Элизабет Мид-Смит - Девичий мирок (история одной школы)
Бледное лицо Энни вспыхнуло.
– Зачем нам скрываться, – сказала она, и лицо ее оживилось надеждой. – Пойдемте все вместе и покаемся миссис Виллис, это будет лучше всего. Ведь мы не причастны к той истории с сочинением Доры Рассел. Покаемся в своей глупости, и наша совесть будет спокойна.
– Конечно, мы не причастны к той мерзости, – возразила Сьюзи, густо покраснев, – но я все-таки не вижу причины каяться. Ты, кажется, с ума сошла, Энни Форест. Надеюсь, что ты не посмеешь…
– Без вашего согласия я, конечно, ничего не скажу, – покорно вздохнула Энни и продолжила свою прогулку, не обращая внимания на необычное выражение лица Сьюзи Драммонд – на нем застыли испуг и тревога.
Отыскав Филлис и Нору, Сьюзи объявила им, что Энни Форест, главная заговорщица, готова всех выдать. Робких девочек напугать было нетрудно.
– Ну, ведь Энни не может так поступить, – попыталась ободрить их Сьюзи. – Без нашего согласия она ничего не скажет. Но как нам быть с корзинкой?
– Прошу вас, девочки, не шептаться, – заявила вошедшая мисс Гуд. – Сьюзи, вы бледны и, кажется, озябли. Пройдите раз шесть по этой аллее и возвращайтесь домой. А вы, Филлис и Нора, пройдемте со мной. Мне надо передать прислуге распоряжение миссис Виллис относительно птицы к завтрашнему обеду.
Филлис и Нора степенно пошли с учительницей английского, а Сьюзи была предоставлена самой себе. Обстоятельства сложились так, что Сьюзи позабыла и сон, и леденцы; ее тяжелые мозги пришли в движение. Корзину обнаружат не сегодня, так завтра, и тогда беды не миновать. Сьюзи пыталась понять, что приключилось с Бетти, ведь прежде та никогда их не обманывала.
Бетти жила в маленьком домике в полумиле от «Лавандового дома». Крепкая, краснощекая старушка жила в значительной степени на средства школьниц. Ее вишневые деревья из года в год приносили плоды для воспитанниц миссис Виллис. Кроме того, ежедневно рано утром Бетти отправлялась в Сефтон и приносила оттуда вкусные пирожки и бриоши[12]. За садом находилось укромное местечко. Там Бетти располагалась со своим товаром, раскладывая его самым соблазнительным образом, и маленькие лакомки неизменно туда приходили. Бетти дорого продавала свой товар, но так как она часто отпускала его в кредит, то легкомысленным девочкам и в голову не приходило, что они платят за все втридорога. Лучшие ученицы, конечно, не имели ничего общего с Бетти, но Энни Форест, Сьюзи Драммонд и многие другие воспитанницы были постоянными покупательницами. Редкий день проходил без того, чтобы юные леди не заглянули в укромное местечко.
Когда же затевался особый кутеж, вроде ужина в чулане, Бетти проявляла чудеса кулинарии. Никто лучше нее не сумел бы приготовить чудесные закуски, ведь она хорошо изучила вкус юных барышень. Она заламывала высокие цены, но зато все было бесподобно – так по крайней мере казалось маленьким лакомкам.
– Все у вас будет, мои красавицы, все будет, – говорила торговка, улыбаясь во весь рот. – Положитесь на Бетти, миленькие мои, она все устроит.
Для пирушки на «волшебном поле» Бетти постаралась на славу. Все было принесено и ловко спрятано в лавровых кустах. Условлено было, что рано утром она незаметно заберет корзинку обратно.
Поэтому неудивительно, что Сьюзи, прогуливаясь, чтобы «согреться», продолжала дрожать. Бетти не приходила за корзинкой, и на своем обычном месте за садом она тоже не появлялась. Неужели старуха захворала? Когда эта мысль пришла Сьюзи в голову, она совсем перетрусила. Корзинку обязательно найдут. Тот же Ровер, привлеченный вкусными запахами, может вытащить ее, или садовник наткнется на нее. Что же делать? Спрятать корзинку негде. И тут внезапная мысль озарила Сьюзи: с полчаса ее не хватятся, за это время она успеет сбегать к Бетти и вернуться.
Девочка внимательно осмотрелась: мисс Гуд ушла в дом, мисс Дейнсбери играет с детьми, француженка лежит с мигренью. Сьюзи свернула с аллеи, по которой ей приказано было прогуливаться, пробралась в огород, перелезла через забор и во весь дух припустила к домику Бетти. Ей навстречу попалась карета, и Сьюзи показалось, что в ней сидят сестры Брюс. Но она не посмела задерживаться и побежала дальше в надежде, что ошиблась.
Через четверть часа Сьюзи остановилась возле дома Бетти и перевела дух. Перед окнами росли вишневые деревья, несколько перезрелых вишен валялись на земле. Сьюзи постучала, но ответа не последовало. Дожидаться было некогда, девочка повернула ручку, и дверь открылась. Бедная Бетти, скрюченная ревматизмом, лежала на убогой постели.
– Господи, Боже мой! Да неужто это вы, моя красавица! – воскликнула старуха, когда Сьюзи, вытирая пот и тяжело отдуваясь, подошла к ее кровати.
– Я пришла сказать, Бетти, что вы забыли корзинку.
– Не забыла, моя красавица, не забыла, да вот ревматизм замучил меня, ни рукой, ни ногой пошевелить не могу. Уж я думала о вас, красавицы мои. Скучно вам, поди, без сластей-то. Да и вишни даром на земле гниют, просто сердце разрывается.
– И правда, – согласилась Сьюзи, глядя в отворенную дверь. – Спелые вишни, и какие сочные: я возьму несколько штук, Бетти, и заплачу вам потом. Но как же быть с корзинкой? Вы обязательно должны забрать ее. Если корзинку найдут, мы пропали, и тогда прощайте ваши барыши.
– Ох, мисс, я бы на коленях поползла, лишь бы отвести от вас беду. Так ведь даже подняться не могу, вот горе-то! Доктор говорит, что ревматическая лихорадка у меня завелась.
– О Господи, что же делать! Ведь мы погибнем, если корзина отыщется.
– Да ведь кусты-то густые, красавица; вряд ли отыщется.
– Ах, какая вы несносная! Если я говорю, что отыщется, значит, я знаю. Непременно возьмите корзинку или пошлите за ней.
Старуха задумалась.
– Разве что послать Мозеса, – проговорила она. – Он ловкий мальчишка. Это четвертый дом отсюда, мисс. Мозес его зовут, Мозес Мур. Я дам ему пинту[13] вишен за работу. Вот если бы вы потрудились послать ко мне Мозеса, мисс Сьюзи! Эх, не хочется мне впутывать чужого человека в ваши дела. Он ведь не то, что старая Бетти!
– Ну, делать нечего! В каком доме живет этот мальчик?
– Четвертый отсюда, красавица. Мозес Мур. Такой веснушчатый мальчик с бельмом на глазу. Пошлите его ко мне, голубушка; только ничего не говорите о вишнях, а то он просто украдет их, плут!
Сьюзи, не теряя ни минуты, пустилась бежать обратно, прихватив горсточку вишен, чтобы освежиться по дороге. Ей посчастливилось застать Мозеса дома, и она послала его к старой Бетти. Мальчишка загоготал и лукаво посмотрел на нее; но упоминание о вишнях сделало его сговорчивее: поторговавшись и потребовав кварту[14] вместо пинты, Мозес согласился встать в четыре часа утра и забрать корзинку.
Глава XXXV
Грустные мысли
Энни в детстве видела много горя и лишений; она на собственном опыте знала, что значит «катиться вниз». Родители ее прежде были богатыми людьми, жили в большом доме, держали лошадей, баловали дочку, к которой были приставлены две няни. Впрочем, сама Энни этого времени не помнила – самые ранние ее воспоминания относились к жизни в скромном доме, с небольшим количеством слуг. Мать часто плакала; отец редко бывал дома. Потом уже и своего дома не стало; они жили в маленькой квартире. Няня ушла, Энни гуляла с матерью и спала в коляске в ее комнате. А потом настали совсем трудные времена. Мать лежала больная, а отец, высокий красивый мужчина, взяв Энни на руки, целовал ее, наказывая быть мужественной и беречь мать. Потом он уехал и не вернулся. Энни с матерью становились беднее и беднее, из квартиры переселились в одну-единственную комнату и даже не каждый день обедали. Мать, несмотря на утомленные слезами глаза, стала заниматься шитьем. Энни замечала, что мать кашляет. Дела шли все хуже. И тут неожиданно появился ангел-утешитель, а вместе с ним и некоторый достаток: доктор и питательная пища для матери, книги и игрушки для ребенка. Когда же мать Энни умерла, девочка отправилась в «Лавандовый дом» с тем самым ангелом-утешителем, который успокоил ее мать на закате дней.
– Энни, я всем обязана миссис Виллис, – сказала мать перед смертью. – Мы знали друг друга еще в юности, и теперь благодаря ей я ни в чем не нуждаюсь. Когда меня не будет, она позаботится о тебе. Я не в состоянии ее отблагодарить. Постараешься ли ты сделать это за меня?
– Да, мама. Я буду ее очень, очень любить, – пообещала девочка, глядя на умирающую большими черными глазами.
Энни сдержала слово. Она не просто любила, она обожала свою воспитательницу, которая была так добра к ней и к ее матери. Несмотря на все свои недостатки, Энни была жизнерадостной натурой. Ей было так же трудно не резвиться и не смеяться, как цветку не поворачивать головку к солнцу. В самые грустные дни Энни удавалось рассмешить мать. Все ее шалости были донельзя забавны.
