Кейт УИГГИН - Ребекка с фермы Солнечный Ручей
Но ах, увы! Не знаем мы,
Что нам судьба пошлет:
Быть может, бури - Эмме-Джейн,
А мне - наоборот.
Она прочитала стихотворение вслух, и Коббы нашли, что это не только исключительно красивое, но и совершенно необыкновенное произведение.
- Я думаю, что если бы тот писатель, который живет на Конгресс-стрит в Портленде, мог услышать твои стихи, он был бы изумлен, - сказала миссис Кобб. - Если меня спросят, я скажу, что твое стихотворение ничуть не хуже, чем это его "Не говори мне в скорбных числах", и гораздо понятнее.
- Я никогда не мог сообразить, что это за "скорбные числа", - заметил мистер Кобб критически.
- Значит, вы никогда не изучали дроби! - мгновенно догадалась Ребекка. - Послушайте, дядя Джерри и тетя Сара, может быть, вы напишете еще одно четверостишие, заключительное - такое, чтобы в нем были "мысли" - как это обычно бывает у поэтов.
- Если ты можешь выдавливать из себя стихи, просто поворачивая какую-то ручку, ну, тогда я скажу - чем больше, тем лучше; но едва ли тут можно приделать конец красивее этого, - заметил мистер Кобб.
- Нет, конец ужасный! - недовольно проворчала Ребекка. - Нельзя было вставлять "мне". Я просто пишу стихи, и никто не знает, что это я стояла у реки. Здесь должно быть написано "Ребекка" или "та, чьи волосы черны". И это "наоборот" просто отвратительно. Иногда я говорю себе, что никогда больше не буду писать стихи: так трудно сделать, чтобы все вышло правильно; но в другое время они получаются у меня сами собой. Может быть, так будет лучше:
Но ах, увы! Не знаем мы,
Что нам судьба пошлет,
И может дать она покой
Тому, кто бури ждет.
Не знаю, хуже так или лучше. Теперь возьмемся за заключительный стих!
Через несколько минут поэтесса подняла глаза, сияющая и торжествующая.
- Оказалось - легче легкого! Вот, послушайте! - И она прочитала медленно, приятным, проникновенным голосом:
Но что б ни ждало в жизни нас,
Уверенные в том,
Что воля Бога такова,
Мы счастие найдем.
Мистер и миссис Кобб молча обменялись восхищенными взглядами; дяде Джерри даже пришлось отвернуться к окну, чтобы украдкой вытереть глаза мешком с бечевками.
- Да как тебе это удается? - воскликнула миссис Кобб.
- О, это легко, - ответила Ребекка, - все псалмы, которые поют на молитвенных собраниях, очень похожи на эти стихи. В Уэйрхеме есть школьная газета, которую печатают раз в месяц в учительской семинарии. Дик Картер говорит, что редактор там, разумеется, всегда мальчик, но он разрешает и девочкам попробовать что-нибудь написать, а потом выбирает лучшее. Дик думает, что кое-что из моих стихов могут в ней напечатать.
- Кое-что! - воскликнул дядя Джерри. - Я ни капельки не удивился бы, если бы ты написала всю газету целиком, а что до этого мальчишки-редактора, так, бьюсь об заклад, ты могла бы взять над ним верх в сочинительстве одной левой.
- Нельзя ли нам получить копию этого стихотворения, чтобы хранить ее в семейной Библии? - почтительно спросила миссис Кобб.
- О, конечно! - воскликнула Ребекка. - Я сделаю для вас чистую, хорошую копию фиолетовыми чернилами и тонким пером... Но я должна пойти и взглянуть на мое бедное платье.
Старики последовали за Ребеккой. Платье совершенно высохло, и ему действительно немного помогли усилия тети Сары, но ткань, там, где ее усердно терли, полиняла, узор расплылся, а кое-где виднелись грязные потеки. В качестве последнего средства прибегли к тщательному глажению горячим утюгом, и наконец Ребекку убедили облачиться в платье, чтобы можно было посмотреть, очень ли заметны пятна, когда оно облегает фигуру. Они были заметны и весьма бескомпромиссно бросались в самые подслеповатые глаза. Ребекка окинула платье одним испытующим взглядом и, взяв свою шляпу с гвоздя, сказала:
- Пожалуй, я пойду. Если я должна получить нагоняй, я хочу получить его поскорее и покончить с этим делом.
- Бедная, несчастная невезучая крошка! - вздохнул дядя Джерри, следя глазами за тоненькой фигуркой, спускающейся с холма. - Я хотел бы, чтобы она все-таки немного обращала внимание на то, что у нее под ногами. Но, клянусь, если бы она была наша, я позволил бы ей собрать краску со всего дома, прежде чем решился бы ее отругать. Вот стихи, которые она оставила. Прочитай их еще раз вслух, мать. Боже! - продолжил он со сдавленным смешком, зажигая свою трубку. - Так и вижу этого мальчишку-редактора, как он удирает в кусты и последний раз хлопает на ветру хвост его рубахи, а Ребекка в это время усаживается поудобнее в его вращающемся кресле! Для меня загадка, что это за работа - редактирование. Но она, Ребекка, разберется. И редактировать будет на славу!
Уверенные в том,
Что воля Бога такова,
Мы счастие найдем.
Боже, мать! Как верно схвачено, прямо Евангелие. Как она до этого додумалась?
- Она не могла додуматься до этого сама в ее годы, - сказала миссис Кобб. - Она, должно быть, просто угадала, что это так. Есть вещи, Джеримайя, которые мы знаем, хоть никто нам о них не говорил.
Ребекка выслушала выговор (которого вполне заслуживала), как солдат. Гневных слов прозвучало множество, и среди прочего мисс Миранда заметила, что такой рассеянный ребенок непременно вырастет слюнявым идиотом. Ребекке не было разрешено пойти на день рождения к Элис Робинсон, и она была обречена на то, чтобы ходить в своем платье, как оно было, со всеми пятнами и потеками, пока окончательно его не износит. (Шесть месяцев спустя тетя Джейн смягчила это наказание, сшив присборенный канифасовый передничек, искусно выкроенный так, чтобы закрыть все пятна.)
Выслушав приговор, Ребекка направилась в свою спальню и, сев там, задумалась. Уж кем она никак не хотела вырасти, так это идиотом любой разновидности, в особенности слюнявым. Она решила наказывать себя всякий раз, когда ей случится вызвать то, что она сочтет справедливым негодованием своей достойной родственницы. Конечно, тетка уже запретила ей пойти на день рождения к Элис Робинсон, но это вряд ли могло рассматриваться как наказание. Ребекка еще раньше в разговоре с Эммой-Джейн сравнивала предстоящую вечеринку с пикником на кладбище, так как более похожего на склеп дома, чем дом Робинсонов, нельзя было и представить. Детей обычно вводили через заднюю дверь и просили стоять на газетах все время визита, так что друзья обычно просили Элис, если можно, "принять" их на крыльце или в сарае. Миссис Робинсон была не только "страшно аккуратная", но и "страшно скупая", так что, по всей вероятности, гостей ожидало угощение, состоящее из стаканов с минеральной водой и мятных леденцов.
После сравнения преимуществ таких способов наказания, как кусочек волосяной ткани в чулке и камешек в туфле, она отвергла их оба. Раздобыть волосяную ткань было невозможно, а камешек, несомненно, привлек бы внимание бдительной тетки и к тому же оказался бы глупым препятствием для деятельности человека, который должен выполнять домашние обязанности и ходить пешком в школу, расположенную за полторы мили от дома.
Ее первая попытка мученичества имела место еще раньше и оказалась не слишком удачной. Тогда она осталась дома и не пошла на концерт воскресной школы - удовольствие, которое по причине незнакомства с более заманчивыми развлечениями очень любила. В результате ее дезертирства выступление двух малышей, надеявшихся на ее подсказку (она знала стихи всех детей лучше, чем они сами), позорно провалилось. Ученики ее класса должны были в этот день читать по очереди вслух трудную главу из Библии; многие из них провели субботний вечер в напряженных трудах: каждый высчитывал, какой стих неизбежно выпадет на его долю с учетом его места на скамье, и упражнялся в чтении именно этого стиха. Они были слишком несообразительны, чтобы догадаться, что отсутствие Ребекки нарушает весь предполагавшийся порядок, и удар обрушился неожиданно и с сокрушительной силой, когда такие слова, как Иевусеи, Аморреи, Гергесеи, Евеи и Ферезеи, пришлось произносить особам, менее всего способным с этим справиться.
Следовательно, чтобы быть надлежащим и справедливым, самонаказание должно, подобно благотворительности, начинаться дома и в отличие от благотворительности там же кончаться[20]. Ребекка, сидевшая у окна, рассеянно оглядела комнату. Она должна от чего-то отказаться, но, по правде говоря, у нее почти ничего нет, только... да, это подойдет - ее любимый розовый зонтик. Спрятать его на чердаке недостаточно, так как в минуту слабости она непременно опять достанет его. Взгляд ее скользнул от зонтика к яблоням за окном, а затем упал на сруб колодца. Это подойдет: она бросит свою величайшую драгоценность в глубины вод. Решение, как всегда, было быстро претворено в жизнь. В темноте она тихонько спустилась по лестнице, выскользнула из дома через парадную дверь, приблизилась к месту жертвоприношения, подняла крышку колодца, с содроганием взглянула в воду и швырнула зонтик вниз что было силы. В решающий момент ей существенно помогла мысль о том, что она очень похожа на языческих матерей, бросающих своих младенцев крокодилам в Ганге.
