Войтех Стеклач - Алеш и его друзья
— Думаешь, у нас сражений не бывает? — обиделся я. — Мы, голешовцы, перманентно воюем за Стромовку с летенской аристократией.
— Перманентно? — прямо задохнулся отец.
— Ну, постоянно, — снисходительно разъяснил я, — ты что, не знаешь слова «перманентно»?
— Я-то знаю, но откуда тебе оно известно?
— А кто мне подписывал перманентку на зимний стадион на Штванице, ага?! А перманентку на трамвай, ну?
— И все же твое детство не сравнишь с моим, — улыбнулся отец, — у нас никаких перманенток не было.
— Зато у вас была «Барахолка».
— Это верно, и в ней чего только не было: и осенние яблоки и груши, и рогатки, спрятанные за балкой… А еще у нас был секретный пароль! Я бы тебе, мальчик, такого мог порассказать!
— Достаточно! — завизжал я. — Дальше можешь даже не рассказывать. «Барахолка» — самое лучшее название для клуба! Спасибо, папа.
Папа был доволен, что помог, а мне и правда это название понравилось. Мы с ним долго еще беседовали, пока не пришла мама и не сказала, что мне пора спать, что тетя с кузиной минуту назад ушли, что у нее от разговоров тети Гермины голова идет кругом и что она должна принять порошок.
— Да, кое у кого болтливость в крови, — повеселел отец, у него-то голова не болела, и, когда мама рассердилась — о чем это он, собственно, — папа подмигнул мне и заговорщически произнес: — Барахолка.
Я тоже заговорщически подмигнул и пошел чистить зубы, потому что мама не спускала с меня глаз, а потом с шоколадкой тети Гермины улегся в постель и под одеялом всю ее съел. Я радовался, что у меня есть замечательное название для клуба и что мама с папой не ссорятся, как бывает после ухода тети Гермины, а мама, наверное, тоже радовалась и удивилась, когда папа принес ей из ванной стаканчик воды запить порошок, а потом они еще долго о чем-то беседовали, я даже слышал через стену, как они смеются и мама говорит папе, что он прямо как ребенок.
Но говорила она это по-доброму, не так, как если бы хотела подшутить над папой. А потом родители заговорили обо мне. Тут уж они не смеялись, а говорили так тихо, что я ни слова не слышал.
Но мне было все равно, я без конца повторял «Барахолка» и, чтобы до утра не забыть, написал название клуба карандашом на стене возле кровати.
11. БУДЬ АЛЕШ ДЕВЧОНКОЙ, Я БЫ ЕГО ПОЦЕЛОВАЛ
Сегодня в школе была скукота, и я думал только о том, как после обеда мы отправимся в нашу «Барахолку».
Мысленно я называл клуб только «Барахолкой», хотя его название еще предстояло выбирать с ребятами, но я считал, что никто ничего умнее не придумает.
На переменке все спрашивали Алеша, отнес ли он вечером в клуб бабушкин торт и Чендину свечу. Алеш кивнул, а Ченда предложил встретиться в два часа, ему не терпелось поскорее приступить к делу.
Мы с Миреком согласились, мы тоже были в нетерпении, но Алешу это не понравилось. Он уверял, что мы вполне все успеем, если встретимся в пять.
Тогда я предложил голосовать, но наш вожак заявил:
— Какое еще голосование? Раз я командир, вы должны меня слушаться. Встретимся в пять — и точка!
Это нас разозлило, и Мирек нам с Чендой шепнул, что хочет после школы кое о чем поговорить.
Я думал, Мирек хочет узнать, какие названия мы придумали для клуба, но он вдруг спросил, не осточертело ли нам командование и бахвальство Алеша.
И вечный хвастун Ченда грустно признался, что это мы плохо надумали — выбрать Алеша вожаком, а я сказал, что выбирать вожака вообще не стоило, нам командир не нужен, нас всего четверо, и обо всем можно посоветоваться и договориться — зачем кому-то нами командовать. Мирек согласился со мной и предложил наплевать на распоряжение Алеша и пойти в клуб в два, а не в пять, пусть Алеш видит, что нам дела нет до его приказов.
Мы с Чендой радостно согласились с ним. Правда, мы забыли, что Ченда вчера вечером отдал ключ Алешу, чтобы наш вожак отнес в клуб торт и свечу.
Так что в два часа, когда мы встретились возле клуба, непонятно было, как попасть внутрь.
— Во влипли, — заворчал Мирек, — жди тут теперь три часа Алеша.
— Минутку! — ухмыльнулся Ченда и подобрал валявшуюся на земле проволоку. — Брат меня кое-чему научил.
И Ченда продемонстрировал, чему он научился у Романа. Не будь он нашим товарищем, можно было бы подумать, что мы имеем дело с опытным взломщиком сейфов, потому что Ченде потребовалось всего пять минут, чтобы открыть замок.
— Вот здорово! — закричали мы с Миреком, а я шепнул Ченде, что очень хотел бы научиться этому, и Ченда великодушно мне обещал.
Я уже представлял себе, какой вид будет у мамы, когда, допустим, она запрет меня в наказание дома, а я проволокой отопру дверь, и она, вернувшись, не обнаружит меня…
Мои мечты прервал крик Ченды:
— Иди скорее, Боржик!
Я быстро последовал за ребятами в клуб.
— Вот, пожалуйста!
На столе лежали Чендина свеча и коробка с тортом, точнее с четвертью торта, остальное все было съедено.
— Предатель Алеш!
— Обжора Алеш!
Потому он и не хотел, чтоб мы пришли в клуб в два часа, — боялся, увидим съеденный торт. Алеш решил к нашему приходу притащить тайком какой-нибудь другой торт и сунуть его в коробку вместо бесстыдно сожранного.
Все ясно: наш вожак не устоял. Открыв коробку и увидев фруктовый торт с ананасом, бананами и апельсинами, он предал нас и слопал его в одиночку.
— Посмотрите, он заявится раньше пяти, — сказал Ченда.
— С меня довольно его фокусов, — буркнул Мирек.
— С меня тоже, — присоединился я, и мы поклялись, что за такое безобразие Алеш нам дорого заплатит.
— Что мы с ним сделаем? — спросил Ченда.
— Свергнем! — предложил я. — Ему больше не быть вожаком, нам вожак вообще не нужен.
— Правильно, — сказал Мирек, — выгоним его и пусть он перед нами извинится.
В таком боевом настроении мы нетерпеливо ожидали прихода Алеша.
Он и вправду пришел пораньше, часа в четыре, и под мышкой у него была коробка с тортом. Алеш крался к клубу как вор, а мы, спрятавшись за дверью, наблюдали. Обнаружив, что дверь отперта, он осторожно заглянул вовнутрь. И в этот момент Ченда схватил его за ноги, а Мирек — за руки.
От неожиданности Алеш выронил коробку с тортом, он до того испугался, что без малейшего сопротивления позволил себя связать. Что я и сделал.
— Так, а теперь начнем суд, — потребовал Мирек.
Мы уселись на скамейки, а бледный и связанный Алеш лежал на земле.
— Слушай внимательно, предатель!
И Мирек начал объяснять: важно не то, что Алеш слопал торт, а то, что торт был приготовлен для чествования клуба, и это уже не пустяк, и вообще нам осточертело его командование.
Мирек передал слово Ченде, и Ченда презрительно кинул к ногам Алеша коробку с принесенным тортом: эту замену Алеш может тоже сожрать, нам и на торт, и на Алеша начхать.
Ченда с Миреком повернулись ко мне, и я вынес Алешу приговор:
— Мы лишаем тебя звания предводителя и исключаем из нашей компании! Всё.
Я читал, что в былые времена король, лишая рыцаря его звания, приказывал преломить меч, и тут мне пришла идея, которую я и высказал — нам следует разломать Алешеву скамейку.
Ченда с Миреком так и поступили, а я развязал Алеша.
Мирек сунул ему в руки коробку:
— А теперь катись домой, к бабушке.
— Ребята, ну пожалуйста, — побледнел Алеш, — я уже много раз… мне неважно, что я больше не предводитель, все равно мне это неинтересно, да и не получалось у меня, и вы надо мной смеялись… Я знаю, что я толстый, но… не исключайте меня из компании.
— Дуй отсюда! — потребовал Ченда и распахнул дверь настежь.
— Что заслужил, то и получил. Только сначала верни нам ключ!
Мы думали, Алеш расплачется, у него задрожал подбородок, но он только грустно посмотрел на нас, положил ключ на стол, подобрал свою разбитую скамейку и коробку и пошел.
Мы из окна смотрели ему вслед, как он плетется, время от времени оглядываясь. Когда Алеш исчез из поля зрения, я неуверенно сказал:
— Ребята, мне его жалко.
Ченда опустил глаза, а Мирек взорвался:
— А чего он так вел себя?!
— Он же не виноват, — Ченда продолжал смотреть в землю, — что толстый и что его воспитывает бабушка.
— Ну да, — запротестовал Мирек, но Ченда взмахом руки заставил его умолкнуть:
— А если б у тебя не было ни отца, ни матери?! Зря мы исключили Алеша.
Теперь Ченда смотрел прямо в глаза Миреку.
— Ага, значит, я во всем виноват, — разозлился Мирек. — Разве мы не договорились? Ну скажи, Боржик.
— Не знаю, — ответил я тихо, потому что мне тоже было жаль Алеша. — Если б он извинился, я бы принял его обратно. Хватит и того, что он теперь, в наказание, не предводитель.
— Хорошо, — проворчал Мирек. — Если он завтра в школе перед нами извинится, все снова будет в порядке, так?
