Михаил Герчик - Повесть о золотой рыбке
Перемазавшись с ног до головы, он вытащил мотыльницу из ила и побрел к берегу. Вода и грязь текли с него ручьями.
На берегу было еще холоднее, чем в воде. Юрка торопливо разделся, чувствуя, как все тело покрывается гусиной кожей, выполоскал и кое-как выкрутил одежду, с трудом натянул на себя и помчался домой, оставляя на сером асфальте черные следы. Он бежал, и его била мелкая дрожь, и сырая одежда леденила тело. «Хорошо еще, что до дома недалеко, — думал Юрка, — здорово было бы, если б мне вот так через весь город бежать пришлось».
Дома Юрка торопливо переоделся, засунул грязную одежду в стиральную машину, чтоб мать до стирки не заметила, и принялся рассматривать свою «добычу». Выбрал пинцетом немного мотыля, чтоб покормить рыбок, а остального завернул в мокрую тряпку и положил в холодильник, на самую нижнюю полку, куда мама обычно ничего не ставила.
Кое-как отогревшись, он бросил в аквариум макроподам несколько личинок. Завидев мотыля, рыбки, лениво стоявшие в углу, преобразились. Они так стремительно набросились на червячков, что Юрка не успевал добавлять.
Наконец макроподы наелись и перестали хватать мотыля. Несколько личинок закопошилось на дне, торопливо зарываясь в песок, но рыбки даже не глянули на них. Тогда Юрка бросил остатки мотыля в старый аквариум — там его жадно растаскали — и сел делать уроки. Читал и перечитывал задачу, ни слова не понимая, и мурлыкал себе под нос:
У меня будут рыбы, гей!
Веселые маленькие макроподы, гей!
Давно уже пора было пустить «рыбью холеру» в ход, несколько раз останавливал дядя Вася Сашку в коридоре, угрюмо спрашивал: «Ну, как?» — но он все оттягивал, никак не мог решиться пойти к Кожару.
Сколько раз, замкнув дверь, Сашка доставал из шкафа бутылочку и подолгу рассматривал беловатый порошок. Что это? Соли железа или кальция? Это от них чаще всего гибнут рыбки. А может, другая какая-то гадость? И у Сашки тревожно замирало сердце, когда он думал, что в каждой пылинке таится смерть.
Нет, Сашка уже давно не считал дядю Васю добрым и простодушным любителем-аквариумистом. Еще с тех пор, как тот в блокнотике его долг подсчитал. Видел, как отчаянно торгуется он из-за каждого пятака, как обманывает неопытных рыбоводов, продавая им старых, больных рыбок, подмешивает в сушеную дафнию соломенную труху, а водоросли раздирает на мелкие кусочки: только б корешок был, больше корешков — больше денег. Это не удивляло Сашку, на рынке все так поступали. Но убивать чужих рыбок?!
«Следов не останется, бояться нечего», — вспомнил Сашка слова дяди Васи. Но ведь никаких следов не осталось, когда вдруг передохли все рыбки у Чепика. Больше месяца толковали на рынке об этой загадочной истории. Не замешана ли здесь «рыбья холера»?
В прошлом году, незадолго до того как Сашка угодил в больницу, у него с дядей Васей и Анной Михайловной вдруг появился опаснейший конкурент — Федор Петрович Чепик. Приехал Чепик из Москвы. Осмотревшись на новом месте, он быстро завел себе десяток аквариумов, а вскоре принес на рынок первые сотни молоди. Рыбки у него были хорошие, Чепик резко сбил цены и переманил к себе чуть ли не всех постоянных покупателей. Дяде Васе, Анне Михайловне и Сашке пришлось круто. Но длилось это недолго.
Однажды Чепик привез из Москвы тетр-светлячков, рыбок, очень похожих на неоновых. У светлячков тоже была горящая полоска, только не сине-зеленая, а ярко-красная. Таких рыбок ни у кого еще не было, и он пригласил несколько опытных аквариумистов ими полюбоваться. Среди гостей были Сашка и дядя Вася.
Тетры-светлячки оказались очень красивыми рыбками, веселыми, подвижными, а сверкали они, как настоящие рубины. Гости долго восхищались ими, прикидывали, по какой цене они пойдут на рынке, а Чепик слушал и таял от удовольствия. Потом все вышли в другую комнату «перекусить чем бог послал» — Чепик из кожи лез, чтоб не косились на него недавние хозяева Кисловки, — но Сашка мог бы поклясться, что дядя Вася задержался возле его аквариумов. На одну только минутку задержался, никто и не заметил вовсе, но, видимо, и этой минутки ему хватило.
Не прошло и полмесяца, как у Чепика погибли все рыбки. Какая-то страшная эпидемия не пощадила ни тетр-светлячков, ни крохотных, только-только проклюнувшихся мальков, и никто не мог определить, чем они заболели.
Потом на базаре рассказывали, что Чепик от горя чуть с ума не сошел. В припадке ярости он переколотил все свои разом опустевшие аквариумы, подогреватели, лампы. Больше на Кисловке он не появлялся, а вскоре и из города исчез. Уехал…
Сильнее всех тогда огорчился дядя Вася. Уж так он жалел беднягу Чепика, так жалел… Сашка в ту пору даже понять не мог, отчего это он так своего главного противника жалеет. Он, например, тоже сочувствовал Федору Петровичу, но, честно говоря, обрадовался, что того не стало на рынке, а дядя Вася все никак успокоиться не мог… Не потому ли, что сам его рыбок погубил да от себя подозрение отвести хотел?
Да-а… А теперь, значит, придется Сашке стать таким отравителем. И тошно, но не отвертишься. Отчего, дурак, раньше ему тайну неонов за остатки долга не открыл? Послал бы его сейчас ко всем чертям вместе с этим пузырьком. Как-нибудь и без «рыбьей холеры» против Кожара выстоял бы. А нет — тоже невелика беда: надоедать все начало Сашке. Теперь же ничего не попишешь — сиди, набирайся смелости, набирайся злости…
И злость постепенно приходит, темная, отчаянная. Нет, надо, чтоб лопнула «профессорская» затея! Прав дядя Вася, если удастся Кожару всех аквариумистов объединить, конец беззаботному житью. А впрочем, было ли оно беззаботным? Деньги, конечно, у Сашки водились, хоть и «подоходный налог» дяде Васе платил, и долг отдавал частями, и на аквариумы да новых рыбок тратился, но ведь и забот хватало… А если рыбками не торговать, что делать? На завод в ученики идти, как Сергей Ермолаевич предлагал? На заводе работать надо, там потяжелей, чем возле аквариумов похаживать. Да и разве он столько заработает на заводе, сколько можно выручить за мальков от одной пары неонов? А в аквариумах у Сашки не только неоны подрастают, есть и тернеции, и барбусы суматранусы, и жемчужки, и моллинезии парусные… Значит, нечего сопли распускать, действовать надо.
От этих мыслей у Сашки вконец разболелась голова. «К Ленке, что ли, сходить?» — подумал он и торопливо, чтоб не перерешить, начал одеваться.
Затянул блестящие «молнии» на куртке, провел щеткой по ботинкам, пошел.
С Леной Казаковой Сашка познакомился на Кисловке, еще когда был на побегушках у дяди Васи. Потом она стала ходить на рынок все реже: ухаживала дома за аквариумами, выкармливала мальков, а Анна Михайловна продавала их сама.
Лена любила рыбок, и Сашка вместе с ней подолгу ломал голову над тем, как определить, когда их надо отсаживать на нерест, как получить мальков живородок новой окраски и бороться с «цветением» воды, почему некоторые акары поедают свою икру… Они даже здорово подружились в ту пору, Сашка и Лена, и Сашка пропадал у них целыми вечерами.
Но в последнее время Сашка бывал у Казаковых редко: разговоров о рыбках Лена избегала, а о чем еще он мог говорить так горячо и толково? О книгах? О новых кинофильмах? Однажды он попробовал что-то сказать, так его Ленины подружки на смех подняли, а она покраснела и прикусила губу. А чему тут удивляться? Она в девятом классе, и подружки ее в девятом, конечно, они побольше Сашки в какой-нибудь физике или литературе разбираются. Зато пусть кто-нибудь из них мальков скалярии выходит…
И все-таки как ни посмеивались над ним подружки Лены и сама Лена, Сашку тянуло к ней. У него ведь совсем не было друзей — разве назовешь другом дядю Васю?! — а с Леной они хоть одногодками были. Тоненькая, с копной огненно-рыжих волос, постриженных коротко, по-мальчишечьи, Лена вызывала в нем какое-то неясное чувство радости и одновременно опаски — того и гляди подковырнет.
Иногда они вместе ходили в кино, на дневные спектакли в театр. Но даже тут Сашка не мог размахнуться, показать, что не зря на Кисловке ему присвоили звание короля, — Лена сама покупала себе билет, а когда он однажды набрался смелости и купил коробку конфет, она покраснела и наотрез отказалась от нее.
Вот какой человек была Лена Казакова. Потому-то Сашка и одевался так поспешно, когда решил к ней пойти, — боялся, что передумает.
Когда Сашка пришел, Лена лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и плакала. Мелко-мелко вздрагивали ее плечи — давно, видно, плакала Лена, и рыжие волосы растрепались по подушке, а старенькое блекло-голубое платье у ворота было разорвано.
Ленкина комната напоминала поле битвы — повсюду валялись книги, толстые кожаные альбомы с марками (Лена собирала марки с первого класса, Сашка несколько раз рассматривал ее коллекцию и из вежливости восхищался, хотя занятие это казалось ему просто нудным); по сдвинутому с места письменному столу растеклась фиолетовая чернильная лужа…
