Наследный принц Андрюша - Машков Владимир Георгиевич

— Матвей, мне кажется, что они обедают, — высказал я свою догадку робким голосом подчиненного, который знает, что начальнику все доподлинно известно, и онн просто ему напоминает.

— Я вижу, — не прерывая наблюдения, невозмутимо ответил Матвей.

— Ты видишь, как они едят? — поразился я.

— Их я не вижу,— в голосе Матвея послышалось сожаление, — я вижу других.

И он невозмутим. Видит, как другие едят, а сам спокоен. Действительно, гвозди бы делать из этих людей. А то гвоздей нет в продаже. А я не железный, я обыкновенный человек, и когда приходит время обедать, я хочу есть.

У меня обострился аппетит, а еще раньше обострилось зрение, и я углядел, что на первом этаже ресторана находится кулинария.

— Матвей,— решительно произнес я,— мои кишки марш играют.

Матвей не сказал ни «да», ни «нет», но мне показалось, что он колеблется.

— Да и твою язвочку пора подкормить, — перешел я в наступление.— Никуда Бледнолицый не денется, а мы успеем заморить червячка…

У Матвея заходили желваки на скулах.

— Хорошо,— наконец он принял решение, — ты иди возьми что-нибудь, а потом подашь мне знак…

Я так и сделал. На наше счастье, очередь в кулинарии была небольшой, и вскоре я уже махал Матвею рукой — мол, давай, присоединяйся к трапезе.

Хлопнув дверцей, Матвей, подпрыгивая, заспешил к кулинарии. Все ясно — его язвочка просит нищи.

С булочками и стаканами молока мы расположились возле окошка, чтобы в поле зрения находились и вездеход, и «жигуленок». Но, наверное, увлеклись едой и потеряли бдительность.

Я вдруг увидел, что Матвей застыл с открытым ртом. Я перевел взгляд на площадку возле фонтана. Ярко-красного «жигуленка» и след простыл.

Матвей чертыхнулся и, бросив на столе недопитый стакан молока и половину булочки, бросился к выходу.

Я допил свой стакан и, на ходу дожевывая булочку, устремился вслед за ним.

Матвей носился вокруг фонтана.

Я огляделся по сторонам и увидел «жигуленка». Он стоял возле служебного входа, оттуда какие-то парни выносили картонные ящики и ящички и загружали их в багажник.

Остановив на ходу Матвея, я вложил ему в ухо ценную информацию, и мы направились к вездеходу.

Усаживаясь поудобнее на сидении, я с удовлетворением подумал: «Хорошо, что я не поддался панике и все слопал». Матвей тоже был доволен, что мы не упустили Бледнолицего, что тому не удалось удрать. Впрочем, судя по всему, тот и не собирался убегать. Стоял и трепался с такими же, как и он, джинсовыми парнями. Наконец сел в машину и поехал.

Выждав пару минут, я покатил следом.

Бледнолицый ехал не спеша, не делая попытки смыться или запутать следы. Не догадывается, поди, что за ним следят. Подобно Матвею, я надул щеки от гордости. Вот как аккуратно мы ведем за ним наблюдение. Как говорится, комар носа не подточит.

«Жигуленок» свернул и въехал в арку нового огромного, на целый квартал, дома.

— Притормози,— велел Матвей.

— А если там есть проезд? — возразил я.— Надо проверить.

Матвей согласился со мной, и я поехал следом за Бледнолицым. Оказавшись во дворе, я сразу заметил «жигуленка». Тогда я проехал чуть дальше и остановился у следующего подъезда. Куда направился Бледнолицый, мы не знали, и нам оставалось одно — ждать.

Ждать пришлось долго. Меня стало клонить ко сну. Ничего удивительного — послеобеденное время. Хотя какой там обед. Так, легкий перекус.

Я стал клевать носом. Матвей на заднем сидении бодрствовал и не спускал глаз с «жигуленка». Тогда я поудобнее устроился на сидении — мне не привыкать спать в кресле — и, наверное, задремал.

Сколько спал, не знаю. Разбудил меня Матвей. Он довольно бесцеремонно растолкал меня и прошипел со злостью:

— Заснул на посту — это преступление.

— На каком посту? Где ты видишь пост?

— Заснул во время выполнения боевого задания — это еще большее преступление,— Матвей был непреклонен.

Наконец я очухался и увидел, из-за чего Матвей поднял шум. Возле «жигуленка» появились Бледнолицый и крашеная блондинка из тех, кого в годы моей молодости называли фифочками.

Бледнолицый и блондинка сели в машину и покинули двор. Я тронулся вслед за ними.

Сперва я держался в отдалении, боясь привлечь их внимание. Но короткий осенний день переходил в вечер, загорались уличные фонари. И чтобы не потерять из виду «жигуленка», я приблизился к нему почти вплотную.

Бледнолицый в неизменных дымчатых очках весело трепался с блондинкой. На нас они не обращали никакого внимания.

Я обернулся к Матвею — мол, все идет отлично. Мой друг кивнул.

Но, должно быть, я сглазил. Когда все машины стали тормозить на желтый свет, Бледнолицый неожиданно рванул вперед и проскочил перекресток.

Конечно, будь на моем месте настоящий сыщик, он бы не раздумывая бросился вдогонку. А я промедлил и остался с носом. Меня не оставляла в покое мысль: неужели Бледнолицый заметил слежку? Усыпил нашу бдительность, а в тот момент, когда мы не ждали от него подвоха, рванул.

— Проворонил, шляпа,— пробурчал за моей спиной Матвей.

— Я не могу нарушать правила,— оправдывался я.

— А он может?

Я пожал плечами. Времени на разговоры у меня уже не было. Загорелся желтый, и я рванул вперед. Мне удалось первому выскочить на срединную полосу. И до следующего перекрестка я никому не уступал лидерства. Но красного «жигуленка» нигде не было.

— Упустили, эх, упустили,— скрипел вставными зубами Матвей.

Я не отвечал на нападки. Но азарт охотника, который шел по следу и внезапно потерял его, уже овладел мною. Я должен нагнать машину Бледнолицего. Во что бы то ни стало.

Не знаю, показалось мне или я вправду увидел, как «жигуленок» свернул с шумного проспекта в тихий переулок. Я поехал за ним, не уверенный, что это машина Бледнолицего. Просто последовал за ней по наитию. И каково же было мое удивление, когда в метрах пятнадцати я увидел красного «жигуленка» со знакомым номером. Неужели догнал? Еще не веря в удачу, я включил дальний свет. Точно — он!

Наконец узрел машину и Матвей.

— Ты смотри-ка, догнали! — поразился он.

— От нас не уйдешь,— скромно заметил я, хотя в душе у меня все пело: не упустил, не проворонил, не прошляпил…

«Жигуленок» неожиданно приткнулся к тротуару. Я едва успел затормозить буквально в двух шагах от него. Мотор я не выключил, в полной уверенности, что «жигуленок» снова начнет гонку. И я должен быть начеку.

Однако машина Бледнолицего стояла неподвижно. И никто не выходил из нее.

Редкие прохожие скользили мимо нее, словно тени. Матвей попытался открыть дверцу.

— Не выходи,— прошипел я.

— Почему? — шепотом спросил Матвей.

— Они явно что-то замышляют,— ответил я.

Не знаю, то ли мой страх передался ему, то ли была иная причина, но Матвей послушался и не вышел из машины.

Мне казалось, что Бледнолицый свернул в темный переулок неспроста. Заметив погоню, он решил притормозить, отлично зная, что мы тоже остановимся. Когда же Матвей выйдет посмотреть, что к чему, Бледнолицый неожиданно выскочит из машины и ударит его.

Пока я буду оказывать помощь Матвею, Бледнолицего и след простынет.

Прошло еще несколько минут. Воображение мое разыгралось не на шутку. А что, если Бледнолицый решил избавиться от ненужного свидетеля, от этой крашеной блондинки? Время и место самые подходящие — темный вечер, глухой переулок… Значит, нам нельзя сидеть в бездействии, а необходимо вмешаться и спасти несчастную девушку, даже если она из их шайки-лейки…

Теперь я сделал попытку отворить дверцу.

— Ты куда? — спросил Матвей, который, конечно, уже навел бинокль на машину Бледнолицего.

— Надо прийти на помощь бедной девушке,— пробормотал я,— пока Бледнолицый не задушил ее…

— Ты прав,— хмыкнул Матвей,— он ее сейчас душит в объятиях…

Ах, вот оно что! И в этот момент, разрешая все наши сомнения, «жигуленок» неожиданно завелся и поехал по переулку. На этот раз я был начеку и покатил за ним. «Жигуленок» выбрался из переулка на людную, освещенную фонарями улицу, и здесь в него словно вселился бес. Он помчался, обгоняя машины, я едва успевал за ним.