Эдуард Веркин - Друг апрель
— Давай, брателло! — ухмыльнулся он. — Давай!
Аксён знал, что Чугун его провоцирует на нападение. Он неплохо работает на опережение, силы в руках нет, но нарваться на летящий кулак… После этого можно и не подняться. Поэтому Аксён не спешил. Он знал, что сначала Чугун начнет обзываться, пытаться накрутить его, и на этом Чугуна легко будет поймать. Потому что Чугун псих. Настоящий.
Начали кружить друг вокруг друга. Вернее, кружил Аксён, а Чугун ждал. Кулаки держал не очень высоко, чтобы удобнее хлестануть по печени. Или в торец, Аксён отлично знал все его приемы.
— Ульянка — телка классная, — начал Чугун. — Просто первоклассная! Такая сочная — ой-ой-ой!
— Ага, — согласился Аксён. — Точно так.
— Ты молодец, Аксёль, — хмылился Чугун. — Молодец. Воспитывал бабу с детского садика, дружбаны ее должны тебе спасибо сказать.
Отлично, подумал Аксён. Бьет по нервным узлам он хорошо, метко. Если бы Аксён не знал его, уже бы кинулся. И сейчас Чугун уже пинал бы его с большим человеческим удовольствием.
— Я видел ее на пляже, — продолжал Чугун. — Классный бабец! Такие буфера! Такая задница! Ты бы ее лучше мне уступил, а не Владику, я бы ей показал!
— Руколовой покажи, — ответил Аксён. — Хотя ей до твоих показателей дела нет никакого!
И знающе рассмеялся.
— Чего это? — насторожился Чугун.
— Того это, — теперь промурлыкал уже Аксён. — Встретил ее недавно на станции. Она с Крыловой беседовала. Как раз о твоих показателях.
Аксён рассмеялся уже оскорбительно.
— Говорила, что показатели у тебя…
Аксён презрительно сморщился.
— Так показатели, сильно ниже среднего, — на всякий случай Аксён показал пальцами. — Они так громко смеялись.
Чугун начал краснеть.
— Вот у ее дизельщика — ого-го…
— Не, — Чугун сплюнул. — Не, брателло, ты Ульянке нафик.
— Руколовой? — уточнил Аксён. — Ну да, у Руколовой есть люди…
— У Ульянки Владик. Сейчас ее, наверное, обжимает…
Аксён удержался, дернулся, было, но увидел, как в глазах Чугуна мелькнуло торжество, остановился.
— Владик пацан реальный, — не сдавался Чугун. — У него отец два магазина держит…
— А у Руколовой дизельщик, — оборвал Аксён. — Просто дизельщик.
— У нее я, — клюнул Чугун.
— Ты разве дизельщик? — Аксён развивал атаку. — Не, брателло, ты на дизельщика совсем не похож, ты на лошару похож. А дизельщик мужик реальный!
Чугун цыкнул зубом.
— Ты гонишь, брателло, — промурлыкал он. — Нет, у нее никого.
— Ага, — согласился Аксён. — Дизельщик тоже так думает — что у нее никого нет.
— Что за дизельщик?
— Ну, как что? Руколова — женщина-дизель, ей нужен дизельщик. Вот у него показатели…
Чугун не выдержал. Аксён знал, что так и случится, и был готов. Перевалил вес на правую ногу, пропустил Чугуна слева, поставил подножку и добавил по затылку кулаком.
Чугун воткнулся в землю. Тюлька радостно захлопал в ладоши. Аксён шагнул к Чугуну, но тот уже перевернулся на спину и ждал нападения. Приближаться к лежачему было опасно, Чугун отлично пинался, получить в голень совсем не хотелось.
— Может, мне в «табуретку» поступить? — задумчиво сказал Аксён. — Там открыли дизельные курсы. Годика через два вполне смогу к Руколовой подкатить. На дизеле. Знаешь, такая поговорка есть — «Мы с Иваном Ильичом вкалывали на дизеле»…
Аксён сделал ложный выпад, Чугун постарался его лягнуть, в ответ Аксён пнул землю. Носок ботинка поддел песок и тот угодил Чугуну в глаза. Все как надо. Чугун заверещал и сделался беспомощным, Аксён прыгнул и ударил его в лицо. Ногой. Не очень сильно, нос разбить, или фонарь чтобы, или и то и другое вместе.
Чугун ойкнул, скрючился, прижал к лицу ладони, из под пальцев показалась кровь.
— Так его! — Тюлька торжествующе заверещал. — Так! Бей!
Аксён пнул еще несколько раз и отступил. Чугун помотал головой и поднялся на ноги.
— Хорошо помахалися, — поморщился он. — По братски. Скоро Тюлькан подрастет, тоже к нам присоединится…
— Не буду я с тобой драться! — заявил Тюлька. — Сам с собой дерись!
— Он не будет с тобой драться, он тебя отравит, — ухмыльнулся Аксён.
Чугун сплюнул кровь и вытолкнул в ладонь треугольник зуба. Поглядел бешено.
— Отравлю, — подтвердил Тюлька. — Ртутью. Я уже градусники начал копить!
— Не сдохни только раньше времени, — буркнул Чугун. — Доходяга…
Он присел и стал медленно завязывать распустившийся шнурок. Бормотал что-то про братьев Карамазовых, плевался кровью, шнурок не завязывался, Чугун остановился.
— Вот урод… — разочарованно прошептал он.
— Сам урод! — крикнул издали Тюлька.
Чугун бросил шнурки и выпрямился.
— Значит, все-таки, продолжим? — усмехнулся Аксён.
— Родственнички… — Чугун плюнул. — Сволочь, пиво увел. Ну, надо же…
Аксён оглянулся. Возле колодца пребывал Тюлька, авоська же с пивом растворилась. И дядя Гиляй тоже. Он припомнил, что и во время драки его видно не было, хорошее это качество — уметь вовремя раствориться. Дядя явно был специалистом.
— Это не я! — тут же заверил Тюлька. — Я не брал!
— Заткнись, баран мелкий… Я бы вас всех…
Чугун задохнулся. Он был так глубоко потрясен дядиной подлостью, что даже не выматерился.
— Так тебе и надо.
— Так и надо… Во, семейка, во симпсоны, блин, жизнь удалась… Уроды, один хуже другого…
Чугун вытер руки о рубашку.
— Если бы не Любка, я бы этого Гиляя уже тридцать раз выгнал… — сказал он. — А она хнычет: «он на папку так похож, он на папку так похож…» Тошнит просто… Чего смотрите, обезьяны?
— Сам обезьяна! — огрызнулся Тюлька. — Бабуин!
— Ага, обезьяна… А Волковы то ваши не приехали. А уже первое апреля, поздравляю, балбесы!
Чугун показал двойной «фак» и направился к лесу, Аксён подумал, что искать дядю, похищение пива не должно остаться безнаказаным.
— Какое сегодня? — осторожно спросил Тюлька. — Уже апрель что ли? Я думал, тридцать первое еще…
— Давай домой, — ответил Аксён. — Тучи какие-то, холодно. Печь затопим, кашу сварим, может…
Они вернулись в дом. Матери не было. Аксён попробовал вспомнить, была ли она вчера, но не получилось, кажется, она собиралась куда-то. А может, и не собиралась. И какой сегодня день тоже не вспомнил, то ли март, то ли апрель, а на календарь смотреть не стал, взялся за печь.
Печь не разжигалась, Аксён промучился почти час. Распсиховался, забил дровами под завязку, даже ногами запихивал, сунул ворох «Светлой Силы», она лучше всего растапливала, но не помогла даже «Светлая Сила». Только дым.
— Жаль, «Оракула» нет, — вздохнул Тюлька. — Он как бензин горит. Или «Губернские Ведомости». Ты трубу прожги…
— Сам прожигай, — Аксён бросил спички. — Надоело… Чай пить будем. С сушками.
Они долго пили чай, Аксён замачивал в стакане сушки, а Тюлька ел сахар ложкой. Потом Аксён ушел к себе, задернул на дверях занавеску, сел за стол.
Тюлька взялся возиться с печкой, гремел дровами.
Аксён достал бумагу и стал писать письмо.
Как только сел за стол, сделалось еще холоднее, даже пар изо-рта повалил. Ноги озябли, и он спрятал их в валенки, хотел перчатки еще надеть, но в перчатках не ворочались пальцы, пришлось так.
Это было очень важное письмо, главное письмо, он хотел написать его уже давно. Год назад, потом полгода, потом тогда, зимой. Потому что сказать было тяжело, не получалось совсем, он боялся, что и сейчас не получится.
Никогда не получится, как ворон каркнул. Никогда. Страшное стихотворение, а в голове вертится. И змея с календаря улыбается.
Тетрадь в клеточку, вырвал листок. Подумал, что на таком писать письмо нельзя. Ленты для кардиограмм, розовые и бесконечные. Много, еще три ящика, как-то раз, совсем давно, в поликлинике выдали зарплату за полгода натурой. Кому-то достались стулья, кому-то кровельное железо, врачи получили спиртом, матери перепала бумага.
Ленты оказались не так уж и бесполезны. Ими были оклеены стены в зале и на кухне, они прекрасно шли на растопку печи, вместо туалетной бумаги тоже использовались частенько. Ульяна у него в гостях не была ни разу — Аксён следил за этим особенно — поэтому вряд ли узнала бы бумагу.
Аксён раздышал ручку, нарисовал пару звездочек и вывел:
«Привет Ульяна!»
Как тогда, ну, когда он ей сказать собирался. Ничего не идет в голову. Чувствовать чувствуется, а как написать…
«Моя жизнь очень изменилась»
Написал Аксён.
Надо написать. Как он ждал апреля. Как Тюлька ждал апреля. Как бесконечен был каждый день. Как все отодвинулось и тошнотворно замедлилось, даже и кровь, как перестал чувствоваться вкус, съежился до кислого и соленого. Как хотелось кричать, а когда не хотелось кричать, то хотелось спать, потому что каждый день был бесконечен.
