Лидия Маклакова - Девочка Лида
Она жалобно наклонила головку набок и сказала: — Merci, теперь мне немного лучше.
Пора было ехать. Послали за экипажами, за Матреной и няней. Папа с тетей извинялись и усердно благодарили хозяйку. Тетя была совсем расстроена. Кроме всех хлопот и неприятностей, ей нужно было еще самой отвезти Зиночку к ее маме, рассказать, что произошло, и извиниться за испорченный туалет и неприятное приключение. А потом, кто знал, Зиночка могла и заболеть после своего испуга и неожиданного купанья.
Тетя сама села с Петей и Зиночкой. Толстая няня влезла в пролетку рядом с Матреной и посадила Любу себе на колени. Лидино давешнее желание исполнилось: ей пришлось ехать с папой и Левой.
Но, Боже мой, какая это вышла молчаливая, печальная поездка! Лида сползла с папиных коленей, едва отвечала на вопросы Коли и совсем не отвечала, совсем не хотела говорить с Левой. Она стояла, уцепившись за козлы, опустив голову, изредка взглядывая исподлобья. Лева заговаривал с ней, добродушно расспрашивал. Лида молчала, отворачивалась, хмурилась больше прежнего и пряталась за извозчика.
Леве это наскучило; он тоже замолчал.
Папа о чем-то раздумывал.
Глава XVII
Коля не мог понять, что сделалось с Лидой. Все кончилось, все прошло. Даже тетя перестала вспоминать неприятное приключение. С Зиночкой дело обошлось благополучно, без всякой простуды. Волосы ей завили с вечера на папильотки, шляпу надели другую, и на следующий же день она пришла здоровая, завитая и нарядная вместе со своею мамой отдать визит тете и поблагодарить Леву.
Тетя не наказала Лиду. Она только заставила ее подробно рассказать, как было дело, и даже не побранила, но Лида ходила как в воду опущенная. Она ни во что не хотела играть и совсем поссорилась с Левой. Коле это было досадно. Без Лиды было скучно играть, никто не умел придумывать таких новых игр, как Лида, а главное — Лева обиделся и стал реже приходить в гости. После прогулки Коля особенно полюбил Леву; ему во что бы то ни стало хотелось поправить дело.
Коля и Лева отыскали Лиду в саду за кадкой.
— Лида, скажи, чего ты такая? Отчего ты не хочешь играть?
Лида не отвечала.
— Ты за то сердишься, что я тебе не отдал весла, Лида? — спрашивал Лева.
Лида потупилась и упрямо молчала.
— Просто она капризничает. Оставь ее, Коля, раз она такая. Пойдем!
— Куда же мы пойдем?
— Куда-нибудь. Пойдем за реку, в поле, далеко. И Любу с собой возьмем… И Жук тоже пойдет…
Лева смотрел на Лиду. Лида не поднимала глаз.
— Сенокос смотреть пойдем. Так отлично будет!.. Лида!..
Лида не шевелилась.
— Да пойдем скорей! — сказал Лева, сердито дернув плечом, и ушел вместе с Колей.
Лида подняла глаза — в глазах были слезы. Она хотела сказать что-то, но было уже поздно, — мальчики были далеко.
Коля с Левой обошли парк, спустились к реке и не узнали зеленого луга. Высокая трава рядами легла по земле.
— Ишь народу-то сколько! — заметил Лева.
С одной стороны поля косцы широко и мерно размахивали длинными косами, скашивали последнюю траву; посредине бабы гребли с утра скошенное сено, а дальше, в другой стороне, сгребали уже высохшее, готовое, в копны, подымали вилами на возы и отвозили к высокому стогу. Возы скрипели. Бабы пели песни. По полю тянуло медовым сладостным ароматом.
Жук не был в расположении заводить новые знакомства. Он невежливо повернулся хвостом к деревенским собакам, лениво тявкнул и улегся на сено у копны.
— Влезем на копну, Коля! — предложил Лева. Влезли. Отлично было барахтаться в пушистом сене!
Коля перевернулся на спину, на бок, на живот.
— Какое поле-то большое! — сказал он, поглядев кругом.
— А по-моему, не очень!
— А ты зажмурься одним глазком и смотри — будто конца нет!
Лева зажмурил один глаз и все-таки увидал конец.
— Это что за поле! — проговорил он. — Вот коли бы ты степь увидал, — вот это другое дело.
— Степь? — переспросил Коля. — Я никогда не видал степи. Что это такое — степь?
— А это тоже поле, только уж не такое, как это, а большое-большое — ух какое огромное! Не нужно зажмуриваться, и так конца не увидишь. Степь больше всего Нескучного; такая, я думаю, как вся Москва, будет. Да нет, что я говорю, — больше Москвы. Мы с мамой три дня ехали и все-таки не проехали всей степи.
— Что же в ней есть, в степи?
Трава растет, высокая, чудесная трава, точно лес.
— А еще что есть?
— Больше ничего нет.
— И деревьев нет?
— Никаких. Ни деревьев, ни горок — ровное поле, и все трава, трава. Куда ни поглядишь — всюду ровно, и трава, точно море, зеленое море из травы. Ах как отлично!
— А речки есть?
— Есть, только редко встречаются, да и сами речки-то небольшие. Степные речки всегда небольшие. В степи ведь жарко — их солнцем сушит.
— Лева, в степи, должно быть, скучно?
— Скучно? Ах ты глупый!..
— Да, конечно. Что же там делать в траве? Там кто-нибудь живет?
— Конечно, живет. Казаки живут, ездят по степи; лошадки у них маленькие, такие проворные… Пастухи тоже живут, пасут скот. У них большие стада: коровы, овцы, табуны лошадей, — всего много. Скот пасется, щиплет траву, а пастухи стерегут. А когда съедят всю траву, переходят на другое место. Все так и кочуют с места на место… Ты говоришь, что делать в траве? Да ведь в ней чего-чего только нет! Кузнечики, сверчки, всякое такое зверье. И птицы есть. Куропаток-то сколько! Так и бегают, скоренько так, проворно шныряют в траве со своими детками. А вечером выползут из норок сурки, суслики, станут на задние лапки, да и свищут по всей степи… А скажи, Коля, — вдруг перебил самого себя Лева, — скажи, когда ты будешь большой, что ты будешь делать?
— Как что буду делать? — не поняв, переспросил Коля.
— Ну, когда ты вырастешь большой, как мама, как твой папа, ты кем будешь? Я буду казаком, я в степь уеду. А ты?
— Я… — задумался Коля. — Я на машине буду, на железной дороге ездить.
— Кондуктором будешь?
— Нет, машинистом, таким, который около печи стоит, который кран повертывает, когда паровоз свистит… Я буду ездить, по всем дорогам поеду. Я новую дорогу построю. Я в степь дорогу построю, — размечтался Коля. — Такая длинная-длинная выйдет дорога!
— Ну уж нет-с! Этому не бывать! — горячо вступился Лева.
— Отчего?
— Оттого что ты своей машиной всех куропаток, всех сусликов перепугаешь, — разбегутся. Коли ты выстроишь дорогу, я буду казаком, и приеду с казаками, и всю твою дорогу разрою. Вот что!
— А я не дам, — сказал Коля.
— А я ночью приеду, ты и не увидишь.
— А я… я… — Коля вдруг остановился: ему не захотелось сердить Леву. — Пойдем домой, Лева, — предложил он. — Вон солнце уже село. Пора чай пить.
— Не пойду я к вам чай пить; я домой пойду, — сказал Лева.
— Ну что ты? Почему?
— Так, не хочу.
— Ну, Лева, ну пожалуйста! Пойдем!.. Лева! — мягко начал вдруг Коля. — Лева, ты помирись с Лидой. Ты только не сердись, скажи ей поласковее. Ну что тебе! Ты знаешь, она такая…
— Я сам такой, — объявил Лева и свистнул Жука. Коле удалось, однако ж, уговорить Леву не уходить домой. Мириться с Лидой он ни за что не хотел, а чай пить согласился, ради Коли. За чайным столом не было Лиды.
— Где же Лида? — спросила тетя. — Я думала, она с вами в саду.
— Нет, мы одни ходили. Мы за реку ходили, тетя, — рассказывал Коля.
— Где же это она может быть? Сходите-ка, ребятки, поищите ее. Верно, где-нибудь в саду сидит, спряталась. Тащите ее чай пить.
Предложение папы пришлось очень не по вкусу Коле. Он только что с аппетитом принялся за чай после прогулки. Так вкусны были поджаристые ватрушки с парным молоком! Коля торопливо допил стакан, Лева захватил ватрушку с собой.
Один Жук ни за что еще не принимался и выбежал бойко и охотно, думая, что идут его покормить.
— Лида, чай пить! — закричал Коля с балкона.
Никто не откликался.
— Лида, где ты? Жук, ищи, ты что стоишь?
Жук поднял лохматую морду, принялся обнюхивать кусты и вдруг побежал вперед по дорожке.
— Может быть, она все там же, за кадкою, — сказал Лева.
Большая кадка с водой для поливки цветов стояла в глубине сада, у ягодных гряд.
— Экая досада! Молоко-то ведь все простынет, — пожалел Коля. — Ну, пойдем поскорей.
— Тише!.. — Лева вдруг остановился. — Слышишь?
За высокой кадкой у клубничных гряд слышался тихий плач.
Бедная Лида! Она была совсем несчастна.
Она уже третий день была несчастна, все после той ужасной прогулки. Она хотела быть смирной, хорошей девочкой; это было так трудно — быть смирной, хорошей девочкой. А с Левой она нарочно поссорилась; она никогда, никогда больше не будет дружить с ним, не станет играть. Он во всем виноват, — он не отдал ей весла. А его все хвалят за то, что он храбрый, спас Зиночку. А ее все бранят за то, что она капризница и шалунья. И он тоже сказал, что она капризная, нехорошая девочка…
