Октав Панку-Яш - Великая битва у Малого пруда
Алеку превосходно умел «изображать», но лучше всего ему удавался «хозяин Тимофте», который раньше держал самую большую лавку «Бакалеи и гастрономии» в районе. И теперь все стали просить Алеку представить «хозяина Тимофте».
Алеку засучил рукава, спустил на лоб прядь волос, взял у Дину его белую парусиновую курточку и подвязал её на манер фартука, потом каким-то каркающим голосом зачастил:
— Яблок желаете? Сколько? Кило? Как? Это гнилое яблоко? Избави боже! А вот это? Тоже гнилое? Ничего, всё равно мне в убыток… Что вы говорите? Это не яблоко, а картофель? Ничего, картофель тоже полезен. Жареный картофель даже вкуснее яблок…
— Слушай, Алеку, иди и правда в артисты! — посоветовал ему Дину. — Я стану писать пьесы, а ты будешь играть. Видел, как я ловко сочиняю: «Расцветает кипарис…»
Санду только теперь заметил Нику. Он подошёл к нему и ироническим тоном спросил:
— Ну, как дела, «адмирал»?
— Хорошо, адмирал! Даже лучше, чем я думал. Боюсь, что у тебя вот неважно…
— Это почему же?
— Кто знает? Сдаётся мне, что ты уже не сможешь похвастаться перед отрядом…
— Хвастаться? Чем?
— Мною…
— Тобой действительно никто не может похвастаться!
— Ого! Воображаю, как бы ты хвалился! — Нику принял забавную позу, выставил грудь вперёд и, подняв руку, важно сказал: — «Товарищи, поздравьте меня! Напишите обо мне в стенной газете и пошлите заметку в «Пионерскую искру», я, Санду Дану, самый выдающийся, выполнил своё обязательство: отучил Пику — буяна, каких мало, — от его замашек». Ха-ха-ха! Так бы и сказал, кабы только мог… Но птичка улетела! Насыпь ей соли на хвост…
— Ты не птичка, Нику… Ты просто птица, и к тому же домашняя, из породы спесивых, что распускает хвост и надувается. А обязательство, к твоему сведению, мы всё равно выполним!
— Ты меня просто смешишь…
— Смейся сколько хочешь, но запомни: с драчунами мы не уживёмся. Мы не позволим тебе хвастать… своей силой! Драться не позволим!
— Серьёзно?
— Очень серьёзно!
— Тогда я покажу тебе сейчас, насколько это серьёзно. Илиуцэ! Илиуцэ, поди-ка сюда!
Илиуцэ подошёл, и только он очутился возле Нику, как тот ударил его.
— Ты что, Нику? — рассердился Илиуцэ. — Не трогай меня!
— Ну, видел… товарищ Санду Дану?
— Видел, — огорчённо ответил Санду. — Но тут не в тебе одном дело. Илиуцэ тоже хорош, если после всего этого продолжает дружить с тобой…
— А я уже привык, — вздохнул Илиуцэ. — Сейчас он не больно ударил.
— «Привык»! — вздохнул и Санду. — А почему ты не привыкнешь ходить на руках, вниз головой?
— Это не одно и то же, — неуверенно сказал Илиуцэ.
— Нет, одно и то же! — отрезал Санду.
Тут подошли и остальные. Санду обернулся к ним и спросил:
— А где Петрикэ? Он тоже на сбор колосьев уехал?
— Нет, — ответил Нику, хотя знал, что не его спрашивают. — Он даже не приходил. Я собирался сразиться с ним в шахматы, вот он и струсил.
— Полегче, полегче! — одёрнул его Санду. — Петрикэ в два счёта не обыграешь.
— Не обыграю? Ха ха-ха! Да я с ним и без ладьи сыграю. А тебя, если хочешь знать, с закрытыми глазами одолею. В шахматах я адмирал, а не ты!
— Хвались, да не поперхнись! Хотя и не я это сочинил, но к тебе очень подходит, — съязвил Дину.
— Ну, уж это ты оставь, — вступился за друга Илиуцэ. — Нику никто не обыграет в шахматы.
— Хорошо, хорошо. Пусть будет так. К чему спорить! Давайте лучше поговорим о более важных вещах, — сказал Санду.
— Переводишь разговор, не нравится? — не унимался Нику. — Во всём хочешь быть первым, а вот в шахматах не получается?..
— Глупости! Ничего я не хочу. Ты ушёл от нас?.. Ну и оставь нас в покое… — И, обращаясь к ребятам, Санду продолжал: — Надо заняться гербарием, сегодня день у нас почти зря пропал. Собрали мы пока мало. Письмо Дину написал, но мы не знаем, куда послать… Хотите, чтобы мы на бобах остались? Нужно поговорить с Владом…
— Влад в деревне.
— Он к вечеру вернётся. Пойдёмте к нему, — предложил Алеку.
Ребята согласились.
— Надо известить и Петрикэ, — сказал Санду. — Кто поблизости от него живёт?
— Я живу рядом, — вмешался Нику. — Только я вашим приказам не подчиняюсь! Да и Петрикэ не захочет показываться мне на глаза: я же пообещал обыграть его в шахматы!
— Опять ты вмешиваешься? Опять хвалишься? — И Санду презрительно посмотрел на него.
— Мне есть чем похвалиться! А тебе вот нечем, а то бы и ты хвалился. А Петрикэ твоего я всё равно в два счёта обставлю. Быть бычку на верёвочке!
Санду не считался хорошим шахматистом. Он не принимал участия в школьных, а тем более в общегородских турнирах. Любил играть, но так как-то получалось, что, когда происходил турнир, он по какой-нибудь причине не участвовал. С Петрикэ он не раз играл в шахматы, но обычно они не доигрывали до конца, то ли потому, что наступал вечер и Санду надо было уходить, то ли Петрикэ посылали за покупками, либо они, заигравшись, попадали в «цейтнот» — предстояло ещё делать уроки.
Санду, правда, частенько играл по вечерам с отцом, а если к ним заходил дядя Петре, то и с ним. Петре Станку учил Санду обдумывать не только свои ходы, но и возможные ходы противника, а главное, дорожить каждой пешкой. «Пешка — самая существенная фигура, — обычно говорил он. — В шахматах примерно так же, как в бою. Потерял бойцов — ни к чему тебе уже и кони и позиции».
Сознавая свои силы, но зная и репутацию Нику, Санду был уверен, что проиграет ему, и всё-таки сейчас ему страшно хотелось обыграть Пику. Не столько из-за хвастовства Нику, сколько ради чести друга. И Санду решился:
— Ну, знаешь… Петрикэ играет гораздо лучше меня. Он меня, может, сто раз обыгрывал, а тебя и двести обыграет!
Нику сначала даже опешил, потом громко расхохотался:
— Вот так отмочил! Илиуцэ, слыхал, что он говорит?
Хотя никто из ребят не поддержал Нику, но в глубине души все считали, что он прав, а Илиуцэ, будь здесь огонь, не преминул бы последовать примеру Муция Сцеволы[7]… Нет, в лучшем случае Петрикэ добился бы ничьей, но уж никак не победил бы!
— Петрикэ определённо обыграл бы тебя! — стал опять подзадоривать его Санду.
— Ты так говоришь потому, что его здесь нет! — вмешался Илиуцэ в полной уверенности, что это действительно шутка.
— Считай, что он здесь! Петрикэ и без ферзя меня обыгрывает… Я буду играть с Нику. Если я выиграю… значит, и Петрикэ…
— …обставит Нику в два счёта, — сказал Алеку, передразнивая Нику.
— Точно! Ну как, берёшься играть со мной, Нику?
— Ещё спрашиваешь! Конечно! Только предупреждаю: потом уж не хнычь!
— Не беспокойся, хныкать я не буду. Но и я ставлю условие: если ты проиграешь, то зайдёшь к Петрикэ и скажешь ему, чтобы он после обеда был у Влада… — Санду зажал в кулаки чёрную и белую пешки и, спрятав руки за спину, сказал: — Разыграем! Выбирай, в какой руке?
— В левой!
— Белые! Тебе начинать.
Только теперь, расставляя фигуры, Санду спохватился, что поспешил, подзадоривая Нику. И всё же играть надо! Разве он мог допустить, чтобы так говорили о Петрикэ? Хоть он и не гроссмейстер, но и не новичок.
— Я пошёл! Куда ты смотришь? Или ты и дебюта разыграть не сумеешь?
Различив голос Нику в шуме других голосов столпившихся вокруг них ребят, Санду вздрогнул. Он ответил ходом королевской пешки.
После нескольких ходов ребята, естественно, не могли ещё разгадать, какие цели преследует каждый из партнёров. Было, однако, ясно, что Нику более агрессивен и смелее продвигается к позициям противника, открывая пути тяжёлым фигурам. Санду развивал фигуры робко, но обдуманно, предварительно удостоверившись, что каждая клетка, на которую он ставил фигуру, была надёжной траншеей и, главное, имела непосредственную связь с тылом, откуда в любой момент могло прийти подкрепление. Один раз он сделал слабый ход, это дало возможность Нику укрепить свой правый фланг и связать чёрного коня.
Оба играли молча. Нику двигал фигуры уверенно, лихо стуча по доске, и стремительно отвечал на каждый ход Санду. А тот брал фигуру легонько и ставил её с такой осторожностью, точно боялся сломать и как будто до последней минуты не был уверен, хорошо или плохо то, что он делает.
Окружающие с интересом следили за партией. Они заметили промах. Санду и долго обсуждали его. По мере развёртывания партии они всё меньше сомневались в победе Нику. Санду сумел, правда, обеспечить слонами контроль над важными для развития контратаки диагоналями и, пожертвовав пешку, вывел коня из окружения. При взгляде на доску тактическое преимущество Нику было очевидно: к расположению чёрного короля стягивались всё более осмелевшие вражеские шеренги.
Этого не мог не видеть и Санду. Но, к удивлению Нику и в особенности всех остальных, Санду словно и не замечал опасности, грозившей его королю или в лучшем случае другим фигурам. Вместо того чтобы подготовить рокировку, он передвинул ферзя на клетку, не имеющую прямой связи с обеспечением атаки на белого короля. Белый конь, находившийся под надёжной охраной двух пешек, сковывал движение ферзя.
