Зоя Журавлёва - Ожидание
А сама почему-то уже смеюсь. Как она сказала, эта бабушка!
— Ну и слава богу! — смеётся бабушка. — А то я уже испугалась. Дед вернётся из города, а от внучки — одни осколки. Он же меня загрызёт, я его знаю…
— А по правде? — говорю я. — Никита сказал!
— Ишь ты! — смеётся бабушка. — Какой стал разговорчивый! — И уже серьёзная, даже сердится. — А по правде, — говорит, — я такую глупость даже не хочу слышать!
Не хочет — и всё. Вот как она сказала.
— А когда папа приедет? — говорю я.
— Никуда он не денется, твой папа, — говорит бабушка. — Ты же знаешь, какая у них работа, у этих родителей.
Всё равно не сказала когда.
— А мама? — говорю я.
— Сегодня-завтра, — говорит бабушка.
— Это ты уже говорила.
— И опять говорю! Мама сегодня-завтра приедет. И нечего разговаривать! Всякие глупости тут с тобой говорим, а обед стынет.
Мы его не сами варили, и нечего ему стыть…
Правда, у Прасковьи Гавриловны пирог пригорел. А нас нет! Интересно, где мы шатаемся? Алёна уже сидит и по столу ложкой лупит. Подавай ей пирог! И Арфа бьёт хвостом.
— «Не жилец» называется! — ворчит на Арфу Прасковья Гавриловна. — Только бы лопать! С волчьей пастью вредно так много лопать. Слышишь? Тебе говорю!
Арфа слышит. Скачет и бьёт хвостом. Смотрит на стол.
— А пирог не жидкий! — хохочет Алёна. — Нам пирог не вредно!
— Ты-то тут при чём? — удивляется моя бабушка.
Мы уже садимся за стол.
— Ого, ещё гости, — говорит Прасковья Гавриловна.
Это Вера Семёновна. Она не гость. Она как раз с неприятным делом зашла. Ей срочно нужно с Алёниной бабушкой поговорить. Ведь Алёна Никиту избила! Расквасила ему нос. Еле-еле кровь удалось остановить. Это же безобразие! Знает ли Алёнина бабушка, что вытворяет её Алёна?
— Знаю, — говорит Прасковья Гавриловна. — Алёна мне рассказала.
Но Вера Семёновна, к своему удивлению, даже не видит, чтоб Алёна была наказана. Она наоборот — ест пирог. А Никита всё плачет.
— Значит, ему есть с чего, — говорит Прасковья Гавриловна.
— То есть как? — удивилась Вера Семёновна.
Тут бабушка говорит нам с Алёной:
— Луку ещё сорвите! Срочно!
Нарочно придумала, чтобы мы из комнаты вышли. Лук — вон он, лежит. Просто, значит, у них такой разговор: взрослый.
— Мы и так уйти можем, — говорю я. — Без луку.
— Вот и уйдите! — смеётся бабушка. — Раз вы такие умные.
Нам и самим неинтересно их слушать. Подумаешь! В огороде лучше, уже жара спала. А окна всё равно открыты, и всё слышно до слова. Хоть как не слушай!
— Она его ударила, — говорит Вера Семёновна.
— А за что? — говорит Прасковья Гавриловна, Тихо так.
Никитина бабушка не знает за что. Её это сейчас не волнует. Она своего Никиту знает! Все видели, как Алёна его ударила. А никто не давал ей такого права — бить. За что бы то ни было!
— А за что всё-таки? — опять говорит Прасковья Гавриловна.
— Но она же ударила! — говорит Вера Семёновна.
— А за что?
Прямо у них игра какая-то, а не разговор.
— Собственно, тут не Никиту надо бы бить, — вдруг говорит моя бабушка. А то всё молчала.
— В каком смысле? — говорит Вера Семёновна.
— В прямом, — говорит бабушка.
Вдруг Вера Семёновна как закричит:
— А ты зачем пришёл? Я тебе велела дома сидеть! А где ты этого кота взял? Отвечай немедленно!
И моя бабушка кричит:
— Алёна, Саша! Идите скорей! Ардальон нашёлся!
Мы сразу прибежали.
У стола Никита стоит и держит на руках Ардальона.
Ардальон от него вырывается, шерсть дыбом, и глаза горят.
Арфа прыгает. Она рада, она дружит с нашим Ардальоном.
Все говорят одновременно.
— Где ты его подобрал, отвечай? — Это Вера Семёновна.
— Ай да Никита! — Это Прасковья Гавриловна.
— Вот, Никита нашёл! — Это моя бабушка.
Никита мне навстречу шагнул.
— На, — говорит. И разжал руки.
Ардальон на пол спрыгнул, встряхнулся, ко мне подбежал и давай мне об ноги тереться. Поёт! Кончик языка высунул и вот трётся.
— Нашёлся! — кричу я. — Ты нашёлся!
И Ардальона глажу. Он так поёт!
— Никита! — говорю я. — Я ведь всюду искала. Мы с бабушкой просто сбились с ног. А ты нашёл!
— Нигде я его не нашёл, — вдруг говорит Никита. — Он у нас в сарае сидел. Я его ещё позавчера запер. А он всё равно царапается. Потом начал выть…
— Что он — волк? — засмеялась Алёна.
— Как это в нашем сарае? — говорит Вера Семёновна. — Как это запер? Кто же тебе позволил?
— Неважно, — говорит моя бабушка. — Это всё неважно. Главное, что Никита принёс.
— Он голодный… — говорит Никита. — Он у меня даже мясо не ел. Он у меня жить не будет, я понял…
Конечно, не будет. Зачем Ардальону там жить? У него свой дом есть: наш. Хорошо, что Никита понял.
— Сейчас же ступай домой! — говорит Никите Вера Семёновна. — Мы с тобой дома поговорим.
— Давайте лучше с нами обедать, — говорит моя бабушка.
И Прасковья Гавриловна приглашает. И мы с Алёной. Но Вера Семёновна не соглашается. Они уже обедали! И не в этом дело! Она со своим Никитой ещё не так дома поговорит…
— Совсем ни к чему, — уговаривает моя бабушка.
— Ступай домой! — опять говорит Вера Семёновна.
А Никита вдруг ногами затопал, закричал.
— Это всё из-за тебя! — кричит своей бабушке. — Не пойду!
И на улицу выскочил. Побежал куда-то.
— Я же и виновата, — сказала Вера Семёновна. Даже села. — Вы подумайте — я же ещё и виновата…
Всё её уговаривали посидеть подольше, но она ушла.
Ардальон суп ест. Так жадно! Арфа рядом на полу улеглась и смотрит, как он лакает. Жадно! Мы с Алёнкой тоже сидим на полу. Смотрим. Давно не видели, как наш Ардальон ест. До того жадно!
— Н-да, — говорит моя бабушка. — Вот до чего…
А сама куда-то смотрит в окно.
— Ладно, — говорит Прасковья Гавриловна. — Что уж теперь? Давайте наконец обедать.
А бабушка всё в окно смотрит. Говорит:
— Погоди минутку. Вроде ещё едок. Ага, он.
И тут вошёл дедушка. С полной сумкой. Весёлый! Прямо с порога кричит:
— Вот вы где! А я все задания выполнил и уже вернулся!
— Видим, — смеётся бабушка. — Хороший нос за версту обед чует. Как раз успел к столу.
— Дедушка, — говорю я, — смотри: Ардальон! Он тоже вернулся!
— Смотрю, смотрю, — говорит дедушка.
А сам даже не смотрит. Руки за спину заложил, будто он думает, и по комнате бегает. Весёлый! В кино, наверно, сходил и развеселился. От культурной жизни.
— Ты в кино был? — говорю я.
— В каком кино? — удивился дедушка. — А-а, в кино. Нет, не был.
И опять бегает. Никак не сядет за стол.
— Больно ты что-то шалый, дед! — смеётся бабушка. — Значит, согласился?
— А ты откуда знаешь? — сразу говорит дедушка.
— Не первый год знакомы!
Тут дедушка сразу сел и давай рассказывать. Он совершенно случайно в эту школу зашёл, в шестую. Просто по пути! Бабушка только хмыкнула. А школа ему вдруг понравилась. И сама школа. Огромная! Для каждого предмета — свой кабинет. Так оборудована. Современно! И учителя дедушке понравились. И ребята. И главное, он увидел, что одному Григорию Петровичу эту махину никак не поднять! А ведь Григорий Петрович — дедушкин ученик! Ну, это мы помним. А дедушка просто не может своего ученика бросить. А вдвоём они школу вытащат! Она у них ещё лучшая будет! В городе! Вот тогда бабушка увидит.
Пришлось дедушке согласиться быть завучем в этой школе…
— Но я могу передумать, — говорит дедушка. — Я пока только принципиальное согласие дал.
— Ишь ты, принципиальное! — смеётся бабушка. — А почему же в такой прекрасной школе трёх директоров уже съели?
Но эти директора, оказывается, были случайные люди. А Григорий Петрович — не случайный, он дедушкин ученик. И уж дедушка не позволит, чтоб его съели…
— А десятый класс? — говорит бабушка. — Ты же их хотел выпустить?
Дедушка их и выпустит! Как бабушка может думать, что он их не выпустит? Эту зиму придётся, конечно, совмещать. Но ведь только одну зиму!
— И разные концы города, — говорит бабушка. — Заметь: противоположные концы.
— Подумаешь! — говорит дедушка. — На то есть транспорт.
— Нет, Василий Дмитрич, — говорит Прасковья Гавриловна, — всё-таки это нереально. Такая нагрузка в семьдесят лет!
А дедушке ещё и не семьдесят. Семьдесят лет ему ещё когда будет! В феврале. Так что это пустяки.
— Большой человек и должен иметь большую нагрузку! — смеётся дедушка. — Как же иначе?
— Ну, от скромности ты у меня не умрёшь, — говорит бабушка. — Разве только от глупости.
— Зачем дедушке умирать? — говорю я.
— Вот именно! — обрадовался дедушка. — Спасибо, внучка. Зачем? Зачем?..
И мы наконец стали обедать.
