Виктор Пушкин - Самая крупная победа
Оказывается, зная их, можно запросто, без особого труда проникнуть к любым уязвимым точкам противника, как бы он ни был хорошо защищен. Нужно только умело пользоваться финтами, то есть обманными ударами и маневрами. Хочешь, например, попасть в подбородок, делай вид, что это тебя вовсе и не интересует, а ты всерьез решил «обработать» корпус противника — раз туда ударил, подвигался-подвигался на мысках вокруг него — еще! И вот когда он поверит, что ты и в самом деле только и думаешь, как бы ему в туловище заехать, перенесет защиту вниз, тут-то ты и проводи то, что задумал. Да делай так, чтобы он до самого последнего момента не раскусил твою хитрость и сам тебя встречным не угостил. Вовремя угадай, где он тебя обманывает, просто так показывает, а где всерьез собирается в атаку пойти. И вот это-то все как раз очень и очень интересно.
Да и вообще я теперь окончательно убедился, что правда бокс — искусство и абсолютно не походит на драку. Можно быть сильным, плечистым, иметь во какие кулачищи и все равно ничего путного на ринге не показать. Да вот хотя бы Ерема и Верблюд наверняка же думали, что можно силой взять. Да не тут-то было! Их обхитряли, заводили в западни, преспокойненько «обрабатывали» с обеих рук совсем пацанята по сравнению с ними.
Выйдя однажды против Верблюда, я вначале волновался: ну как же, вон какие у него руки длиннющие, но потом взглянул на Бориса, который показывал, чтобы я ни в коем случае не ввязывался в рубку — бездумный обмен ударами значит, — и стал, легко маневрируя, проводить один за другим удары, и все проходили. Верблюд только рот разевал да махал изо всех сил мимо. Он всегда махал изо всех сил, думая, что его испугаются.
Вадим Вадимыч долго объяснял ему потом, что нельзя лезть к разным противникам с одними и теми же приемами. Это то же самое, что пытаться открыть разные двери одним ключом… Тот кивал — дескать, понятно, но на следующей тренировке делал то же самое. А вскоре предсказание Бориса сбылось: и Ерема и Верблюд разом перестали ходить в зал.
Вадим Вадимыч сказал о них:
— Они, вероятно, думали, что здесь им все будет подаваться на тарелочке с синенькой каемочкой. Работать же, стараться добывать знания они явно не привыкли. А я не раз говорил и еще напомню, что мастерство в любой области — это прежде всего труд, и труд упорный, повседневный. (Я кивнул — верно! Уж теперь-то отлично понял, что в самом деле главное — труд!) Но этим… и им подобным такие простые вещи непонятны, вот они и сдались. А вот такие, — Вадим Вадимыч вдруг указал на нас с Мишкой, — которые приходят в зал тихо, скромно и даже робко, знают, зачем они идут, и упорно работают, не надеясь на легкий успех. Им бывает трудно, они трусят вначале и теряют веру в собственные силы. — Вадим Вадимыч улыбнулся. — А вы, пожалуйста, не думайте, что об этом знали только вы одни. Мне-то все было известно. Ведь каждый из вас виден мне как на ладони. По положению ног, бедра, повороту головы, по тому даже, как кто первый раз взглянет на противника, очень легко определить: умный или дурак, смелый или трус, хитрый или простак! («Верно! Правильно! — все более багровея, думал я. — Ведь и мне теперь, когда выходят биться новенькие, тоже все хорошо видно!») Но это ничего, — продолжал Вадим Вадимыч. — Зато у вас хватило мужества перебороть страх, и вы стали по-настоящему храбрыми.
На ринге в этот день у меня как-то особенно все здорово получалось, несмотря на то что партнером был один из самых техничных стареньких, который не раз успешно выступал в настоящих состязаниях. Я теперь не только видел идущие в мою сторону удары, но и по еле уловимым движениям лица, глаз, ног партнера чувствовал их зарождение и легко уходил от них или же проводил контрудары. Мне показалось, что на этот раз я даже провел ударов гораздо больше своего партнера. Потом понял, что это так и есть, так как Вадим Вадимыч легонько пошлепал меня по спине. А это он тоже не часто делал.
— Последи только за правой рукой, развешиваешь! — строго приказал он все-таки. (Это означало, что я, увлекаясь атаками, слишком низко опускаю правую руку и лишаю тем самым свой подбородок должной защиты.) — А так все в порядке…
Я едва не завизжал от радости, как Сева, но сделал вид, будто озабочен исключительно тем, чтобы не выйти из ритма: после минутного отдыха следует провести бой с тенью, снимая с себя излишнее напряжение и постепенно расслабляясь и успокаивая сердце; поработать на снарядах: мешке и груше; потом попрыгать о скакалочкой; отдохнуть и показать новеньким, что сам выучил. Мне уже доверили двух новичков. Они так восторженно смотрели в мою сторону, что я даже смутился: ну давно ли сам так же восторгался Борисом.
Партнер сказал мне дружески (а ведь только что дрались!):
— Знаешь, я заметил, что перед тем, как ты хочешь атаковать, глаза широко раскрываешь. Видел, как под конец в меня совсем почти не попадал?
«Не может быть!» — ахнул я и вспомнил. Верно: к концу раунда все больше и больше мазал. Скорей пошел к зеркалу, чтобы перед ним начать бой с тенью: как раз Вадим Вадимыч крикнул: «Время!»
«Ух ты! Так и есть!» — удивился я, внимательно следя за каждым своим движением: я действительно шире открывал глаза, когда начинал атаку, и тем самым невольно сигнализировал противнику о грозящей ему опасности. Я стал стараться, чтобы этого не было.
Но как же трудно отучиться от какой-нибудь привычки. Правда, Вадим Вадимыч говорил, что вовсе и не надо отучаться, а нужно только постараться завести другую, хорошую привычку, и тогда все будет в порядке. Легко говорить, а делать куда труднее. Ты стараешься, изо всех сил стараешься по-новому, а у тебя, как нарочно, все по-старому да по-старому получается.
Один из новичков сказал, когда мы все вымылись в душевой и уже одевались, что встретил вчера на улице Верблюда и Ерему. Идут с папиросами в зубах, ржут: «Здорово мы вашего тренера обманывали! Ведь мы ему поддельные дневники показывали!»
Никто не проронил ни слова, всем было неприятно вспоминать про них. А я подумал: «Ах, вон оно что! А уж мы-то с Мишкой удивлялись».
Борис сказал:
— Дураки они! Они разве тренера обманывали?
Однажды Мишка все-таки осмелился и спросил у Вадима Вадимыча, почему у нас в группе ни у кого не получаются такие удары, от которых бы сразу же синяки, и рассказал ему, что мы в Центральном парке осенью видели. Вместо того чтобы все нам как следует объяснить, Вадим Вадимыч вдруг начал подпрыгивать на стуле и во все горло хохотать, еле-еле выговаривая:
— И вы оба только поэтому сюда и пришли? Только поэтому?
Мы признались, что да.
— А-ха-ха! — еще пуще закатывался он на весь зал.
А когда увидел Мишкин пузырек, то вообще чуть со стула не скатился.
Наконец, нахохотавшись вдоволь, он вытер выступившие на глаза слезы и покачал головой:
— Ну, потешили вы меня, друзья, вот потешили!.. — и, вдруг сделавшись серьезным, сердито пояснил, что все это там, в парке, было потому, что на одной из фабрик спортивного инвентаря сидят головотяпы.
— Как это так? — не поняли мы.
— А так: плохую кожу на перчатки поставили. Красилась она! После соревнований участники еле отмывались! Все ругались, одни только судьи помалкивали — им проще пареной репы судить было: бери счеты да подсчитывай пятнышки!
«Ах, так вот почему!» — разочарованно подумал я. А уж я-то Севе всякий раз заливаю, отчего это у меня ни одного пятнышка: дескать, так ловко защищаюсь, что никто попасть не может.
— А как же я в одном журнале видел, — не сдавался Мишка, — один дядя весь до крови избит.
— Это ты видел профессионального боксера, — пояснил Вадим Вадимыч. — Знаешь, что это такое? Это когда спортсмены за свои выступления деньги получают, а спорт становится одной из самых тяжелых и опасных профессий. Ну, тот бокс на наш совсем не похож. Когда мы встречались со сборной любительской командой Англии в Лондоне, мы видели их бои. Как бы вам получше рассказать, как все это происходит?.. — задумался Вадим Вадимыч и оглядел всех. — Ну, прежде всего представьте себе огромный, переполненный беснующимися зрителями зал, в котором так накурено, что даже ринг едва виден.
— Но ведь это вредно для боксеров, дышать мешает, — сказал Комаров.
— Вот и мы об этом же сразу подумали, — вздохнул Вадим Вадимыч, — но куривший рядом с нами господин удивленно посмотрел и сказал: «Я плачу деньги и не желаю испытывать никаких стеснений!» Начались бои. Ну, что можно сказать о профессиональных боксерах, об их технике? Очень невысокого уровня. Да, невысокого. — Вадим Вадимыч обернулся к Борису и Комарову: — Что-то вроде нашего второго разряда. Представляете себе? Размашистые, неточные удары, открыты, и, что особенно нас всех поразило, уж очень часто нарушают правила: наносят удары по затылку, бьют ниже пояса, норовят зацепить предплечьем, толкаются. У нас давно бы прекратили бой и выгнали таких с ринга, но рефери смотрел на все явно сквозь пальцы, так как публике, как мы потом заметили, такая манера ведения боя нравится. И чем больше нарушались правила, тем в большее неистовство она приходила. Поднимался дикий вой, свист, истошные крики: «Бей по мозгам, Джонни!», «Скинь эту рыжую жердь с ринга, Джек!» То же самое творилось, когда выходила и вторая, и третья, и четвертая пара. Перед шестой вдруг объявили, что один из зрителей, официант такого-то ресторана, вызывает на бой чемпиона Глазго. И действительно, на ринг взобрался этакий розовощекий, не спортивного типа бодрячок с довольно круглым животиком, которого встретили криками восторга.
