Юзеф Принцев - Скачу за радугой
— Ни в коем случае! — задохнулся Вениамин. — Бревна бы накатить, а там всего ничего!
Генка поднялся со скамьи и тоскливо сказал:
— Тяжелые они…
Он медленно побрел к дачам, а Вениамин сидел, смотрел ему вслед виновато и смущенно и все снимал и опять надевал очки.
…Солнце светило прямо в глаза. Он отворачивался, утыкался лицом в бревенчатую стену, но свет все равно бил по векам, заставлял еще плотнее закрывать глаза, и от этого усилия он почти просыпался, но тут же опять засыпал, успевая удивиться тому, что ослепляющие эти лучи не несут с собой тепла. А холодный свет настойчиво пробирался под сомкнутые веки, резал глаза, гнал сон…
«Проспал!» — испуганно ахнул Генка и сел на койке.
Спальня была залита голубым светом. Качалась в окне круглая луна. Генка протер глаза. Это ветер клонил лохматую ветку, а казалось, что луна повисла на ней и раскачивается, сияя от удовольствия.
«Ночь…» — облегченно вздохнул Генка и опять засмотрелся на луну. Она была такой полной, что не помещалась в окне, а светила так, что видны были латунные дырочки для шнурков на ботинках.
Генка спал одетым. Сначала он хотел совсем не ложиться и пересидеть эти три часа на крылечке, чтобы вовремя разбудить ребят. Потом замерз и пришел в спальню. Он помнил, как прилег, не раздеваясь, чтобы отошли занемевшие от долгого сидения ноги, а когда заснул, не помнил. Наверно, сразу, как только голова коснулась подушки.
Но не проспал!
Луна разбудила. Генка вдруг встревожился: не лунатик ли он? Потом сообразил, что лунатики не просыпаются, а ходят по дому и по крышам во сне. Но никого из ребят лунища эта не разбудила. Хотя их сейчас не то что луной — пушкой не разбудишь!
Генка сидел на койке и смотрел на спавших ребят.
Шурик, подложив под щеку ладонь, уютно свернулся калачиком. Пахомчик лежал на спине, вытянув руки по швам. Конь смешно открыл рот и разметал ноги, как будто бежал. Игоря вообще не было видно: укрылся с головой одеялом и посапывал там, как сурок в норе.
На Тяпу Генка не посмотрел.
«Надо будить…» — подумал Генка.
Он подошел к Пахомчику и тихо свистнул. Пахомчик вскочил, как солдат по тревоге, и молча принялся одеваться.
Генка легонько толкнул Коня. Тот повернулся на другой бок. Генка дернул его за ногу. Конь брыкнулся и зашлепал во сне губами. Генка разозлился, выдернул у него из-под головы подушку. Конь спал.
Генка беспомощно оглянулся на Пахомчика. Тот подошел, поднял Коня за плечи, поставил босыми ногами на пол. Конь открыл глаза.
— Очухался? — спросил Пахомчик и на всякий случай шлепнул Коня по затылку. — Одевайся!
Конь сердито засопел и потянулся за рубашкой. А Генка стоял над Игорем и дул ему в ухо.
— Встаю, встаю… — чистым, ясным голосом сказал Игорь и продолжал спать.
Генка рассмеялся. Он точно так же отвечал матери, когда та будила его по утрам. Тем же голосом и теми же словами. Лишь бы выгадать еще хоть пять минуточек сна!
Генка смеялся и тряс Игоря за плечо.
— Уже встал, — объявил Игорь, не открывая глаз, и потянул на голову одеяло. Генка успел сдернуть его на пол. Без одеяла Игорь спать не мог, и Генка спокойно перешел к койке Шурика. Постоял над ним, глядя на его измученное даже во сне лицо, и не стал будить. Только переглянулся с Пахомчиком. Тот понимающе кивнул, и Генка пошел к выходу.
Круглая луна задевала верхушки деревьев. Шифер на крышах поблескивал, как чешуя какого-то диковинного зверя. Посыпанные песком дорожки стали белыми, а трава черной.
Держась у стен дач, ребята вышли к березнячку за изолятором и вдруг остановились.
На пеньке сидела Оля. Воротник лыжной курточки был поднят, руки она держала под мышками, зябко горбилась и была похожа на лесного гномика.
— Ты зачем здесь? — подошел к ней Генка.
— Вас жду, — непослушными губами ответила Оля.
— Зачем? — хотел рассердиться Генка и не смог. — Спала бы.
— Еще чего! — поднялась с пенька Оля. — Я и не ложилась. А вы проспали, да?
— Немного, — признался Генка.
Они разговаривали шепотом и стояли так близко, что от Генкиного дыхания легкие Олины волосы разлетались на лбу и у висков. Генке захотелось дунуть посильнее, чтобы они совсем спутались, он с трудом удержался и, хмурясь, сказал:
— Нечего тебе там ночью делать.
— Есть! — возразила Оля и сама дунула на легкую прядку, упавшую на глаза. — Щепки везде валяются, опилки надо собрать. Да мало ли!
Она вгляделась в стоявших поодаль мальчишек и спросила:
— А Веня где?
— Не знаю, — пожал плечами Генка. — Пошли?
— Пошли! — улыбнулась ему Оля.
* * *В лесу было тихо.
От выпавшей с вечера росы поднимался туман и белыми полосами стелился по траве. Луна светила так ярко, что были отчетливо видны даже зубчики листьев на верхних, самых тоненьких ветках. Сверкали капельки росы на кустах, голубовато светился мох, молочно-белые березы будто выплывали из низкого тумана, медленно падал пух с осин, все серебрилось и переливалось, и не понять было: зима вокруг или лето?
Ребята шли медленно, ступали легко и мягко, на всю ступню, чтобы не треснула под ногой сухая ветка, не нарушила бы голубую эту тишину.
Генка остановился так неожиданно, что шедшая за ним Оля ткнулась носом ему в затылок.
— Что? — спросила она встревоженным шепотом.
Генка молча пятился к зарослям орешника, тесня спиной остальных.
По опушке бродил человек. Он наклонялся к низкой жесткой траве, поднимал что-то с земли и кидал в ведерко, привязанное к поясу. Иногда присаживался на корточки, раздвигал ладонью траву, посвечивал фонариком и медленно шел дальше.
Генка вгляделся в него и узнал дядю Кешу.
— Выползков ищет… — дыша Оле в затылок, зашептал Пахомчик.
— Кого? — обернулась к нему Оля.
— Червей дождевых, — объяснил Пахомчик. — Для рыбалки. — Он кивнул в сторону старой раскидистой березы. К ее стволу были прислонены длинные самодельные удилища.
— Тихо вы! — шикнул Генка и показал рукой на тропинку, уходящую в сторону от опушки. По ней тоже можно было выйти к просеке, которая вела к землянке. Дорога удлинялась почти вдвое, но другого выхода не было.
Конь, шедший последним в цепочке, оказался теперь первым и с важным видом двинулся по тропинке в глубь леса.
За ним, пригнувшись, чтоб не задеть низкие ветки орешника, потянулись остальные.
Оля оглянулась на отставшего Генку. Он махнул ей рукой: «Иди!» Оля пожала плечами и медленно пошла за ребятами.
Генка встал у самой кромки кустов, почти не скрываясь, и смотрел на дядю Кешу. Ему хотелось, чтобы тот оглянулся, увидел его, удивился, зачем он ночью в лесу, и Генке пришлось бы тогда рассказать ему обо всем. Дядя Кеша не поверил бы, что они сами тесали бревна, строгали доски для нар, навешивали двери, и Генка повел бы его к землянке. Пусть смотрит!
Генка даже шагнул вперед, на опушку, но дядя Кеша уже взял удочки и уходил через сосновый бор к реке. Генка постоял еще немного и прямо через орешник, обдираясь о кусты, пошел к просеке.
Ребята ждали его на повороте, у большого камня, от которого узенькая тропинка вела к землянке. Вид у них был растерянный.
— Заблудились? — насмешливо спросил Генка.
— Слушай! — обернулась к нему Оля.
Генка прислушался. В лесу, в той стороне, где стояла землянка, раздавались глухие удары.
— Лес валят… — сказал Конь.
— Ночью-то? — возразил Пахомчик.
— А что? — вскинулся Конь. — Может, это тот парень… Ворюга этот… Бревна наши раскидывает!
— Пошли! — бросился вперед Генка.
Пахомчик догнал его и, сжимая в кулаке подобранный где-то увесистый сук, задыхаясь, сказал:
— Ты, Ген, первый не лезь… Зуб у него на тебя… Пусти-ка!
Он попытался оттереть Генку плечом, но тот увернулся и, прижав подбородок к груди, бежал вперед.
Когда тропинка стала шире, Пахомчику удалось обогнать Генку, он первым вырвался к землянке и, увидев темную фигуру на крыше, крикнул:
— Эй ты!..
Человек присел от неожиданности и, не удержавшись на краю крыши, неуклюже прыгнул вниз.
Замахиваясь суком, к нему подбегал Пахомчик, сзади наседал Генка, за ним бежали Конь, Игорь и Оля.
— Вы что? — растерянно спросил человек. — Да вы что?! — И, отступая от набегающих на него ребят, вдруг крикнул знакомым тонким голосом: — Смирно!..
Пахомчик ахнул и остановился. Генка налетел на него, и оба упали. На них повалились остальные. И пока они разбирались в чужих и своих руках и ногах, Вениамин стоял над этой пыхтящей и хохочущей кучей-малой и сердито выговаривал:
— Вы что, совсем уже? Дубинками обзавелись? А если бы по голове? Кто отвечать будет?
— За что? — задыхалась от хохота Оля. — За голову?
— Хотя бы! — сердился Вениамин. — Думаешь, она мне не нужна? Пригодится еще!
