Холгер Пукк - Юри
— Ну-у! — в голосе Эрви звучит самоуверенность. — Ведь деньги на свете ещё не перевелись! Мне надо только немного времени… и… — Он лукаво подмигивает. — Магазины пока закрыты. Не беспокойся. Портфель и книги верну. А пока отнесу их одному старичку в залог. Не унывай!
Не дойдя и до середины лестницы, Эрви возвращается на чердак. Живые лукавые глаза парня смеются.
— Что случилось? — Юри отошёл от окна, куда он направился было, чтобы отдёрнуть «занавеску».
— Знаешь, Юри, до чего же здорово ты этому Вялому по физиономии съездил! Честное слово, здорово! Только будь осторожен. Вялый — парень хитрый, он на всё способен. Из-за угла по затылку камнем стукнет. И адьё. «Два капитана» прочёл?
— Я эту книгу читал раньше. Даже два раза.
— Я тоже два. На нашем чердаке. Светил карманным фонариком и… В другой раз поговорим подробнее.
Эрви ушёл, и Юри сразу же почувствовал беспокойство.
«Правильно ли я поступил, отдав ему всё, что у меня было? Уже сейчас в животе пусто. Как я до вечера дотерплю? А если Эрви не принесёт вещи назад, что тогда?»
Но Юри прекрасно понимал: отказать он не смог бы.
«Была не была, — успокаивал себя мальчик. — Всё равно семь рублей и старые книги меня не спасут. Надо искать работу».
Мальчик осторожно выходит из дома. Утренние улицы встречают его пронзительным ветром. Странно, у Эрви пот выступал на лбу, а Юри промёрз до костей. Может быть, это из-за болезни или от постоянного чувства голода, а может быть, его знобит оттого, что он спал в одежде. Скорее всего, и от того, и от другого, и от третьего.
Идти искать работу ещё слишком рано — учреждения открываются в девять-десять часов.
Юри бесцельно бродит по улицам, чтобы как-нибудь убить время. Приятно раздумывать о том, куда можно пойти работать! В памяти возникает много разных профессий. Садовник, работник природоведческого музея, шофёр, тракторист… Но тут же Юри понимает: на такую работу его не примут.
Если бы попасть куда-нибудь учеником. На фабрику, или в магазин, или… А почтальоном! Можно будет читать новые журналы и газеты, изучать интересные марки.
Итак, Юри прежде всего отправился на почту. По широкой лестнице поднялся он на второй этаж, где находился отдел кадров. Вот он, здесь, сразу у лестницы.
За большим столом сидела девушка и листала толстую книгу.
— Что тебе нужно?
— Извините, пожалуйста, не найдётся ли у вас для меня работы?
Девушка подняла тонкие брови. Слегка улыбнулась.
— Работы? Сколько тебе лет?
— Тринадцать.
— Слишком молод.
Юри продолжал стоять, переступая с ноги на ногу, словно надеясь убедить девушку в том, что дело можно уладить, лишь бы она пожелала этого.
— Ты слишком молод, — повторила девушка, повышая голос и не глядя на Юри. — Понял?
— Понял, — пробормотал мальчик и вышел.
Работа, которая несколько минут назад казалась просто предназначенной для него, теперь стала недостижимой. Он не может на неё рассчитывать, потому что «слишком молод».
Продовольственный магазин, сберкасса, сапожная мастерская, конфетная фабрика — во все эти учреждения Юри заходил без разбора. Очерёдность зависела лишь от того, какое из них оказывалось на его пути раньше.
Ничего. Ни малейшей надежды. Ответ повсюду один и тот же: слишком молод. То эти слова произносил пожилой седоголовый мужчина, и в его голосе слышалось сожаление; то небрежно, не оборачиваясь, бросала в ответ девушка, очень похожая на ту, которую Юри встретил на почте; то женщина средних лет, которая с интересом, подробно расспрашивала его обо всём, сочувствовала, но — отвечала то же самое: слишком молод. Закон запрещает брать на работу малолетних.
Солнце уже перевалило за полдень, когда Юри по извилистой лестнице огромного учреждения спустился на улицу. На маленькой площади, где он остановился, было жарко и душно, словно по узким улицам стекал сюда тёплый воздух. Хотя календарь показывал лишь первые числа июня, солнце успело накалить камни, словно в середине лета.
Юри стоял на краю тротуара.
Заходить ли ещё куда-нибудь? Наверное, не стоит. Закон везде одинаковый.
Как только мальчик осознал это, он почувствовал бесконечную усталость. Ноги дрожали. Голова казалась страшно тяжёлой, а живот… Он совершенно пуст. У Юри сейчас был не тот приятный аппетит, какой бывал, когда мальчик спешил из школы домой. Нет. Он голоден, он готов прямо тут же на месте без разбора проглотить всё что угодно. Но всего мучительнее жажда. Рот пересох, губы покрылись жёсткой плёнкой. Прежде он думал: лишь путешественники в пустыне могут ощущать такую жажду.
Вдруг Юри вспомнилась дверь туалета, мимо которой он прошёл всего несколько минут тому назад.
Он заставил себя сдвинуться с места.
Лестница на второй этаж казалась теперь страшно длинной, словно у неё за это время прибавилось много ступенек. Да и ступеньки будто бы стали круче — надо напрягать все силы, чтобы преодолевать их одну за другой.
Наконец-то мальчик в длинном, покрытом зелёным ковром коридоре. Белые двери смотрят на него недружелюбно, словно хотят сказать: «Что ему здесь надо?»
Последняя дверь справа с табличкой, которую Юри искал. Он проскользнул внутрь. Напротив двери, на стене, выложенной белыми кафельными плитками, узкое зеркало, под ним — кран с серебристо поблёскивающей ручкой.
Наконец-то!
Юри сделал ещё несколько торопливых шагов и… холодная освежающая вода полилась ему в рот, смочив лицо, защекотала, стекая по подбородку вниз. Ах, как приятно! Может ли быть на свете что-нибудь приятнее! И такое наслаждение люди называют просто «напиться воды»! Какие простые, обыденные слова.
Вытирая руки о висящее на вешалке полотенце, Юри обратил внимание на стеклянную полочку, укреплённую прямо под зеркалом.
На полочке лежал кожаный кошелёчек. Такой, какие женщины носят в ридикюлях или в хозяйственных сумках; там обычно бывают деньги.
Мальчик так и замер с полотенцем в руках.
Кошелёк был так туго набит, что застёжка на молнии не закрывалась до конца.
Юри вновь принялся усердно вытирать руки, но глаза его ни на мгновение не отрывались от кошелька.
Кто мог его здесь забыть? Вдруг владелица кошелька войдёт и возьмёт его? Что делать? Денег там, внутри, наверное, порядочно…
Руки мальчика выпустили полотенце и медленно опустились вниз. Они были чистые и порозовевшие. Только под ногтями всё ещё виднелась грязь.
Интересно, сколько в этом кошельке может быть денег?
Руки словно бы ожидали этого вопроса — они услужливо поднялись и торопливо потянулись к кошельку. Схватить его и дёрнуть молнию было делом одной секунды.
В кошельке оказалось три отделения. В одном лежало несколько монеток, во втором — смятая квитанция, в третьем… две перегнутые пополам сотни и ещё какие-то бумажные деньги, поменьше.
Руки вздрогнули, словно дотронулись до раскалённой плиты. Кошелёк упал на пол. Одна сторублевая бумажка выскочила и улеглась рядом с кошельком.
И опять руки потянулись за кошельком с деньгами.
В это мгновение мысленно Юри был уже на Сааремаа у своего дяди. Теперь для поездки туда нет никаких препятствий. Это вернее верного. Две сторублёвые…
По длинному коридору приближались шаги.
Никто не должен видеть его находки!
Руки запихнули деньги и кошелёк в карманы. Кошелёк — в левый, сторублёвку — в правый.
Кто-то толкнул дверь.
С быстротой молнии руки метнулись к висевшему на вешалке полотенцу. В тот момент, когда вошедший проходил мимо, мальчик вновь вытирал руки вафельным полотенцем.
Пожилой человек закрыл за собой дверь, ведущую в следующее помещение.
Юри повернулся. Только два-три шага… Вот уже и коридор. Ковёр заглушает шаги. Это хорошо. Иначе непременно открылись бы все белые двери и отовсюду раздались бы голоса: «Кто здесь бегает?»
Наконец-то коридор кончился. Впереди — тяжёлая дверь с медной ручкой. Потом улица. Люди. Почему-то визжат тормоза автомобиля, когда Юри перебегает площадь. Кто-то бранится и грозит ему. Опять люди. Впереди чья-то спина в красном пальто, всё ближе, ближе… Вот она уже совсем близко. Юри ощущает толчок в голову. Спина исчезает.
Вот уже невозможно бежать дальше. Повсюду народ, прилавки, ларьки.
Юри словно просыпается. Он на рынке.
В двух шагах от него висят тёмно-коричневые круги копчёной колбасы. На прилавке лежит розовый рулет ветчины. Рядом с ним пирамидой уложены пироги. Золотисто-коричневые, жирные. Если взять в руки, то пальцы вдавятся в пухлое тесто…
Юри делает два шага, отделяющие его от прилавка, и говорит:
— Пожалуйста, эти… пироги.
— Сколько, молодой человек?
Сколько? Сколько?
Все! Все… такие мягкие, жирные…
Но Юри пятится от прилавка. Пятится, сталкивается с кем-то и бросается бежать.
