Александр Воронцов - Юнгаши
Это не предвещало ничего хорошего.
Усевшись на кончик стула по другую сторону широкого стола, Марат покорно ждал, что скажет отец. На душе у него было тревожно.
«Хорош орел, — подумал с горечью, досадуя сам на себя. — Цыпленок!»
С большим трудом он держал себя в руках.
Что значит воевать?
Дальнейшее происходило как в плохом сне.
— Как чувствует себя мать? — спросил отец после небольшой паузы.
— Нормально. — Марат, дожидавшийся этого вопроса, старался сохранять спокойствие. — Работает. И по хозяйству тоже… Забот много.
Он вдруг представил, как мать, возвратившись с работы в тот день, не дождалась сыра. Как она сама сходила в сарай и принесла охапку дров. А печку, наверное, топить не стала, потому что ей было не до того: мысли о пропавшем сыне не давали покоя.
— Ты ее одну оставил?
— Одну. — Марат уставился на окно, перекрещенное белыми бумажными полосами. — Соседи там, хозяева.
— И ничего ей не сказал?
Марата больно кольнул этот вопрос. Будто он совершил что-то ненормальное, противоестественное.
— Так… она бы не отпустила. Я ей записку оставил.
— Наверное, считаешь, что поступил правильно? — Голос отца звучал все суровее, отчужденнее.
— Конечно, — без тени сомнения подтвердил Марат. Он уже переборол себя.
Тут ему показалось, что отец скрипнул зубами.
— А что дальше собираешься делать?
Неужели ему непонятно?
— Как что? — Марат удивленно вскинул голову. — Воевать. Я хочу сражаться против фашистов, защищать Родину. Вместе с тобой… со всеми…
Подспудно в нем поднималась обида.
— Воевать?.. — Отец чуть заметно скривил губы. — И как ты это себе представляешь?
Марат считал, что воевать может каждый. Стоит захотеть — и воюй себе.
— Очень просто, — убежденно ответил он. — Запишусь добровольцем в моряки… юнгой… И… буду воевать.
— Действительно просто, — усмехнулся отец. — Совсем просто это у тебя получается, сынок. А точнее, упрощенно. Захотел… записался… Прямо Юлий Цезарь: пришел, увидел, победил.
В речи отца звучала ирония.
О Юлии Цезаре Марат слышал. Так же как об Александре Македонском, о Суворове. А больше всех ему нравился Василий Иванович Чапаев, герой гражданской войны. И матрос Железняк, про которого песня сложена.
Но реплика отца чем-то смутила его. Ведь Марат не собирался командовать. Он хотел идти в бой рядовым. А на каждом корабле для рядовых работы хватает. Если же потребуется, и на суше он сможет. Ничего хитрого: взял винтовку, крикнул «ура!» и — вперед. Стреляй в противника без передышки. Стрелять ему приходилось. Правда, не из настоящей боевой винтовки, а из пневматического ружья. И в тире. Но на поле боя он сможет.
— Но ведь воюют мальчишки, — убежденно стал защищаться Марат. — Воюют, я знаю.
— Воюют, — согласился отец, — да не все.
Он встал из-за стола, прошелся по кабинету вдоль стены, на которой висел портрет Ленина, и вернулся на место.
— Словом, слушай, что я тебе скажу. По-мужски, начистоту.
При этих словах Марата передернуло. Ему было знакомо это «начистоту». Был у них с отцом однажды такой «мужской разговор». Тогда Марат пятый класс заканчивал. Завершался учебный год, а он с мальчишками повадился на Неву бегать, на речных трамвайчиках кататься. Двоек нахватал, мог на второй год остаться. На всю жизнь ему тот разговор запомнился.
— Слушаю, папа, — покорно согласился Марат.
Ему казалось, что отец в конце концов все же правильно оценит благородный порыв своего сына и поддержит его.
Но отец потребовал:
— Ты сегодня же поедешь обратно в Башкирию.
Это было так неожиданно, что у Марата невольно вырвалось:
— Зачем?
— Продолжишь учебу, будешь помогать матери. Пойми, она одна там.
«Пойми?» А его нужно понять? Отец должен понимать сына?
— Никуда я не поеду. — Марат упрямо набычился. — Я останусь в Ленинграде.
— Что ты будешь здесь делать?
— Поступлю на корабль, буду сражаться с фашистами.
Неужели не ясно? Балтфлот — его мечта. Он твердо решил стать моряком. Не для того он две недели добирался из Башкирии в Ленинград, чтобы ни с чем вернуться обратно.
— Нет, ты уедешь, и немедленно, — настаивал отец. — Иначе…
С каждым словом гнев его усиливался.
Что иначе? Силой его не заставят, а сам Марат никуда теперь из Ленинграда не уедет. Его уже много раз пытались задержать. Не вышло.
Не выйдет и сейчас.
— Я никуда не поеду, — повторил Марат. — Не буду я отсиживаться в тылу. Я надеялся… думал, ты поможешь мне… А ты…
Он дерзко, с гневным вызовом посмотрел на отца и встал из-за стола.
— Помочь? В чем? — Отец тоже встал, подошел вплотную к сыну. — Попасть на Балтфлот? Да как это можно? Ты погляди на себя. Какой из тебя моряк? Недоучка, несмышленыш… «Хочу воевать, не хочу отсиживаться». Нахватался громких слов. А что ты можешь? Бить врага не просто. Нужны знания, умение обращаться с техникой. А тебе корабельную швабру доверить нельзя.
Слова отца больно ранили Марата.
— Ладно, — не выдержал он, — ты хочешь, чтобы я ушел? Я уйду… я сам…
Марат резко повернулся и побежал к выходу.
Он знал, испытал уже: без отцовской поддержки ему будет тяжело, очень тяжело.
Ну и пусть! Все равно он добьется, самостоятельно добьется того, к чему стремится.
Тяжелая упрямая дверь не поддавалась. И Марат в бессилии прислонился к ней. Сжавшись в комок, втянув голову в плечи, он еле сдерживался, чтобы не заплакать.
Отец с тревогой смотрел на сына. Приступ гнева проходил, и он старался уяснить случившееся. Конечно, оба они погорячились. А надо спокойно разобраться во всем. По существу, что Марат сделал плохого? Ничего. Наоборот, стремления его естественны. Как же теперь поступить? Оставаться непреклонным и продолжать настаивать на своем? А если Марат действительно уйдет?
Эта мысль обожгла сознание. Потерять сына? Нет, только не это! А может, все-таки помочь ему?
Отца словно что-то подтолкнуло. Он сделал шаг, потом второй и вдруг бросился к сыну.
— Постой, Марат! — выкрикнул он с отчаянием и, оторвав его от двери, уже спокойнее и тише добавил: — Не торопись, давай обсудим все еще раз.
Сын обернулся, увидел озабоченное лицо отца. Что-то в нем переменилось.
— Чего? — всхлипнул Марат.
Он вдруг с новой силой почувствовал, насколько близок и дорог ему этот человек, его отец.
— Погоди, не горячись. — Голос отца звучал мягко. — Ну ладно, пусть будет по-твоему. Воевать так воевать…
Он сделал паузу, уводя Марата от дверей в глубь кабинета.
— А скажи: какая специальность тебя больше всего привлекает?
— Морская, — выпалил Марат.
— Это понятно, — согласился отец. — Но у моряков бывают разные специальности. Рулевой, сигнальщик, комендор, радист, электрик, моторист — тьма-тьмущая специальностей. Надо выбрать одну. И овладеть ею в совершенстве. На «отлично».
Марат задумался.
Действительно, как это он не сообразил? Без специальности ведь ничего не получится.
— А можно выбирать… эту самую… специальность? — неуверенно спросил он.
— Не можно, а нужно, — подтвердил отец.
— А изучать… прямо на корабле? — допытывался Марат.
Он с надеждой смотрел на отца.
— Нет, сын, на корабле изучать поздно. На корабле воевать надо. И набираться опыта. А получают специальность в учебном отряде; есть такое заведение на флоте.
— Все-все?
— Все матросы без исключения.
— Значит… — Марат не решался закончить фразу. — Сначала в учебный отряд?
Вообще-то, об учебном отряде он слышал и раньше, но ему казалось, что в военное время, когда враг у ворот города, все происходит гораздо проще.
— Выходит, так, — облегченно вздохнул отец. — Кстати, в нынешнем году там организовано специальное подразделение для таких неистовых, как ты. Называется «рота юнг». Там мальчишки готовятся стать моряками. И форма у них морская, только ленточки на бескозырках завязываются бантиком. Но это временно, пока учатся. Хочешь туда?
У Марата перехватило дух. Вот здорово — рота юнг. Он будет юнгой!
— А сражаться с фашистами пустят?
— Конечно, обязательно. Для этого и учат: защищать Родину, бить врагов. Значит согласен?
— Согласен.
— А матери сегодня же напишем письмо. Она там, наверное, с ног сбилась, разыскивает тебя.
Последнюю фразу отец произнес с грустью, но укора в его словах Марат уже не почувствовал.
Идти домой им не пришлось. Как выяснилось, квартира, в которой жили Есиповы, была полностью разрушена во время недавнего артиллерийского обстрела. В нее угодил крупнокалиберный снаряд. Отец жил в служебном кабинете, здесь же оставил и сына.
Весь вечер Марат сочинял письмо матери. В подробности вдаваться не стал, сообщил только, что вернулся в Ленинград, встретился с отцом и поступает в юнги. И что надеется в скором времени попасть на боевой балтийский корабль. В заключение написал: «Обещаю тебе, мама, с честью выполнить свой долг, тебе не придется краснеть за меня». И подписался: «Твой любящий сын Марат».
