Лора Уайлдер Инглз - Домик в прерии
Мама держала Крошку Кэрри на руках, а Мэри с Лорой стояли рядом. Они смотрели, как индеец забирает папины шкурки, но помешать ему не могли.
Индеец донес шкурки до двери. Потом второй индеец что-то сказал ему, и они стали переговариваться хриплыми гортанными голосами, Потом первый индеец бросил шкурки, и оба ушли.
Мама села на кровать, прижала к себе Лору с Мэри, и Лора услышала, как у мамы громко стучит сердце.
— Ничего,—— улыбаясь. сказала мама.— Спасибо, что они не забрали семена.
— Какие семена? — удивленно спросила Лора.
— Все семена на будущий год, они завернутые в связку со шкурками, — объяснила мама.
Когда папа вернулся домой, они рассказали ему про индейцев. Папа огорчился, но сказал: «Все хорошо, что хорошо кончается».
Вечером, когда Мэри с Лорой уже легли спать, папа заиграл на скрипке. Мама сидела в кресле, укачивая Крошку Кэрри. Прижав ее к груди, она тихонько запела:
Кто не видел, кто не знает
Индианки Альфараты,
Кто не слышал грустной песни
Над волнами Джуниаты?
«Где ты, милый? Что с тобою?
Возвратись скорей ко мне,
Как стрела лети в каноэ
По неверной быстрине!
У тебя огонь во взоре,
О любимый Альфараты,
Перья на твоем уборе —
Словно волны Джуниаты.
Ты тропой войны шагаешь
Вдоль далеких берегов:
Нежный друг — для Альфараты,
Грозный воин — для врагов!»
Вот какую песню пела
Индианка Альфарата
Там, где быстро катит волны
Голубая Джуниата,
Унесли ветра и время
Звонкий голос Альфараты,
Но течет, течет, как прежде,
Голубая Джуниата.
Голос мамы и звуки скрипки потихоньку замерли, и Лора спросила:
— Мама, а куда девался голос Альфараты?
— Как! — воскликнула мама. — Ты еще не спишь?
— Я сейчас усну.— сказала Лора.— Но пожалуйста, скажи мне, куда девался голос Альфараты?
— Я думаю, что Альфарата ушла на запад, — ответила ей мама.— Индейцы всегда уходят на запад.
— Почему они всегда уходят на запад? — не унималась Лора,
— Они должны туда уходить.
— Должны? Почему?
— Потому что так им велит правительство, — сказал папа. — А теперь спи.
Он немного поиграл на скрипке, но очень тихо, Лора сказала:
— Папа, я хочу еще тебя спросить...
— Не «хочу», а «можно».— поправила ее мама
— Можно мне...
— Что, Лора? — перебил ее папа.
Девочкам нельзя перебивать взрослых, потому что это невежливо, но папе, конечно, можно.
— А этим индейцам правительство тоже велит уйти на запад?
— Да,— сказал папа.— Когда белые поселенцы приезжают в какое-нибудь место, правительство велит индейцам оттуда уходить. Этим индейцам правительство тоже со дня на день прикажет уходить на запад. Поэтому мы тут и поселились. Белые люди скоро заселят всю эту округу, а мы приехали первыми и поэтому заняли самую лучшую землю. Теперь ты поняла?
— Да, папа‚— сказала Лора. - Но я думала, что здесь Индейская Территория. Разве эти индейцы не рассердятся, если...
— Хватит задавать вопросы, Лора,— остановил ее папа. — Тебе давно пора спать.
Мистер Эдвардс встречает Санта-Клауса
Дни стали короткие и холодные, ветер выл и ревел, но снега все не было, Шли холодные дожди. Они лили день за днем, капли стучали по крыше и скатывались на землю по стрехам.
Мэри с Лорой сидели у очага, шили лоскутные одеяла, вырезали из оберточной бумаги человечков и слушали шум дождя. По ночам было так холодно, что каждое утро все ожидали увидеть снег, но из окон виднелась только жалкая сырая трава.
Девочки прижимали носы к стеклянным квадратикам, которые папа вставил в окна, и радовались, что могут выглянуть во двор. Они ждали снега, но его все не было.
Лора беспокоилась — ведь приближалось Рождество, а Санта-Клаус со своим оленем может приехать только по снегу. Мэри боялась, что, если даже снег и выпадет, Санта-Клаус все равно не найдет их в такой глуши на Индейской Территории. Они спросили об этом маму, но она ничего не могла им ответить, потому что и сама не знала.
— Какой сегодня день? — озабоченно спрашивали девочки. — Сколько еще дней до Рождества?
Они все время считали дни, и наконец остался всего один день.
В то утро все еще шел дождь. На сером небе не было ни единой светлой полоски. Мэри и Лора почти не сомневались, что Рождества нынче не будет, но все-таки надеялись.
Незадолго до полудня вдруг стало светлеть. Тучи рассеялись, и по голубому небу поплыли белые облака.
Засияло солнце, запели птицы, в траве засверкали тысячи водяных капель. Но когда мама открыла дверь, чтобы впустить свежий воздух, они услышали, как ревет ручей.
Девочки совсем забыли про ручей. Теперь они окончательно поняли, что Рождества не будет. Ручей так сильно ревет, что Санта-Клаус не сможет через него переправиться.
В дом вошел папа с жирной индейкой в руках. Если эта индейка весит меньше двадцати фунтов, он готов съесть ее вместе со всеми перьями и потрохами, сказал он и спросил Лору:
— Нравится тебе такой рождественский обед? Как ты думаешь, ты с такой ножкой справишься?
Конечно, справится, сказала Лора. но радости в ее голосе не слышалось. Потом Мэри спросила папу, не спала ли вода в ручье, но он ответил, что вода все еще поднимается.
Маму это очень огорчило. Ей было жаль мистера Эдвардса, который на Рождество должен сидеть один и есть свою холостяцкую стряпню. Мистер Эдвардс был приглашен к ним на рождественский обед, но папа сказал, что каждый, кто теперь попробует переправиться через ручей, рискует своей жизнью.
— Куда там, — сказал он. — Течение слишком сильное. Придется нам смириться с мыслью, что Эдвардс завтра не придет.
А раз так, то и Санта-Клаус тоже к ним не приедет.
Лора с Мэри старались об этом не думать. Они смотрели, как мама готовит дикую индейку. Индейка была очень жирная. Им очень повезло — они живут в хорошем доме, сидят у теплого очага, а на рождественский обед у них будет такая прекрасная индейка. Так сказала мама, и так оно и есть на самом деле. Очень жаль, что Санта-Клаус не мог приехать в этом году, но они такие хорошие девочки, что он их не забудет и на следующее Рождество обязательно приедет.
Но им все равно было грустно.
После ужина девочки умылись, застегнули красные фланелевые ночные рубашки, завязали ночные чепчики и старательно прочитали молитвы. Потом улеглись в постель и накрылись одеялами. Все это ничуть не напоминало Рождество.
Папа и мама молча сидели у очага. Потом мама спросила папу, почему он не хочет поиграть на скрипке, а он ответил, что у него нет настроения.
Прошло еще много времени. Вдруг мама встала и сказала:
— Я все-таки вывешу ваши чулки, девочки. Может, что-нибудь и случится.
У Лоры екнуло сердце. Но она вспомнила про ручей и поняла, что ничего хорошего случиться не может.
Мама взяла чистый Лорин чулок, чистый Мэрин чулок и подвесила к каминной полке по обе стороны очага. Лора и Мэри следили за ней из-под одеяла.
— А теперь — спать‚— сказала мама, целуя девочек.— Чем скорее вы уснете, тем скорей наступит утро.
Она снова села возле очага, и Лора задремала. Вдруг ее разбудил голос папы:
— Ты еще хуже сделала, Каролина.
Лоре показалась, будто мама говорит:
— Да нет же, Чарльз. Ведь у нас есть белый сахар.
Но может быть, ей это приснилось.
Потом она услышала свирепое рычанье Джека. Задвижка на двери громко застучала, и чей-то голос произнес: «Инглз! Инглз!»‚
Папа как раз укладывал в очаге поленья, и, когда он открыл дверь, Лора увидела, что уже утро. На дворе все было серо.
— Вот чудеса, Эдвардс! — воскликнул папа. — Заходите! Что случилось?
Лора увидела свисающие с полки пустые чулки, закрыла глаза и зарылась лицом в подушку. Она услышала, как папа подбрасывает в очаг дрова и как мистер Эдвардс говорит, что, переплывая ручей, держал одежду на голове. Зубы у него стучали, и он весь дрожал. Это ничего, сказал он, надо только согреться.
— Вы слишком сильно рисковали, Эдвардс,— сказал папа.— Мы очень рады, что вы пришли, но рождественский обед, право, того не стоит.
— Вашим девочкам нужно веселое Рождество,- отвечал мистер Эдвардс‚— Я привез им подарки из Индепенденса, и никакой ручей не мог меня остановить.
Лора быстро села в кровати.
— Вы видели Санта-Клауса? — воскликнула она.
— Конечно видел,—— отвечал мистер Эдвардс.
— Где? Когда? Какой он из себя? Что он сказал? Он правда дал вам для нас подарки? — вскричали обе девочки разом.
— Подождите, подождите минутку, — засмеялся мистер Эдвардс.
Мама сказала, что Санта-Клаус велел ей положить подарки в чулки. Пусть они только закроют глаза,