Оскар Хавкин - Всегда вместе
День был очень жаркий, и мы провели полдня у нашего источника, изучая прилегающую к нему местность.
Перед выходом Кузьма Савельевич, поправляя на моей спине рюкзак, тихо спросил:
— Вас не беспокоит настроение ребят?
— Немного.
— Ребята с Владимирским почти не разговаривают — так, сквозь зубы.
— Они сами разрешили ему итти с нами.
— Все дело в том, что Ванюше отказали, и он ушел домой, а Митя добился. Ребята ненавидят несправедливость.
— Вы не боитесь, что дело дойдет до…
— Нет, но мы должны быть настороже.
Из тетради ЗахараВ полдень на крутой извилине Урюма мы увидели четыре небольших домика, обмазанных глиной. Здесь живут китайцы-огородники. Домики расположены так, что с прилегающими к ним обширными огородами образуют целый поселок. Огородники снабжают наш рудник, Иенду, Урюм, Ковыхту картофелем, капустой, огурцами, помидорами, редисом. Огороды китайцев поражают изобилием овощей. Весной, когда Урюм разливается, вода добирается до фанз и огородов. Китайцы оставляют тогда свои домики и переселяются на взгорье, в палатки.
Толя Чернобородов, когда мы стояли и смотрели на фанзы, на поворот реки, на хвойную чащу, сочинил стихи:
Четыре домика — китайский городок —
Стоят на берегу Урюма.
Сияет солнце, веет ветерок,
Тайга надвинулась угрюмо…
— Ну, «угрюмо» — это для рифмы, — рассмеялся Андрей Аркадьевич. — Раз тайга! — обязательно угрюмо? А на самом деле она угрюмая?
Толя немного смутился, но стихотворение решил дописать.
Зашли в фанзу Лю Я-ми, дочь которого учится у нас в шестом классе и живет в интернате. «Дядя Вася» встретил нас приветливо и радушно.
Жена Лю Я-ми, Марфа Степановна, нарезала репу на тонкие ломтики.
— Сейчас будем, Кузьма Савельевич, пельмени кушать. Репу будем жарить.
Лю Я-ми оказал несколько слов по-китайски жене, она оставила репу и куда-то вышла.
— Пельмени китайские ели? — спросил Кузьма Савельевич нашего учителя. — Они мясо с редькой пополам смешивают, а готовят пельмени на пару. Необыкновенно вкусно у них получается.
— Можно подумать, что ты, Вася, ждал нас! Уже обед готовишь?
— Ждал, ждал, — заулыбался Лю Я-ми. — Мне дочка Надюша говорила, и по тайге птицы разносят.
— Ишь ты! — Кузьма Савельевич неуверенно покачал головой. — Птицы!
Пока готовились пельмени и жарилась репа, мы с Сеней решили зарисовать «китайский городок». Только было пристроили свои альбомы на большом, ровном, как стол, пне, между ребятами разгорелся спор, и я ничего не успел сделать.
Антон позвал Митю:
— Шомпол, помоги лошадь развьючить.
Тот разозлился:
— Когда ты избавишь меня от этого нелепого прозвища!
— Когда сдашь грамматику и перейдешь в девятый класс.
Тут еще Трофим подбавил огня:
— Ты, Антоша, урежь Чижику пай, а то он еще за русский и не брался. Зря питается.
Митя, помогавший Антону, вскипел:
— Если бы не отец, так и похода никакого не было бы. Кто лошадей выделил? Кто снаряжением помог?
— Если бы не отец, — сквозь зубы сказал Кеша, — то и тебя бы мы не взяли. Что ты все за отца цепляешься? Ты-то сам существуешь? Ты-то за себя отвечать можешь?
— Как же он может за пустоту отвечать! — подбавил жару Трофим.
— Признайся, Митя, — сказал Малыш. — ты просто решил нас обмануть. Ты будешь заниматься?
— Буду, — пробурчал Митя, — только пусть меня не дразнят.
Из блокнота МалышаВ Урюме проведем не менее трех дней.
У Кузьмы Савельевича тут какие-то дела, и он решил дождаться начальника прииска, уехавшего по старательским бригадам.
Зоя рада больше всех. Она выросла на Урюме. Зазвала меня, Захара и Трошу к себе — молоко пить. Отец Зои умер, когда она была совсем маленькой. Мать — ласковая и подвижная женщина. Зовут ее все Ивановной. Живет она тем, что в ясли и больницу поставляет молоко, да еще одеяла стегает. Обстановка небогатая, живется трудно. Но Ивановна не унывает: «Вот дочку подыму и заживу».
Ивановна все потчевала нас горячим молоком с творожными шанежками и пирожками с морковью. Нас удивляло только, что она часто как-то беспокойно озиралась и выходила куда-то.
— Вот, упрямица ты моя, — приговаривала, угощая нас, Ивановна. — Вот они, твои друзья-товарищи, не дали тебе школу бросить.
Вдруг мы услышали осторожный стук в стекло. Ивановна вышла на кухню и, приоткрыв дверь, позвала Зою. Минут пять мы прислушивались к топоту, доносившемуся оттуда.
Троша, загадочно улыбнувшись, сказал:
— Наверно, заговор против геологического похода. Нас хотят задержать с помощью пирожков и шанежек.
В это время влетела Зоя, закружилась по комнате. Косички били ее по плечам, щекам.
— «Эх, хорошо в Стране советской жить!» — запела она.
— Что с тобой, Зоинька? — спросил Троша. — Ты уже нашла что-нибудь без нас? Золото? Сурьму? Олово?
— Мальчики, это секрет. Не спрашивайте — все равно не скажу.
Так и не сказала.
Из записной книжки ХромоваМой гербарий с помощью Сени Мишарина и Зои Вихревой быстро пополняется. По каждому образцу Кузьма Савельевич дает интересные справки. Он не только геолог, но и ботаник, и зоолог. Оказывается, у многих растений Забайкалья захватывающая история и многообещающее будущее. Сегодня на привале геолог с увлечением нам рассказывал:
— Некоторые говорят о бедности нашего края. Не верьте. Все вы знаете, что в Забайкалье много ягоды: есть и смородина, и земляника, и жимолость, которую называют здесь зимоложкой, и шиповник, и черемуха. Сами собираете каждое лето. А запасы их грандиозны. В 1916 году купец Хозеев заготовил на Чикое сорок тысяч пудов черемуховой муки. А грибы? В Забайкалье встречаются и грузди, И рыжики, и лисички, и волнушки, и сыроежки; их и сушат, и солят, и маринуют.
Здесь есть все, что нужно для стола.
Нужен лук? Его здесь заменяет мангир, который едят и в свежем виде, и квасят, как капусту, и сушат.
Нужен сахар? На Аргуни растет сладкий корень — осолодка. Корень сушат, нарезают и кладут кусками в стакан, как сахар.
Нужен чай? Используйте листья кислицы, брусники, шиповника, бадана. Есть растение, которое так и называется иван-чай. А кисель из луковиц сара́нок? А каша из крупы повилики на молоке?
Это всё съедобные растения. Есть и лекарственные: желтушник, или иван-трава, зверобой, или «сердечная трава», хвойник, или кузьмичова трава, ландыш, валериана, горицвет… Из ольховой коры получают черную краску, она идет для окраски сукна и кожи; из корня барбариса извлекают желтую краску…
А кедровник! Какое это неистощимое и чудесное богатство! Под кедровыми деревьями занято в Забайкалье пятьсот пятьдесят пять тысяч гектаров! На каждый гектар приходится в среднем двести плодоносных деревьев. С каждого дерева можно собрать девять-десять килограммов шишек, а из шестнадцати килограммов шишек добывают от трех до семи килограммов орехов! Перемножьте цифры — получите не менее ста шестидесяти — ста семидесяти миллионов килограммов орехов. Допустим, что пятьдесят процентов уничтожают кедровки, соболи, глухари, белки. Все равно, к нам просятся в руки восемьдесят миллионов килограммов — восемьдесят тысяч тонн. А из каждой тонны орехов можно добыть четыреста килограммов масла! Да еще жмых!
— Вот это цифры! — изумился Борис Зырянов. — Кузьма Савельевич, хватит, а то вы из меня, боевого артиллериста, обыкновенного ботаника сделаете.
— Бедный Сеня Мишарин! — притворно вздохнул Зубарев. — Сеня уже пропал для цивилизованного мира! Будет солить мангир на всю Сибирь и выжимать из пятисот тысяч гектаров масло. Только он рассеянный, не перепутал бы мангир с орехами.
Сеня Мишарин прищурил мечтательные свои глаза и ласково обнял товарища:
— Не бойся, Троша, не перепутаю!.. А где Митя? Митя, идем заниматься! Вот какой, каждый раз заставлять надо…
В самом деле, Митя очень ленив.
Из тетради ЗахараВот как это произошло. Сеня заспорил на привале с Линдой. Линда решила подразнить Сеню и сказала, что все растения, на ее взгляд, одинаковые. Сеня обиделся и прочитал нам целую лекцию:
— Растения имеют свою хитрость: вот шиповник привлекает насекомых своим запахом, багульник — красивой окраской, а черная смородина — сладким соком. А ты говоришь — одинаковые! Вот дать бы тебе понюхать боярышника — запомнила бы!
— А что? — спросила Линда.
— Мертвечиной пахнет, мух привлекает.
— А я не муха, — рассердилась Линда и встала. — Не груби, Сеня, а то приколочу.
— Я не грублю, — смутился Сеня, — и не хотел тебя обидеть. А ты вот приглядись к хребтам: на северном и южном склонах совершенно разная растительность.
— Ты сам растительность! — все еще не могла успокоиться Линда.