Владимир Машков - Как я был вундеркиндом
Я сразу догадался: мы выиграли.
По дороге домой я посвятил Гришу в свой план.
— А зачем это тебе? — удивился Гриша.
— Понимаешь, он расстроился, огорчился, — стал объяснять я. — А ведь он уже пенсионер, старый человек, у него больное сердце… Понимаешь?
— Не понимаю, — покачал головой Гриша.
— Ну какой ты непонятливый, — рассердился я. — Если у человека больное сердце, с ним в любую минуту может случиться беда…
— Это я понимаю, — перебил меня Гриша. — Я тебя не понимаю.
— Почему?
— Ты так хотел избавиться от своих учителей, называл их своими мучителями…
— Не называл, — сказал я.
— Называл, — упрямо стоял на своём Гриша.
— Ну скажи, скажи, когда называл?
Гриша засопел, наморщил лоб, но не мог вспомнить, чтобы я хоть раз плохо называл своих учителей.
— Ладно, не называл, — согласился Гриша. — Но думал о них так и хотел избавиться от них…
Тут уж я ничего не мог сказать.
— А что теперь получается? — спросил меня и себя Гриша и мне и себе ответил: — Теперь ты их жалеешь и хочешь, чтобы всё началось сначала.
— Я не хочу, чтобы всё началось сначала, — разозлился я. — Как ты не понимаешь?
— Тогда чего же ты хочешь? — спросил Гриша.
Вот парень, толковал ему, растолковывал, а он ничего не понял.
— Если бы ты был на моём месте, ты бы пожалел их? — спросил я.
— И не подумал бы, — покачал головой Гриша. — Они тебя жалели?
— Жалели, — поразмыслив, сказал я. — Ты придумал, как помочь Янине Станиславовне?
— Дело безнадёжное, — вздохнул Гриша.
— Тогда я пойду к директору бассейна и поговорю с ним, как мужчина с мужчиной, — выпалил я.
— Иди, — скривился Гриша. — Ох, и тяжело с вами, вундеркиндами… Слушай, ты уроки сделал?
— Сделал, — ответил я.
— Тогда я сейчас к тебе зайду, — обрадовался Гриша.
Я пришёл домой и твёрдо решил — сегодня ни за что не буду за Гришу решать математику. Просто надоело. Разве Гриша ничего не соображает? Нет, ему просто лень шевелить мозгами. Нашел мягкотелого вундеркинда, списывает и живёт себе припеваючи. А когда его просишь помочь, он задаёт тысячи вопросов и палец о палец не хочет ударить.
Дождавшись, когда Гриша раскрыл тетрадь и вопросительно уставился на меня, мол, подавай матешу, я спросил напрямик:
— А ты почему сам не можешь решить? Тебе что-нибудь непонятно? Что? Давай я объясню.
— Что с тобой сегодня? — опешил Гриша. — А-а, догадываюсь… Ты ударился головой об лёд, и теперь у тебя мозги набекрень?
— А ты когда ударился, что простую задачку решить не можешь?
Гриша почувствовал, что на сей раз "скатать матешу" ему не удастся, и буркнул:
— Объясняй, только сначала…
Я вспомнил, как поступал Александр Александрович, когда хотел проверить потолок — то есть уровень знаний. Я дал Грише задачку, которую мы решали в первой четверти, а сейчас уже бежала к финишу третья четверть. Я догадывался, что уровень Гриши будет где-то около нуля. Оказалось, ниже нуля.
Но как и Александр Александрович, я не терял присутствия духа. Набравшись терпения, я стал объяснять Грише. Наконец он одолел задачку из первой четверти.
По лицу моего друга поплыла улыбка. Он был счастлив, словно во второй раз выиграл хоккейный матч.
— Слушай, а ты, наверное, и вправду вундеркинд?
А ВСЁ-ТАКИ ОНА ВЕРТИТСЯ!
Я нажал на ручку. Дверь, на которой висела табличка "Директор бассейна", не поддавалась. Если дверь не открывается, значит, в кабинете никого нет. Ладно, приду завтра. Или послезавтра.
Нет, сказал я самому себе, ни завтра, ни послезавтра, а сегодня. Раз пришёл, сиди и жди. До победного конца. Мне сегодня очень нужен победный конец.
Мимо меня быстро прошёл высокий широкоплечий человек. Его холодные, словно замёрзшие глаза равнодушно скользнули по мне. Я подхватился — директор!
Но прежде чем я успел раскрыть рот, директор открыл дверь и исчез в кабинете. Эта неудача меня не расстроила, наоборот, придала храбрости.
Я распахнул дверь кабинета и с порога решительно произнёс:
— Здравствуйте, мне необходимо с вами поговорить.
Сидя за столом, директор некоторое время внимательно изучал меня с ног до головы. Я сразу вспомнил, как он недавно говорил обо мне Янине Станиславовне: "Ноги коротковаты".
— Вообще-то я занят. — Директор провёл ладонью над седым ёжиком, показывая этим, что дел у него выше головы.
— Я на пять минут, — торопливо сказал я и закрыл за собой дверь. — У меня очень важное дело.
— Хорошо, — сдался директор. — Только покороче.
— Вы уволили Янину Станиславовну, это несправедливо, она хороший тренер, она ни в чём не виновата, один я во всём виноват, — выпалил я, приблизившись вплотную к столу директора.
Спокойствие не покинуло директора, но в его замёрзших глазах появилось любопытство.
— А, так ты тот самый, который едва…
— …не утонул, — подтвердил я его догадку.
— Верно, не утонул, — согласился директор. — Но мог. И если бы это случилось, виноваты были бы мы с Яниной Станиславовной. Я — как директор, она — как тренер. Янина Станиславовна, кстати, это прекрасно поняла. И попросила меня, чтобы я её освободил от работы. Я её не увольнял, она сама ушла.
— Но она ни в чём не виновата, — упрямо повторял я. — Я сам хотел утонуть.
— Почему? — не понял директор.
— То есть я не хотел утонуть, — запутался я. — Я хотел сделать вид, что тону, и чуть не утонул на самом деле.
— Но зачем тебе это понадобилось?
В голове директора никак не укладывалось то, что я говорил.
— Я не хотел ходить в бассейн, — растолковывал я. — И я подумал, если сделаю вид, что тону, меня на пушечный выстрел к бассейну не подпустят. Теперь вы понимаете, что Янина Станиславовна ни в чём не виновата. Один я виноват.
Директор сперва сидел неподвижно. Вдруг его плечи задёргались, всё тело затряслось, а изо рта стали вылетать какие-то "кхе" да "кха". Наверное, директор сдерживался, чтобы не расхохотаться. Значит, ему было смешно, что я чуть не утонул, а Янину Станиславовну ни за что ни про что уволили?
— Неужели ты думаешь, что тебе кто-нибудь поверит? — Директор овладел собой. — Значит, ты собирался утонуть, потому что не хотел ходить в бассейн? Нет, этому никто не поверит, а все в один голос скажут — виновата Янина Станиславовна.
— Вы войдите в моё положение, — я едва не кричал. — Кроме того, что я ходил в школу, я занимался музыкой, математикой, английским и плаванием. Я света белого не видел. И потому я решил избавиться от бассейна, чтобы жить по-человечески, то есть как все мальчишки живут.
— Интересно, чтобы жить, он захотел утопиться, — хмыкнул директор.
Определённо я его забавлял. Его холодные глаза отогрелись, ожили. Может, он не успел ещё сегодня искупаться в бассейне?
— Но я же понарошке, — надрывался я. — А на самом деле я и не думал топиться.
Нет, я совершенно ничего не мог объяснить директору. Он меня не хотел понимать.
— Хорошо, допустим, я войду в твоё положение, стану на твою точку зрения.
Директор вышел из-за стола и стал со мною рядом. Поглядел внимательно на кресло, в котором только что сидел. Поглядел точно так, как я недавно смотрел на него. Тогда я понял, что он и вправду стал на мою точку зрения.
— Садись, — вдруг предложил мне директор. — Чего ты стоишь?
Я опустился на стул, директор уселся напротив.
— Допустим, я стану на твою точку зрения, — повторил директор. — Но ведь ни у кого из учителей ты не тонул. На музыке ты не захлёбывался, на английском ты не шёл ко дну, на математике ты не пускал пузыри? Верно?
Что верно, то верно. Я согласился с директором.
— Значит, — подхватил он, — задумав утонуть в бассейне, ты тем самым хотел подчеркнуть, что тебе очень не по душе тренер. И поэтому я поступил правильно, уволив Янину Станиславовну.
— Нет, неправильно, — крикнул я. — Ну как, скажите, пожалуйста, я мог утонуть на английском?
— При желании всё можно, — уклончиво ответил директор.
— Но как? — не отставал я от него. — Я ходил на занятия ко Льву Семёновичу домой. Где я мог там утонуть? В ванной, что ли?
— Балкон у твоего англичанина есть? — вдруг спросил директор.
— Есть, — ответил я и затаил дыхание: что же скажет директор.
— Ты же мог выйти на балкон и продемонстрировать, что хочешь свалиться вниз головой? — спросил директор.
Я замялся, промычал: конечно, мог бы. Но зачем?
— Ага, мог бы, — радостно ухватился за мои слова директор. — Мог бы, но не сделал. А почему?
— Потому что это глупо, — буркнул я.
— Не только, — торжествующе произнёс директор. — Ты не сделал этого, потому что уважаешь учителя английского языка. А к Янине Станиславовне ты не питаешь почтения и потому хотел утонуть в бассейне.
