Наталья Парыгина - Я вернусь! Неудачные каникулы
По берегам озера стояли камыши, забредали они и подальше от берега, то кучкой поднимались над водой, то тянулись цепочкой. В одном месте камыши росли правильным кругом, словно кто-то нарочно сплёл зелёную корзинку и пустил её плавать по воде.
Там, дальше, за камышами, берега озера окружал лес. Он стоял ровной стеной вдоль берега, взбирался на горы до самых вершин и, перевалив вершины, уходил по их склонам на другие горы, которые тянулись тут широкой беспрерывной грядой.
Я так загляделся на озеро и на горы, что обо всём забыл. Иван неслышно подошёл сзади и положил руку мне на плечо.
— Иди купайся, — сказал он. — Все купаются.
— А ты?
— Кашу варю.
Я вышел на берег. Далеко, почти на середине озера, виднелись четыре головы. Поплыть к ним? Нет. Не поплыву. Я наскоро искупался у берега и пошёл помогать Ивану.
Стол здесь стоял возле главной палатки под двумя большими и старыми берёзами, которые росли от одного корня. Одна берёза вытянулась прямо к небу, другая слегка отклонилась, чтобы дать простор гордой сестре. Зелёные ветви берёз нависли над палаткой и над столом, и сейчас от них падала густая длинная тень, лишь кое-где пробитая солнечными бликами.
— Это сейчас тут никто не живёт, тихо, — сказал Иван, нарезая толстыми ломтями хлеб, — а до революции тут была концессия — англичане работали, драгами добывали золото. Во время гражданской войны партизаны взорвали драгу. Когда погода ясная, сквозь воду видны затонувшие части машин.
— А где? Далеко от берега?
— Далеко. Почти на середине озера.
Марков первым выбрался из озера, оделся на берегу, подошёл к столу — загорелый, подтянутый, белозубый, в чистой голубой тенниске.
— Здравствуй, Гарик, — приветливо сказал мне. — Долго спишь. Придётся вставать раньше.
— Это я только сегодня.
— И мы не будили тебя. Сегодня — гость, а завтра уже будешь хозяином.
Оказывается, здесь я буду вроде бы штатным дежурным: охранять лагерь и готовить еду.
А в маршруты ходить мне не придётся. В маршруты будут ходить без меня.
Иван почёсывался и хмуро косился на огромный муравейник, расположенный в нескольких метрах от палаток.
— Везде ползут эти муравьи… И в кашу лезут, и под рубашку…
— Надо облить бензином да сжечь, — сказал Жук. — Я давно говорю…
— Они раньше нас здесь поселились, — сказала Светлана. — Мы им, наверное, тоже мешаем.
— Нельзя их трогать, — сказал Карпис. — Будем мирно сосуществовать.
Он, прежде чем сесть за стол, позаботился о Тузике: наложил ему полную чашку каши, налил молока.
— На, Тузик, поешь, пойдёшь с нами в маршрут.
— Не пойдёт он с нами в маршрут, — мрачно сказал Марков. — Я его убью.
— Ты с ума сошёл! — вскинулась Светлана.
— Убью! — свирепо повторил Марков, что-то перекладывая в своей полевой сумке. — Я из-за него сегодня всю ночь не спал. Три раза из мешка вылезал, гонял его по лесу. Можно так? Не уговаривайте. Убью!
Тузик, опустив голову и повиливая длинным хвостом, подошёл к Маркову извиняться.
— Видишь, он сознаёт свою вину, — сказала Светлана. — Он больше не будет.
— У-у, шалопай! — сказал Марков и легонько пнул Тузика.
После завтрака пёс растянулся было на солнышке подремать. Но Марков не позволил. Подошёл и, схватив Тузика за шиворот, поставил на ноги.
— Ночью надо спать, — объяснил он. — А днём иди работай.
И Тузик, зевая, поплёлся в маршрут.
Мы с Иваном остались вдвоём. Иван погнал машину к озеру и поливал её из ведра. Я занялся посудой. Мыл в озере чашки и смотрел, как идут геологи.
Они то скрывались за деревьями, то опять показывались на какой-нибудь полянке. Светлана надела соломенную шляпу и в брюках и свитере, с этой соломенной шляпой на голове походила на кувшин с крышкой. Они с Марковым шли впереди остальных и, должно быть, разговаривали — Марков то и дело поворачивал к ней голову. Да, неплохо…
Неплохо шагать вот так, размеренно и неутомимо, с полевой сумкой на боку, по берегам озёр и речек, по болотам, горам, ледникам, пустыням, вглядываться в камни, читать тайны земли и раскрывать их людям. Всякому это доступно или нужен особый талант?
— Дождь будет, — вдруг сказал Иван.
— Да что ты, Иван, ни одной тучки нет.
— Тучки придут. Печёт сильно. И чайки орут.
Чайки, правда, беспокойно кричали, летая над озером.
— Ты посуду вымыл? — спросил Иван.
— Кончаю.
— Ты сегодня отдыхай. Купайся, спи — что хочешь. Я сам всё сделаю. Обед приготовлю.
Я не стал куражиться.
— Спасибо, Иван.
Недалеко от лагеря я нашёл маленький пляж. Полежал на солнце, потом медленно вошёл в воду, глубже, глубже, дно вдруг исчезло под ногами, я окунулся с головой, вынырнул и поплыл.
Я заплыл далеко, почти до камышей, которые росли тут круглым островком. Вишнёвые метёлочки камышей неподвижно торчали над гладью озера. Я перевернулся на спину, полежал на воде, зажмурив глаза от солнца, потом поплыл обратно к берегу.
Мне оставалось несколько метров до берега, как вдруг я увидал в камышовых зарослях утку с пятью утятами. Жёлтенькие утята, совсем крохотные. Я хотел разглядеть их поближе и стал осторожно, совсем неслышно подплывать.
Солнце светило утке в глаза, слепило её, и мне удалось подплыть совсем близко. Утка тихонько о чём-то беседовала с утятами, благодушно покрякивала. Наверное, учила детей правилам хорошего тона.
Вдруг она заметила врага. Крякнула тревожно и повелительно. Миг — и никого нет, ни утки, ни утят. Утка нырнула, утята нырнули, будто и не плавало тут минуту назад утиное семейство.
Я нащупал ногами дно, встал в воде, затаился и ждал. Немного погодя утята вынырнули — все в разных концах. А вон и утка показалась в камышах. Тихонько и насторожённо позвала деток, и они ринулись со всех концов к своей мудрой маме. Я засмеялся, уже не таясь, и вышел из воды.
И опять я долго лежал на берегу, глядя в небо сквозь листья ольхи. Было тихо, солнечно, покойно. Я теперь ни о чём не думал, мне было хорошо — то ли утята оставили это светлое настроение, то ли Иван, который сделал мне такой щедрый подарок. Я чуть было не задремал и вздрогнул, услышав незнакомый, какой-то стонущий и в то же время яростный крик. Я даже не сразу понял, что это чайка. Повернул голову на крик и сразу увидел нарушительницу спокойствия.
Над озером летали две чайки. Одна носилась молча, зажав в клюве рыбу и стараясь спасти свою добычу от разбойницы, которая гонялась за ней с этим отчаянным криком. Она оказалась проворной, эта крикунья, и в конце концов настигла хозяйку рыбы и выхватила у неё из клюва добычу. «Вот нахалка!» — подумал я.
— Гарик! Га-а-ри-ик! — звал Иван.
Что там такое случилось?
— Иду-у!
Ливень
— Какой бывает порядок, когда женщина начальник? — увидав меня, возмущённо проговорил Иван. — Никакой не бывает порядок.
Заволновавшись, Иван немного путался в русской грамматике.
— А что случилось, Иван?
— «Что случилось»! Хлеб маслом намазала. Сахар в бумажку завернула. Чай в термос налила. И всё забыла! Вон мешок лежит. Нам с тобой оставила.
— Светлана, что ли?
— Кто же ещё? Знаешь, куда они пошли?
— Знаю. Вон за ту голую гору.
— Иди догони. Устанут без еды. Дела не сделают. Камни читать — это не баранку крутить.
— Да не уговаривай ты меня, и так пойду.
— Я лодку резиновую нашёл, за палаткой лежала. Вечером накачаю — встречу вас, чтоб короче был путь. Вы покричите на берегу.
— Ладно. Покричим.
Я взял клетчатый рюкзачок с термосом и бутербродами, надел лямки на одно плечо и двинулся вдоль озера.
Солнце пекло так, что я боялся превратиться в жаркое. Немного спасала только белая шляпа.
В камышах то и дело слышались всплески. Я думал — утки, что ли… Но не видно, не взлетают. Потом мне объяснили, что это, оказывается, караси. Здоровенные, разъелись на свободе, их тут не ловят.
Идти по берегу озера пришлось довольно долго. В одном месте тропинка порядочно удалилась от воды — огибала болотце. Потом опять вернулась к самому озеру.
Старая лиственница стояла близко от воды. Не стояла, а висела на горизонтальных корнях. То ли подмыло когда-то её корни водой, то ли скотина подрыла, а может, человек побаловался с лопатой — червей искал или так, для забавы, копнул, только оказались эти корни раздетыми. Но лиственница не хотела сдаваться и упорно цеплялась за землю. Три толстых корневых отростка переплелись друг с другом, оголённые примерно на метр, и горизонтально врезываются в уступчик земли, так что тяжёлое дерево стоит на них, как на вытянутых руках.
Я обошёл озеро кругом и оказался как раз напротив лагеря. Ширина озера здесь была метров триста. Иван на берегу накачивал насосом резиновую лодку.
