и не помнит себя без Сани. Вместе на коньках бегали, вместе в школу пошли, в шахматный кружок Дома пионеров вместе ездили. Везде и всегда вместе. А теперь? Подумаешь, Дичков!
Поздно вечером, когда Ира уже легла спать, Саня вернулся домой.
Шельма выбежала ему навстречу, но в недоумении остановилась: ее не приласкали.
Саня вошел бледный и злой. Татьяна Михайловна сразу догадалась, что сын разговаривал с Мишей.
— Будешь есть? — обычным тоном спросила Татьяна Михайловна.
— Не хочу! — крикнул Саня. — И, пожалуйста, не вмешивайся в мои дела. Не допрашивай никого!
Татьяна Михайловна, гневно глядя на сына, тихо заговорила:
— Натворил бед и на мне хочешь теперь злость сорвать? Как это я не должна вмешиваться в твои дела? Я что, не мать тебе? Ты скажи, сколько занятий пропустил? Мне Миша…
— Этот паинька не такое придумает! — визгливым голосом кричал Саня. — И не вмешивайся, да! Вытирай носы своим питомцам, на большее ты не способна. Подумаешь, тоже педагог! Твоя воспитательная роль равна нулю.
Татьяна Михайловна подошла к сыну и с размаху ударила его по щеке.
— Мерзавец! Как ты смеешь!
— Но, но! — злобно глядя на мать и задыхаясь, сказал Саня. — Попробуй еще раз… вини потом себя.
Татьяна Михайловна упала на кровать и зарыдала.
— Ну вот, теперь я буду во всем виноват! — буркнул Саня.
Мария Петровна заглянула в комнату, но, видно, поняла, что лучше не вмешиваться. Человек должен выплакать свою обиду.
Саня лег в постель и закрылся с головой одеялом. Ира приподнялась на кровати. Ой! Как рыдает мама! Санька тоже плачет. Что? Стыдно стало? Разве можно маме так говорить? Дурак! Она, Ира, тоже хороша. Видела, что Санька плохо учится и прогуливает… Но что она могла сделать? Саньке она говорила. Он и слушать не хотел. А матери Ира не хотела писать. Пусть лечится. Что теперь дальше будет?
Недаром сложилась пословица «Маленькие дети спать не дают, а от больших сам не заснешь». Уснула Ира, как будто уснул и Саня, а Татьяна Михайловна лежит с открытыми глазами. Слезы все еще бегут из глаз, и временами она неожиданно для себя всхлипывает.
Нет сил удержаться от слез, успокоиться, забыть, что произошло. Сын, ее любимый, единственный, которому она отдавала все силы, готова отдать и жизнь, этот сын оскорбляет ее так, как никто и никогда не оскорблял. На работе Татьяну Михайловну ценили и уважали, с соседями она жила дружно. И вдруг сын, родной сын, поносит! За что? И как это можно?
Что с ним случилось за месяц? Будто подменили человека!
Говорят, что матери всё прощают своим детям. Может быть. Но сейчас Татьяне Михайловне кажется, что она никогда не забудет и не простит сыну этой сегодняшней обиды. «Вытирай носы питомцам», «твоя воспитательная роль равна нулю»… Вспоминая эти слова, Татьяна Михайловна начинает снова рыдать. Саня! Саня! Если бы ты понимал душу матери, никогда бы ты не сказал ей ничего обидного! Но разве сын поймет обиду матери? Разве он знает, что такое вырастить человека? Подумать только — день за днем, час за часом выхаживать, кормить, одевать, беспокоиться поминутно.
Видно, не спета еще самая хорошая песня о материнских подвигах, не сказаны самые сильные слова, которые тронули бы душу детей. Да что слова! Надо многое пережить, чтобы понять все это!
Мать скорее поймет детей. Она была в их возрасте. Она помнит свою весну, с ее радостями и огорчениями, ошибками и увлечениями. Дети ничего еще не знают и многого не понимают, а советов не хотят слушать. Татьяна Михайловна вдруг улыбается, вспомнив пословицу, которую услышала недавно по радио: «На ошибках учатся; умные — на чужих, а дураки — на своих». Смешно, но ведь множество людей учится на своих ошибках. Одно дело — знать, слышать, другое — самому увидеть, пережить.
Людям пожилым кажется, что в их пору молодежь была лучше, скромнее, послушнее. Плохая у них память! Разве одобрила бы Татьяна Михайловна свою дочь, если б та так же скоропалительно вышла замуж, как в свое время сделала она, Татьяна Михайловна?
А разве сама Татьяна Михайловна не на своих ошибках учится? Она читала много книг о воспитании и слушала лекции хороших педагогов о сложности детской психологии, Особенно в переходном возрасте, о нестойкости характера и вспыльчивости подростков, о том, что в жизни человека наступает пора, когда ему всего дороже становится независимость и самостоятельность, когда он начинает пробивать свой путь — верный или неверный, но свой. И тогда матери и отцы, без которых до сих пор человек не мыслил своего существования, становятся помехой и малейшее их замечание принимается с болезненным самолюбием. Пройдет время, повзрослеет человек и оценит родительскую любовь и заботу. Но стремление к независимости начинается в возрасте незрелом, и плохо, если в эту пору чья-то посторонняя, злая сила столкнет человека с ровного пути. Так бывает и бывало в жизни. А Татьяне Михайловне все, что случилось с ее сыном, кажется неожиданным и необычайным.
Разве правильно, что она ударила Саню? Разве так воспитывают? Нехорошо!
Татьяна Михайловна начинает укорять себя. Ей обидно, а ведь и она виновата. Уехала от детей. Могла бы и уехать, но надо было предупредить об этом классного руководителя, директора школы, который хорошо ее знал.
А так ли уж правильно она воспитывала своих детей? Учила других родителей, а сама разве не баловала своих? Ей хотелось, чтоб дети и без отца получили счастливое детство. Она старалась все делать для них и за них одна — убрать, постирать, купить, сварить. Хуже сделала и для них и для себя. Саня совсем не приучен к труду и потому не ценит ее труда. Да и Ира могла бы больше ей помогать.
Наверно, она многое упустила в воспитании своих детей. А ведь она в первую очередь несет за них ответ…
Татьяна Михайловна лежит без сна — думает, вспоминает день за днем свою нелегкую жизнь и нелегкое детство своих детей.
…Одинокой Татьяна Михайловна осталась в первый же день войны, когда в один час пришла беда сразу ко всем советским людям. Беда страшная, жестокая, непоправимая.
Сане в ту пору было два месяца: А дочке Ире два года. Жили они там же, где живет сейчас Татьяна Михайловна с детьми, — на Бронной. Володя работал хирургом в районной больнице на Красной Пресне. Она, Таня, с рождением второго ребенка временно оставила работу в детдоме. С ними жила мать Володи, Ксения Ивановна, маленькая, худенькая женщина с доброй, мягкой улыбкой и добрым сердцем. Таня любила свекровь, как родную мать, и жила с ней очень дружно.
В то июньское воскресенье Володя, как всегда по праздникам, ушел после завтрака гулять с Ирой. Таня занялась обедом.
