Редьярд Киплинг - Маугли
– Ну-ну-ну! – говорил Каа, делая головой выпады, каких не могла отразить даже быстрая рука Маугли. – Смотри! Вот я дотронулся до тебя, Маленький Брат! Вот и вот! Разве руки у тебя онемели? Вот опять!
Эта игра всегда кончалась одинаково: прямым, быстрым ударом головы Каа всегда сбивал мальчика с ног. Маугли так и не выучился обороняться против этого молниеносного выпада; и, по словам Каа, на это не стоило тратить время.
– Доброй охоты! – проворчал наконец Каа.
И Маугли, как всегда, отлетел шагов на десять в сторону, задыхаясь и хохоча.
Он поднялся, набрав полные руки травы, и пошел за Каа к любимому месту купания мудрой змеи – глубокой, черной как смоль заводи, окруженной скалами и особенно привлекательной из-за потонувших стволов. По обычаю джунглей, мальчик бросился в воду без звука и нырнул; потом вынырнул, тоже без звука, лег на спину, заложив руки под голову, и, глядя на луну, встающую над скалами, начал разбивать пальцами ног ее отражение в воде. Треугольная голова Каа разрезала воду как бритва и, поднявшись из воды, легла на плечо Маугли. Они лежали неподвижно, наслаждаясь обволакивающей их прохладой.
– Как хорошо! – сонно сказал Маугли. – А в человечьей стае в это время, помню, ложились на жесткое дерево внутри земляных ловушек и, закрывшись хорошенько со всех сторон от свежего ветра, укутывались с головой затхлыми тряпками и заводили носом скучные песни. В джунглях лучше!
Торопливая кобра проскользнула мимо них по скале, напилась, пожелала им доброй охоты и скрылась.
– О-о-ш! – сказал Каа, словно вспомнив о чем-то. – Так, значит, джунгли дают тебе все, чего тебе только хочется, Маленький Брат?
– Не все, – сказал Маугли, засмеявшись, – а не то можно было бы каждый месяц убивать нового Шер-Хана. Теперь я мог бы убить его собственными руками, не прося помощи у буйволов. Еще мне хочется иногда, чтобы солнце светило во время дождей или чтобы дожди закрыли солнце в разгаре лета. А когда я голоден, мне всегда хочется убить козу, а если убью козу, хочется, чтобы это был олень, а если это олень, хочется, чтобы это была нильгау. Но ведь так бывает и со всеми.
– И больше тебе ничего не хочется? – спросил Каа.
– А чего мне больше хотеть? У меня есть джунгли и Милость Джунглей! Разве есть еще что-нибудь на свете между востоком и западом?
– А кобра говорила… – начал Каа.
– Какая кобра? Та, что уползла сейчас, ничего не говорила: она охотилась.
– Не эта, а другая.
– И много у тебя дел с Ядовитым Народом? Я их не трогаю, пусть идут своей дорогой. Они носят смерть в передних зубах, и это нехорошо – они такие маленькие. Но с какой же это коброй ты разговаривал?
Каа медленно покачивался на воде, как пароход на боковой волне.
– Три или четыре месяца назад, – сказал он, – я охотился в Холодных Берлогах – ты, может быть, еще не забыл про них, – и тварь, за которой я охотился, с визгом бросилась мимо водоемов к тому дому, который я когда-то проломил ради тебя, и убежала под землю.
– Но в Холодных Берлогах никто не живет под землей. – Маугли понял, что Каа говорит про Обезьяний Народ.
– Эта тварь не жила, а спасала свою жизнь, – ответил Каа, высовывая дрожащий язык. – Она уползла в нору, которая шла очень далеко. Я пополз за ней, убил ее, а потом уснул. А когда проснулся, то пополз вперед.
– Под землей?
– Да. И наконец набрел на Белый Клобук – белую кобру, которая говорила со мной о непонятных вещах и показала мне много такого, чего я никогда еще не видел.
– Новую дичь? И хорошо ты поохотился? – Маугли быстро перевернулся на бок.
– Это была не дичь, я обломал бы об нее все зубы, но Белый Клобук сказал, что люди – а говорил он так, будто знает эту породу, – что люди отдали бы последнее дыхание, лишь бы взглянуть на эти вещи.
– Посмотрим! – сказал Маугли. – Теперь я вспоминаю, что когда-то был человеком.
– Тихонько, тихонько! Торопливость погубила Желтую Змею, которая съела солнце. Мы поговорили под землей, и я рассказал про тебя, называя тебя человеком. Белая кобра сказала (а она поистине стара, как джунгли): «Давно уже не видала я человека. Пускай придет, тогда и увидит все эти вещи. За самую малую из них многие люди не пожалели бы жизни».
– Значит, это новая дичь. А ведь Ядовитый Народ никогда не говорит нам, где есть вспугнутая дичь. Они недружелюбны.
– Это не дичь. Это… это… я не могу сказать, что это такое.
– Мы пойдем туда. Я еще никогда не видел белой кобры, да и на все остальное мне тоже хочется посмотреть. Это она их убила?
– Они все неживые. Кобра сказала, что она сторожит их.
– А! Как волк сторожит добычу, когда притащит ее в берлогу. Идем!
Маугли подплыл к берегу, покатался по траве, чтобы обсушиться, и они вдвоем отправились к Холодным Берлогам – заброшенному городу, о котором вы, быть может, читали. Маугли теперь ничуть не боялся обезьян, зато обезьяны дрожали от страха перед Маугли. Однако обезьянье племя рыскало теперь по джунглям, и Холодные Берлоги стояли в лунном свете пустые и безмолвные.
Каа подполз к развалинам княжеской беседки на середине террасы, перебрался через кучи щебня и скользнул вниз по засыпанной обломками лестнице, которая вела в подземелье. Маугли издал Змеиный Клич: «Мы с вами одной крови, вы и я!» – и пополз за ним на четвереньках. Оба они долго ползли по наклонному коридору, который несколько раз сворачивал в сторону, и наконец добрались до такого места, где корень старого дерева, поднимавшегося над землей футов на тридцать, вытеснил из стены большой камень. Они пролезли в дыру и очутились в просторном подземелье, своды которого, раздвинутые корнями деревьев, тоже были все в трещинах, так что сверху в темноту падали тонкие лучики света.
– Надежное убежище! – сказал Маугли, выпрямляясь во весь рост. – Только оно слишком далеко, чтобы каждый день в нем бывать. Ну а что же мы тут увидим?
– Разве я ничто? – сказал чей-то голос в глубине подземелья. Перед Маугли мелькнуло что-то белое, и мало-помалу он разглядел такую огромную кобру, каких он до сих пор не встречал, – почти в восемь футов длиной, вылинявшую от жизни в темноте до желтизны старой слоновой кости. Даже очки на раздутом клобуке стали у нее бледно-желтыми. Глаза у кобры были красные, как рубины, и вся она была такая диковинная с виду.
– Доброй охоты! – сказал Маугли, у которого вежливые слова, как и охотничий нож, были всегда наготове.
– Что нового в городе? – спросила белая кобра, не отвечая на приветствие. – Что нового в великом городе, обнесенном стеною, в городе сотни слонов, двадцати тысяч лошадей и несметных стад, – в городе князя над двадцатью князьями? Я становлюсь туга на ухо и давно уже не слыхала боевых гонгов.
– Над нами джунгли, – сказал Маугли. – Из слонов я знаю только Хатхи и его сыновей. А что такое «князь»?
– Я говорил тебе, – мягко сказал Каа, – я говорил тебе четыре луны назад, что твоего города уже нет.
– Город, великий город в лесу, чьи врата охраняются княжескими башнями, не может исчезнуть. Его построили еще до того, как дед моего деда вылупился из яйца, и он будет стоять и тогда, когда сыновья моих сыновей побелеют, как я. Саладхи, сын Чандрабиджи, сына Вийеджи, сына Ягасари, построил его в давние времена. А кто ваш господин?
– След потерялся, – сказал Маугли, обращаясь к Каа. – Я не понимаю, что она говорит.
– Я тоже. Она очень стара… Прародительница Кобр, тут кругом одни только джунгли, как и было всегда, с самого начала.
– Тогда кто же он, – спросила белая кобра, – тот, что сидит передо мной и не боится? Тот, что не знает имени князя и говорит на нашем языке устами человека? Кто он, с ножом охотника и языком змеи?
– Меня зовут Маугли, – был ответ. – Я из джунглей. Волки – мой народ, а это Каа, мой брат. А ты кто, Мать Кобр?
– Я страж княжеского сокровища. Каран Раджа положил надо мной камни еще тогда, когда у меня была темная кожа, чтобы я убивала тех, что придут сюда воровать. Потом сокровища опустили под камень, и я услышала пение жрецов, моих учителей.
«Гм! – сказал про себя Маугли. – С одним жрецом я уже имел дело в человечьей стае, и я знаю, что знаю. Скоро сюда придет беда».
– Пять раз поднимали камень с тех пор, как я стерегу сокровище, но всегда для того, чтобы прибавить еще, а не унести отсюда. Нигде нет таких богатств, как эти – сокровища ста князей. Но давно-давно уже не поднимали камень, и мне кажется, что про мой город забыли.
– Города нет. Посмотри вокруг – вон корни больших деревьев раздвинули камни. Деревья и люди не растут вместе, – уговаривал ее Каа.
– Дважды и трижды люди находили сюда дорогу, – злобно ответила кобра, – но они ничего не говорили, пока я не находила их ощупью в темноте, а тогда кричали, только совсем недолго. А вы оба пришли ко мне с ложью, и человек и змея, и хотите, чтобы я вам поверила, будто моего города больше нет и пришел конец моей службе. Люди мало меняются с годами. А я не меняюсь! Пока не поднимут камень и не придут жрецы с пением знакомых мне песен, и не напоят меня теплым молоком, и не вынесут отсюда на свет, я, я, я – и никто другой! – буду Стражем Княжеского Сокровища! Город умер, говорите вы, и сюда проникли корни деревьев? Так нагнитесь же и возьмите что хотите! Нет нигде на земле таких сокровищ! Человек со змеиным языком, если ты сможешь уйти отсюда живым той дорогой, какой пришел, князья будут тебе слугами!
