Анастасия Перфильева - Лучик и звездолёт
— Каких пенок?
Ясно, не молочных. Ребята узнали, отведав.
— Может, искупаться вперёд? — предложил Антоша.
— После, — отрубил Щербатый. Его слова были законом, он сам — главарём.
Овраг начинался прямо от реки, глубокий, мрачный, таинственный. И чем дальше в лес, тем чернее. Из глубины пахло сыростью, грибами, валежником. Высокая, непролазная, тянулась по склонам крапива. Женя оглядел товарищей: все были в длинных штанах, он один голоногий, жуть берёт.
Разделились на группы. Женя пошёл с Антошей и маленьким лопоухим мальчишкой.
— Что штаны не надел? — спросил Антоша. — Настрекает.
— Ничего!
Как раз в это время здорово куснуло.
Женя придумал: ведёрком стал распихивать крапиву. А она хватала то за икры, то под коленку. Он терпел и вдруг, вскрикнув, ринулся вперёд: малина! Нет, это оказалась бузина, ярко-красная, бесполезная.
Малинник рос по всему оврагу, но ягод на нём почему-то не было. Женя увидел: Антоша с лопоухим парнишкой присели под кустами и быстро задвигали локтями. Он догадался: надо смотреть снизу!
И верно: с земли малинник был весь осыпан ягодами. Некоторые налились так, что стали лиловыми, тронь — свалится. Торопливо Женя стал рвать, точно доил куст в подставленное ведёрко. От азарта даже не попробовал ни ягодки, спешил — соседний куст был тоже тяжёлый, свесившийся. И вон ещё и ещё!..
У ведёрка быстро закрылось дно, вмятина в боку. Остальных ребят не было слышно, все усердно работали. И вдруг Женя похолодел: вокруг ноги скользнуло что-то живое, холодное. Змея! Чёрная, большая, отвратительная, она вилась у ноги, во рту у неё дрыгала лапками лягушка.
— А-а-а!.. — дико заорал Женя.
На крик примчались испуганные ребята.
— Гадюка! — не своим голосом заорал и лопоухий.
Антоша схватил коряжину, замахнулся. Щербатый удержал его. Нагнулся, ловко и смело зажал змею рукой…
— Ногу подними, ты ж ей на хвост наступил!
Онемев от ужаса, Женя задрал ногу. Змея быстро-быстро извивалась в руке Щербатого, она бросила лягушку и шипела, высунув раздвоенный язык.
— Гадюка! — кричал лопоухий. — Бей!
— Не гадюка, а уж. Видишь, жёлтое на затылке, — спокойно объяснил Щербатый. — Они полезные, мышей ловят и не жалят. Хотите под рубаху посажу? — Он бесстрашно сунул змею за пазуху. — А ты напугался…
Женя был сражён. Расхрабрившись, попросил:
— Дай и мне подержать. Я думал — ядовитая…
— На! — Щербатый вытащил ужа. — После выпусти. Их у деревни сколько хочешь.
— Это что, ужи, — сказал лопоухий, когда отпущенный на волю уж исчез в папоротнике. — Здесь в овраге и гадюк хватает.
— Это что, гадюки! — пробасил мальчишка с совершенно белыми бровями и ресницами. — Сюда в овраг и медведь заходит.
— Ты его видел, медведя? — фыркнул Антоша.
— Не видел. Бабка малину собирала, наткнулась.
— И он её… съел? — вскрикнул Женя.
— Не! До сих пор живая… Бабка как завизжит, побежала, споткнулась, так на четвереньках до самой деревни и ползла.
— Это когда было-то? — захохотал Щербатый. — Бабка твоя старая?
— Старая.
— А с медведем когда столкнулась?
— Молодая.
— Значит, при царе ещё? Теперь медведь сюда не ходит: не дурак, у завода по малину лазать. В дальнем бору, может, и случится. А здесь — нет…
И тут вдруг над головами у ребят что-то ухнуло, выстрелило. Женя обмер. Что, если медведь? И охотник за ним, стреляет? А ребята мигом, забыв малину, вёдра, полезли по склону оврага наверх. Женя — за ними.
Нет, это был не охотник. Среди леса заросшая, наезженная, в сосновых корневищах, петляла дорога. По ней зигзагами… мчался красный мотоцикл! У седока смешно, точно он впопыхах забыл поставить на подножки, болтались длинные ноги — это был табунщик Василий.
Мотоцикл оглушительно выстрелил и смолк. В ту же секунду ребятишки были рядом, облепили его; жадно разглядывали мотор, блестящие цилиндры, маленький счётчик, руль.
— Вот незадача! — сказал Василий, не спрыгивая, просто ставя ноги на землю. — Бестию купил! Ход хорош, и тормоза, и зажигание. А заносит, будто коня с норовом. Ну-ка, пихайте дружно!
Все навалились, поддали… Мотоцикл взревел и умчался такими же зигзагами.
— Пошли собирать! — скомандовал Щербатый. — Невидаль тоже, мотоцикл…
Мальчишки стали спускаться в овраг, прислушиваясь к стихающему треску. Невидаль, невидаль, а оторвать от техники не оторвёшь…
Вернулся Женя из оврага сияющий: ведёрко было полно до краёв!
— Вот, — скромно сказал матери, — набрал.
— Ай, умница! — обрадовалась Евгения Андреевна.
— Действительно, — похвалил и Сергей Сергеевич, нацеливаясь на самые крупные ягоды. — Ну-ка, ну-ка, дайте попробовать. До чего сладки, душисты!..
— Сергей Сергеевич, — ужаснулась Евгения Андреевна, — да ты всю малину съешь! Оставь на варенье, Женька крапивой пожёгся. Из лесной малины — лучшее средство от простуды, ему же…
— М-м-м, — тряс головой отец, жмурясь, как кот, — изумительно! Ещё горсточку! От простуды, говоришь? А Жукаран у нас больше не будет простужаться. Верно, братец мой?
— Не буду! — крикнул Женя. — Ешь сколько хочешь на здоровье!
2Незаметно подходил сентябрь.
Перед отъездом Евгении Андреевны у Коротковых было проведено обсуждение: возвращаться Жене с матерью в город к началу учебного года или идти в здешнюю школу, что в двух километрах от Матвеек?
— Пап, мамуля, знаете, я и с Антошей, со Щербатым могу… Им тоже во второй класс, — сказал Женя и посмотрел на мать.
— Это что, фамилия — Щербатый? Что-то я в Матвейках таких не знаю, — поинтересовался отец.
— Нет! Просто зуб себе выбил, с дерева свалился… А зовут как раз Матвеем. Матвейка! — Женя засмеялся. — Папа, знаешь, Щербатый живых ужей под рубашку сажает…
— Так что же? — чуть грустно спросила Евгения Андреевна. — Женюра, значит, здесь учиться остаёшься?
— Здесь, конечно, о чём разговор! — воскликнул Сергей Сергеевич. — Зимой на лыжах туда-обратно чепуха, в слякоть трудновато, правда… По вечерам в шашки будем сражаться. Когда сделаешь уроки.
— Хорошо. Так и быть, согласна, — вздохнула Евгения Андреевна. Она видела: жизнь с отцом Жене и правда на пользу. — Тогда всё, что надо, я сразу из города пришлю, — сказала задумчиво.
— И лыжки, лыжки обязательно! — поддакнул Сергей Сергеевич.
— Лыжи успеются, зима далеко, — снова вздохнула мама.
Она уехала. Грустно стало без неё Женьке! Он даже всплакнул у Воронков, провожая. Да что поделаешь — сам решился. Долго смотрел на уходящий поезд, на белый мамин платочек, трепетавший у окна зелёного вагона.
Но грустил Женя недолго, некогда было. День за днём убегали незаметно. То надо с утра на пастбище, серебрившееся росой, — покататься на Ваське; то в манеж, где учат молодняк; то в ранний, рассветно-мутный час, когда пар валит изо рта, ноги краснеют, как у гусёнка, а глаза ещё не доглядели сна, по грибы с ребятами в бор, где, по рассказу Щербатого, «случаются» даже медведи.
Медведя «не случилось» ни разу. А вот лося видели. И не одного — с лосихой! Сильные, красивые животные пробежали поляной шагах в двадцати от замерших мальчишек. Лось был громадный, больше Гордого, пожалуй, — с ветвистыми рогами и горбатой мордой.
А в другой раз, возвращаясь из грибного похода, встретили почтаря.
Дорога шла лесом, блестела от недавнего дождя. Лес по обе стороны её уже золотился; осинки покраснели, берёзы были жёлтые, нарядные; одни дубы и ёлки зеленели густо, по-летнему. Шишки, валявшиеся на дороге, от сырости сжались, стали похожи на глиняные комки.
— Слышите, почту везут! — сказал Антоша: мотоцикл Василия ревел, как зверь, мотороллер местного почтаря шумел мягко.
Почтарь нагнал ребят. Сзади к мотороллеру был приделан фургончик, вроде шкафа.
— Парнишки коротковского с вами, случаем, нету? — крикнул почтарь.
— С нами! Есть! — закричал Женя. — Я!
— Папаше посылку из города не прихватишь? Мне бы в сельсовет напрямик.
— Прихвачу! — Ещё бы, посылка была, наверно, от мамы…
Почтарь слез, открыл шкафчик, достал перевязанный шпагатом, в сургучных наклейках ящик, передал Жене.
— Распишется после, — сказал и укатил, расплёскивая лужи.
Ящик несли вдвоём со Щербатым — он был тяжеленный, словно набит камнями. А когда вечером раскрыли с отцом посылку, в ней оказался новенький портфель с учебниками, тетрадками и другими школьными принадлежностями. В карманчике портфеля лежали целых три письма. В первом Евгения Андреевна написала:
Посылаю всё для Жени. Внизу подарки его новым школьным друзьям-одноклассникам: Щербатому — перочинный ножик, внуку вашего конюха Федотыча, Антоше — самописку, или наоборот, решайте сами. Остальным — цветные карандаши, пеналы, переводные картинки, по усмотрению Жени. Обнимаю обоих. Будьте здоровы!
