Роберт Макклоски - Приключения Гомера Прайса
И все согласно кивали и с особым наслаждением пили кофе и ели пончики. Все, кроме Гомера. Несколько раз он попробовал свой кофе и делал при этом такие ужасающие гримасы, что смотреть было страшно. В конце концов он сказал:
– А что, если я вообще не люблю кофе? Зачем...
– Зачем?! – закричал профессор. – Вы спрашиваете «зачем», молодой человек? Но вы лучше спросите: «Куда?» И я отвечу вам:
«Всюду!» Добавлять «иещеболее» можно и даже нужно всюду! Оно заставит розу пахнуть еще лучше, кудри – сделаться еще кудрявее, чудесную музыку стать еще чудесней! Вы, конечно, достаточно умны, друзья мои, чтобы понять неограниченные возможности этого вещества. И вот оно здесь, перед вами, в удобной упаковке...
Оно перед вами – оптом и в розницу... Купите одну лишь банку, и вы будете обеспечены до конца своих дней! Не бойтесь, что оно протухнет, прокиснет или потеряет свои свойства. Нет! Оно всегда и везде останется таким же, всегда и везде сохранит свою силу... И это чудо вы можете приобрести за пустяковую цену – всего за пятьдесят центов, за пять даймов, за полдоллара! Полдоллара – и вечно действующее вещество «и еще более» можете считать своим! Не теряйте этой возможности, люди! Не теряйте, чтобы потом не пожалеть!..
Шериф первым «не потерял этой возможности» и вынул из кармана пятьдесят центов.
За ним стали обладателями драгоценных банок судья и дядюшка Одиссей. Даже Далей одолжил у судьи полдоллара и купил одну банку.
Профессор уже собирался захлопнуть крышку чемодана, когда Гомер спросил:
– А если я не люблю кофе и натрясу в него эту штуку, значит, кофе будет еще более противным?
– Еще противней, чем ты, несносный мальчишка, – буркнул профессор. – На вот тебе...
Он быстро всучил Гомеру банку без всяких денег. «В виде премии», сказал он, еще быстрей захлопнул чемодан, повесил трость на руку, натянул перчатки, поправил шляпу – и исчез за дверью.
– Ну, я пошел, – первым нарушил молчание Далей. – Попробую дома эту штуку.
– Я поже тошел, – сказал шериф, – то есть я хотел сказать – тоже пошел.
– До свидания. Одиссей, сегодня неплохой денек, – сказал судья. Он всегда бывал вежлив не в зале суда.
– Да, да, – рассеянно ответил дядюшка Одиссей, который в это время выбирал для себя два пончика.
Оставшись вдвоем с Гомером, дядюшка Одиссей положил свои пончики на два разных блюдца и один из пончиков основательно побрызгал веществом «иещеболее». Затем он откусил от одного, от другого, снова от первого, опять от второго. Потом дотер подбородок, почесал затылок, подозвал Гомера, и они стали пробовать вдвоем.
– Нет, будь я проклят! – сказал наконец дядюшка Одиссей.
– А знаете, – вспомнил Гомер, – сегодня никто не платил ни за кофе, ни за пончики.
– Будь я проклят, – повторил дядюшка Одиссей, – и еще более!..
На следующий день, когда дядюшка Одиссей, как обычно, подремывал за своим прилавком, отворилась дверь и вошел судья.
– Послушай, судья, – сказал ему дядюшка Одиссей, еле ворочая языком. Ты что-нибудь замечаешь во мне?
Судья внимательно оглядел дядюшку Одиссея и потом казал:
– Я замечаю повышенную сонливость.
– Вот-вот, – сказал дядюшка Одиссей и зевнул, – то же говорит и моя Агнесса.
Кричит, я всегда был ленивым, а теперь стал и еще более... Только это неверно, судья. Просто я не выспался. Дело в том, что я насыпал этого «иещеболее» себе на матрас, чтобы он стал еще более мягким...
– Ну, и помогло? – спросил судья.
– Помочь-то помогло, да несколько капель попало, как видно, на ту самую пружину, которая скрипела громче всех... Ну, и она стала – представляешь себе? – и еще более скрипучей! Глаз не мог сомкнуть всю ночь... Привет, шериф!
Да, это сам шериф поспешно, словно боялся, что без него что-то произойдет, входил в кафе.
– Джентльмены, – сказал судья торжественно, – я хочу сделать заявление. Боюсь, что и во мне происходят какие-то серьезные изменения – внутренние, а также внешние. Я такой же, как всегда, но только и еще более...
А шериф печально добавил:
– Почу хризнаться, воследнее премя я и еще более сутаю плова и састо чам не догу могадаться, что я сакое тказал.
– Да, тут что-то не так, – мрачно заметил дядюшка Одиссей. – Спросим-ка у Далей.
Он тоже был с нами.
На счастье. Далей как раз в это самое время шел по городской площади, прямо по газону. Он споткнулся о столбик с вывеской «По газонам не ходить!», чертыхнулся, сплюнул, выдернул столбик из земли и швырнул его прямо в монумент. Потом зацепил ногой мусорную урну и уж только после этого направился в сторону кафе. Далей Дунер после истории с гигантскими сорняками и в самом деле стал очень нервным.
– Он такой же, как всегда, и даже еще более, – сказал дядюшка Одиссей. – Наверно, весь день поливал себя этим веществом. Может, даже пил его.
А судья и шериф закивали головами. Бам! – грохнула дверь, пропустив через себя Далей Дунера. Гомер и его друг Фредди были тут же и с любопытством смотрели на еще более сонного дядюшку Одиссея, еще более важного судью, еще более подозрительного шерифа и на еще более невыносимого из горожан по имени Далей Дунер и по прозвищу Дунер-Плюнер.
– А как себя чувствуешь ты, Гомер? – спросил дядюшка Одиссей.
– Очень хорошо, – ответил Гомер. – А вот у вас ужасно сонливый вид. Может, сенная лихорадка?
– Что ты сделал со своей банкой этого «иещеболее»? – спросил дядюшка Одиссей, с трудом отгоняя сон.
– А, с этим... – сказал Гомер. – Мы с Фредди побрызгали как следует радиоприемник, чтобы слышимость была лучше. Вроде немного помогло, но зато стало больше помех и избирательность хуже. Тогда мы взяли отвертку и вскрыли эту банку с «иещеболее».
– Ну? – спросили все.
– Ну, и вот, – сказал Гомер.
– Она была пустая, – сказал Фредди и пожал плечами.
– Вещество невидимое, – напомнил судья.
– Она пустая была! – повторил Фредди с вызовом.
– Пустее пустого, – сказал Гомер. – И еще более!
– Выходит, нас окунули, то есть обманули! – закричал шериф. – Я все время так думал!
– Наше богатейшее воображение, – сказал судья, – увело нас немного в сторону.
– Профессор здорово облапошил нас, – произнес дядюшка Одиссей несколько более оживленно.
– Вот, судья, – сказал Далей, вручая ему свою банку с «иещеболее», теперь мы в расчете, и я больше не должен вам пятьдесят центов.
– Угощайтесь пончиками, ребята, – ласково предложил дядюшка Одиссей Гомеру и Фредди.
Чаще всего он делал это, прежде чем попросить о чем-нибудь.
– Вот что, ребята, – сказал он потом, – главное, смотрите, чтоб не узнал папаша Геркулес. А то нам всем житья не будет.
Гомер немного поколебался, но не очень долго, и как только он и Фредди запаслись пончиками в достаточном количестве, Гомер тихо сказал:
– Он уже знает.
– Что?! – вскричали шериф и дядюшка Одиссей. – Ага. Когда мы приделали обратно крышку, я подумал, лучше отдать банку дедушке Геркулесу. Он ведь любит такие штуки, вы знаете.
– Ну, и что сказал этот карый стозел... то есть старый козел? – спросил шериф.
– Он сказал... – ответил Гомер, – что, когда он был молодой, эта штука продавалась навалом и куда дешевле. И никому в голову не приходило собирать ее в банки и закрывать крышкой...
– Так-так, продолжай, молодой человек, – сказал судья.
– Еще он говорил, – продолжал Гомер, – что никогда жизни не пробовал это самое «иещеболее» и что он хочет осмотреть, не сделалось ли оно слабее, чем раньше...
Ну, и продал ему свою банку за доллар...
– Да, ты мой племянник! – воскликнул дядюшка Одиссей. – И еще более!
– Нас всех обманули! – повторил шериф. – Жаль, я не упрятал его за решетку!
– У нас нет такого закона, – сказал судья. – У нас свобода торговли.
– Привет всем! – услыхали они, и в дверях кафе появился сам папаша Геркулес.
– Как поживаете? – спросил его судья.
– Лучше всех, – ответил папаша Герк.
– Куда вы ее девали? – спросил Далей.
Папаша Герк удивленно посмотрел на него, а потом сказал:
– А, ты, наверно, про эту банку с «иещеболее». Я долго думал... Ведь такой старый человек, как я, не может израсходовать эту вещь как попало. Он должен истратить ее на самое, самое, пресамое главное... И вот, после долгих раздумий, я понял, что же мне делать... И я вышел в сад и нашел там свободный кусочек нашей доброй, старой земли. И я стал трясти эту банку над землей, пока у меня рука не заболела. А потом я снял крышку и налил в банку воды, и эта вода была, конечно, и еще более мокрая, и еще более влажная, чем всякая другая...
– Ну, и что же? – спросил дядюшка Одиссей.
– После этого, – сказал папаша Герк, – я полил этой и еще более мокрой водой кусочек нашей доброй, старой земли, и земля промокла почти насквозь, до Китая...
А потом я с трудом выпрямился и поглядел вокруг. И я увидел, как все кругом прекрасно – как зеленеет трава, и цветут деревья, и поют птицы. И мне стало так радостно... так хорошо... И еще более! И я подумал:
