Екатерина Мурашова - Гвардия тревоги
Увидев Диму, малыш радостно подскочил, завопил, но тут же упал обратно на подушку и закашлялся.
— Лежи, лежи! — испугался Дима.
— Да, да! — закивал Эмиль, стараясь быть или хотя бы казаться послушным. — Будем задачки делать?
— Будем, конечно, — Дима достал из кармана блокнот, снял куртку и положил ее на спинку кровати.
— Смотри, кто у меня есть! — сказал Эмиль, подтаскивая к себе по кровати большую мягкую игрушку — не то медведя, не то собаку. Игрушка была какого-то немагазинного вида — из серого драпа, с широкой удивленной мордой. Ручки Эмиля, тянущиеся из рукавов пижамы к медведесобаке, такие тоненькие, что в Диминых ушах отчетливо прозвучал голос Александры Сергеевны: «Дима, ты Короленко „Дети подземелья“ читал?»
— Слушай, как он умеет! — с гордостью заявил малыш и как будто бы почесал игрушку за ушами.
У Диминому удивлению, игрушка заговорила:
— Было когда-то двадцать пять оловянных солдатиков, родных братьев по матери — старой оловянной ложке; ружье на плече, голова прямо, красный с синим мундир — ну, прелесть что за солдаты! Первые слова, которые они услышали, когда открыли их домик-коробку, были: «Ах, оловянные солдатики!» Это закричал, хлопая в ладоши, маленький мальчик, которому подарили оловянных солдатиков в день его рождения. И он сейчас же принялся расставлять их на столе. Все солдатики были совершенно одинаковы, кроме одного, который был с одной ногой. Его отливали последним, и олова немножко не хватило, но он стоял на своей одной ноге так же твердо, как другие на двух; и он-то как раз и оказался самым замечательным из всех…
Странно, но голос, которым игрушка рассказывала сказку Андерсена, показался Диме знакомым.
— Здорово, правда? — спросил Эмиль и снова что-то проделал.
— До свидания, Эмиль, — сказала медведесобака по-прежнему знакомым голосом. — До новой встречи, — и замолчала.
— Отличная игрушка, — искренне сказал Дима. — Я никогда таких не видел. А как его зовут?
— Аларм, — ответил Эмиль.
— Аларм? — изумился Дима. — Но ведь это по-английски значит «тревога»…
— Ничего не знаю, — затряс головой малыш. — Аларм — мне нравится!.. Ты кушать хочешь? — вдруг спохватился он. — Прости меня, Дима, гость в доме, а я… Я скажу — Мариам подаст…
— Успокойся, я совершенно не хочу есть, — решительно сказал Дима. — Пусть Мариам занимается своими делами…
— Ладно, тогда давай задачки…
— Ну конечно, — облегченно вздохнул Дима и не удержался. — Задачки, это я понимаю…
Эмиль взглянул удивленно. В комнату вошла полная женщина, в которой Дима узнал мать Эмиля.
— Здравствуй, русский друг, — сказала она.
Дима поздоровался. Женщина улыбнулась ему, а потом сыну, но в глазах ее были печаль и тревога.
Вечером Дима зашел в кабинет к отцу. Михаил Дмитриевич читал журнал, страницы которого покрывали формулы.
— Папа, — спросил Дима. — А что, если у людей нет прописки, это очень плохо?
Михаил Дмитриевич оторвал взгляд от журнала и некоторое время, как микроскоп, настраивался на восприятие собственного сына.
— Да, — наконец сказал он. — В нашей стране это создает определенные трудности социального функционирования. Образование, здравоохранение, трудоустройство… Но у нас с тобой с пропиской все в порядке.
— Я не про нас…
— А про кого? Ты видел какую-то передачу по телевизору? Читал газету?
— Если нет прописки, а ребенок заболел, и нужно сначала сложное обследование, потом лечение, может быть, операция…
— Боюсь, что в этом случае все возможно только за деньги. Даже пребывание в больнице. А что, дело касается какого-то конкретного ребенка?
— Да, папа, — сказал Дима. — Это мой знакомый ребенок. У него есть пятеро братьев и сестер и еще говорящий медведь по имени Аларм.
— И что, он болен и кто-то собирает деньги на его лечение?
— Да, папа, — повторил Дима и, подумав, добавил: — Возможно, этот «кто-то» — я.
Александра Сергеевна тяжело спускалась с высокого крыльца, опираясь на большой зонт с инкрустированной перламутром ручкой. Зонт был похож на перевернутую носом к земле ракету. Дима нес на руках Фаину. Бабушка настояла на том, чтобы взять ее с собой — пожилой собаке необходимы впечатления, чтобы поддерживать в ней интерес к жизни. Дима хотел было предложить взять с собой еще Голубя и Вольфганга в сумке на колесах, но не решился. В конце концов, это ему нужно, а не бабушке. Болонка жмурилась и улыбалась у него на руках — впечатления ей понравились: когда Дима отвлекся, она даже немного полаяла на разжиревшую офисную кошку. Спустить собаку на землю Александра Сергеевна не разрешала — слишком грязно, в присутственных местах слишком много микробов и плохое биополе. Спускаясь с крыльца вслед за бабушкой, Дима еще раз оглянулся на вывеску: «Редакция газеты „Наш город“».
— Бюрократия во все времена была бичом Российской империи, — сказала Александра Сергеевна. — Но, во всяком случае, они не отказали и опубликуют наше объявление. Как ты полагаешь, родители больного ребенка смогут оперативно предоставить нужные справки и заключение врачей?
— Я не знаю, — честно ответил Дима. — Но думаю, что они постараются.
Света Громова появилась посреди тротуара неизвестно откуда и тут же передвинулась прямо к ним.
Она была без шапки. Белые волосы до плеч свисали отдельными прядями, как макароны.
— Здравствуйте, Александра Сергеевна!
— Здравствуй… Светочка?
— Да, да. Можно мне Диму… буквально на одну минутку?
— Дима, я иду домой. А тебя девушка приглашает для приватной беседы, — сказала внуку Александра Сергеевна. — Фаину на обратном пути выпусти на газоне во дворе, чтобы она имела возможность сделать все свои дела.
— Всего вам доброго, Александра Сергеевна, — вежливо сказала Света Громова.
— И тебе, деточка, того же, — приветливо откликнулась пожилая дама.
Дима молчал. Да его никто ни о чем и не спрашивал.
— Дима, — сказала Света Громова. — Ты это все здорово придумал. Я имею в виду, с Эмилем. Спасибо тебе. Но это не надо уже. Есть другой путь, какой-то там фонд, или программа, или еще что-то такое. В общем, все получилось. Эмилька со вчера уже в больнице, его к операции готовят. Если хочешь, потом можешь его навестить, когда из реанимации в обычную палату переведут. Я тебе скажу… Ага?
— Ага, — сказал Дима и до хруста сжал зубы.
Света внимательно взглянула на него из зарослей макарон.
— Ты хочешь что-то спросить?
— Да нет, конечно, — Дима пожал плечами. — Чего тут спрашивать! — и все же спросил: — Игрушка его, не то медведь, не то собака…
— Аларм? — улыбнулась Света. — Он с ним, конечно. Сидит на кровати и новые сказки рассказывает. Ага?
— Ага…
Света двумя пальцами погладила Фаину между ушами и исчезла так же внезапно, как и появилась.
Болонка потрясла головой и чихнула. Дима тоже потряс головой. Теперь он вспомнил: голос, которым рассказывал сказки псевдомедведь Аларм, был голосом Светы Громовой. Недаром она занимается в театральной студии…
Глава 9
Берт
Встретить Кирилла Савенко одного, без Антона и прочих, оказалось достаточно трудно. Дима думал даже о том, чтобы подстеречь его на пути к голубятне, но попросту испугался оказаться одному на крыше. Следить и звать из окна — как-то уж совсем по-дурацки. На обдумывание и подгонку ситуации ушло два дня. Дальше тянуть было нельзя: скоро начинались каникулы.
Кирилл стоял у большого окна в рекреации и говорил по мобильному телефону. Уроки уже закончились. Антона и остальных не видно. Дима подошел поближе и помахал рукой, привлекая внимание Кирилла. Потом остановился поодаль, прислонившись к простенку между окнами. Кирилл быстро свернул разговор и сам подошел к Диме. Глянул вопросительно.
— Хорошо, допустим, я все понял, — сказал Дима. — Вы — команда. А кто Тимур? Ты?
— Нет, конечно! — засмеялся Кирилл. — Куда мне!
— А кто?
— Вообще-то можно сказать, что Тимура нету совсем. Новые технологии, — Кирилл продолжал улыбаться. — Но зачем тебе? Ты же — сам по себе.
— А если нет? — спросил Дима.
— Тогда — надо думать, — помедлив, ответил Кирилл.
Смысл этого ответа был Диме хорошо известен. Отец, Михаил Дмитриевич, никогда не говорил сыну «нет». Либо сразу соглашался, и тогда на него вполне можно было рассчитывать, либо говорил «надо подумать». В этом случае возвращаться к разговору было бессмысленно. Ничего, кроме «я еще думаю», услышать нельзя. Так что слова Кирилла Дима воспринял как вежливый отказ. «Проигрывать тоже надо уметь» — одна из семейных заповедей Дмитриевских. «Спасибо, что уделил время», — Дима спокойно кивнул и пошел по коридору.
— Эй, Дима! — окликнул Кирилл, но Дима даже не обернулся. Что, собственно, Кирилл может сказать ему еще? И зачем множить неловкости?
