KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Детская литература » Детская проза » Василий Большак - Проводник в бездну

Василий Большак - Проводник в бездну

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Василий Большак, "Проводник в бездну" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Добрый вечер, казак!

Гриша пошевелил шершавыми, потрескавшимися губами:

— Добрый…

Она сняла с мальчишки рубашку, достала из кошёлки трубочку, приложила её к худенькой Гришиной груди.

— Дыши глубоко, та-ак, нормально дыши, та-ак… Теперь повернёмся спинкой, та-ак. Дышим глубоко. Ещё. И ещё. Та-ак.

Гриша почувствовал, как врач положила холодную ладонь ему на спину и постучала пальцем о ладонь: стук-стук, стук-стук.

— Оденьте мальчика. — Женщина вынула из корзинки несколько пакетиков, подала Марине. — По три таблетки ежедневно. Это оттуда, с Большой земли… Очень хорошее лекарство.

«Оттуда», — мысленно повторил Гриша. Сашко, Митькин брат, говорил: теперь к партизанам самолёты прилетают, лекарства привозят, раненых забирают.

«Оттуда» — из Москвы, значит. Выходит, о нём побеспокоились в самой Москве… Ну, конечно, он понимает: там, в Москве, не знают, что есть в селе Тара-нивка пионер Гриша Мовчан. Но лекарства передали и для таких, как Гриша…

Прощаясь, врач спросила:

— Что передать комиссару?

— Спасибо вам, тётя.

— Не меня благодари! Антона Степановича!

Язык еле ворочается во рту:

— И Антону Степановичу… А я… выздоровлю?

— А как же! Ещё попляшу на твоей свадьбе! — ответила, улыбаясь, врач.

Мать встала на пороге.

— Спасибо! Не знаю, как вас звать-величать.

— Доктор, и все…

— Понимаю, понимаю. Спасибо вам за всё…

Марина спохватилась, кинулась к шкафчику с посудой.

— Хотя немножко подкрепитесь на дорогу! Я сейчас…

— Благодарю, но я тороплюсь. Будьте здоровы!

Мать днями и ночами просиживала у постели

Гриши, смотрела на его пересохшие, потрескавшиеся губы, на бледное лицо и будто перебрала в памяти каждый день сына от самого рождения.

Бывало, распеленает перед купанием, а свекровь снимет с гвоздя пучок сухого любистка и бросит в купель.

— Зачем вы, мама?

— Чтобы любезный был с людьми.

А то внесёт высушенные цветы, протянет молодой матери.

— Что это?

— Ласкавцы, дочка. Чтобы ласковым был.

Стелются перед Мариной воспоминания белым полотном, кудрявым спорышем, отзываются песней соловьиной…

Гриша выздоравливал долго. Пришла весна, но мальчишка по-прежнему оставался хилым.

— Просто светится ребёнок. — Баба Оришка жалостливо обращалась к невестке. — Считай, всю зиму пролежало дитя…

— Болезнь не свой брат. Вымотала. Тут взрослого прихватит, так не знаешь, как лечь, как сесть. А это ребёнок. Сколько в нём той силы?

Марина, как только начал выздоравливать сын, помолодела, румянец снова просвечивал сквозь её смуглую кожу.

— Род наш, сынок, живучий, жилистый. Вот солнышко пригреет, оживёт лес — веселее станет.

Гриша чувствовал себя лучше, когда прибегал его неизменный друг Митька. Вскочил в купель ледяную и Митька, а ничто к нему не пристало, никакая болезнь. И сейчас вот с расстёгнутым воротом явился. Вместе с ним входили в хату терпкие запахи сосны и талого снега, ветра весеннего, а позже и цвета яблоневого… А ещё приносил Митька вести из мира, который Грише пока что был недоступен. И те вести заставляли быстрее биться впечатлительное мальчишечье сердце.

Наклонившись к Грише, Митька шептал так, чтобы не услышали бабушка и маленький Петька:

— Уже третий месяц не показывается Сашко. Мать плачет. А отец говорит: «Молчи, глупая. Сын знает, что делает».

— А где же он?

— Где? — гордо поджимает губы Митька. — В рейд пошёл с партизанами.

— А что такой рейд?

Митька морщит лоб и объясняет:

— Ну, гитлеровцев пошли колошматить по сёлам, чтобы тем жарко было… Далеко пошли…

Молчит Гриша, с завистью думает: смотри, друг всё знает, а он лежит и мамины да бабусины побасёнки слушает.

— А того эсэсовца, который Олю убил, на фронт отправили, горячо дышит Грише в ухо товарищ, вытряхивая из себя, словно из кошёлки, новости.

— Жаль, — вздыхает Гриша.

— Того эсэсовца тебе жаль? — наеживается рыжий Митькин чуб.

— Жаль, что здесь его не отправили, как те ироды говорят, к гросхватерам [6], — подаёт голос бабуся.

Митька искренне удивляется.

— У вас такой слух…

— А вы что же думаете, если я старая, так, значит, глупая, так, значит, слепая и глухая?

— Мы ничего не думаем…

— Я, если надо, всё услышу. — Бабуся пожевала губами, добавила: — Но такой ирод ещё попадёт в могилевскую губернию. По-па-дет! Вижу: всё к тому движется!

Митька сообщает, что вместо этого эсэсовца назначили кого-то другого. Его и не видели в Таранивке, партизанов боится… Сидит в райцентре под охраной гарнизона.

— Ещё не то будет фюлерам проклятым! Захлебнутся в своей крови, басурманы! — комментирует Митькины слова бабуся.

Гриша завидует другу — тот действительно всё знает. Может, ходит в лес к дядьке Антону, но молчит, потому что это военная тайна… А тут лежи лежнем, лечись. А когда выздоровеешь, никто не знает. Бабуся успокаивает:

— Скоро и ты поднимешься! Ещё успеешь, того… с козами на торг.

И пришло время — встал Гриша на ноги, вышел из хаты и чуть не упал от пьянящих лесных запахов, будто даже земля закачалась под ногами. Обессиленный, прислонился Гриша спиной к шершавому стволу шелковицы.

Громко скрипнула калитка, и во двор вошли староста Мыколай и полицай Кирилл Лантух.

— Конь в хлеву? — сухо спросил Мыколай Марину, выросшую в дверях.

— В хлеву, — едва слышно вымолвила Марина.

— Выводи! — приказал Кирилл.

Марина молчала, не двигаясь с места.

— Что это ты будто в рот воды набрала? — насупился Мыколай.

— Потому что фамилия наша Мовчаны. Сам знаешь: молчуны,

Мыколай потоптался, буркнул:

— Временно. На операцию коня берём.

— Ваша воля…

— Конечно, наша! Ты никак не привыкнешь? — окрысился Лантух.

— Да привыкаем…

— Привыкай, Марина! — оба, словно жеребцы, заржали.

Потом Мыколай вновь насупился. Лантух возился со сбруей, а Мыколай вполголоса, чтобы не слышал полицай, неожиданно признался:

— Думаешь, мне не осточертело всё это? Взял бы плюнул на всё, бросил бы к чёртовой матери… Э-эх!

— Кто же тебе мешает? Брось!

Мыколай покрутил бычьей шеей, будто она была в хомуте и тот хомут тёр холку.

— Очень далеко, Марина, я зашёл. У-у, далеко! Очень глубоко шею всунул в петлю. Назад возврата уже нет. Нет, Марина! — Последние слова не сказал, а выдохнул.

— А ты покайся, — искренне посоветовала Марина.

— Им? — кивнул на лес Мыколай.

— Им.

Снова он покрутил бычьей шеей. В его красивых глазах Марина увидела страх, переплетённый с тоской, устоявшейся, давней.

— Москва слезам не верит.

И Марине показалось — нелегко дались ему эти слова. Не сказал, а простонал обречённо. Она ответила на тот стон по-женски просто:

— А ты попробуй, может, и поверят.

Ничего не ответил Мыколай, только насупился ещё больше. Подошедшему рябому Лантуху сказал жёстко:

— Давай, Кирилл, погоняй!

Поплелись со двора пан староста и пан начальник полиции, а Марина ещё долго стояла, смотрела им вслед. «Что стряслось с Мыколаем? Почему это он вдруг так заговорил? Инте-рес-но!»

ГРОМ ЗА ЧЕРНОБАЕВКОЙ

Проходили дни как годы, месяцы как столетия, а годы как вечность. Люди с нетерпением ждали громов с востока. И загремели они, долгожданные грома, за Чернобаевкой. Бабушка размашисто крестилась не на иконы, а на те грома и приговаривала, ни к кому не обращаясь:

— Слава тебе, господи, и тебе, царица небесная. Прислушались к нашим молитвам, к вдовьим слезам.

Вскоре двинулись немецкие обозы. И всё на запад, на запад. Гриша заметил — фашисты на восток спешили длинными железнодорожными эшелонами и автомашинами, горланили свои пески-марши. А теперь возвращались чаще всего на подводах. И танков будто бы меньше стало, и людей не очень густо, и песен не слышно…

В середине сентября, благословляя грома за Чернобаевкой, таранивцы укручивали домашние пожитки в узлы, запрягали, кто имел, коней, торопливо кидали на подводы домашнее добро, какое было под рукой, спешили к лесу. Спешили, потому что из соседних сёл приходили страшные вести: отступая, гитлеровцы сжигают сёла, а жителей, как скотину, гонят на запад…

Готовились в дорогу и Налыгачи, с Лантухами. Только в обратную сторону. В субботу с утра вынесли на дорогу мешки со всяким добром, ждали машину «ослобонителей». Но грузовики пролетали мимо них, гитлеровцы не обращали внимания на «голосование». Однако предприимчивому Кириллу всё же удалось остановить один грузовик, полицаи показали свои холуйские повязки на рукавах.

— Век, век![7] — высунулся из кабины небритый офицер.

Мыколай кинулся к кузову и там увидел среди солдатни безбрового панка из районной управы, зверовато сжавшегося в углу.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*