Владимир Машков - Веселая дюжина
— Правильно, — подхватил идею Марика Юрка. — С утра я наблюдаю за ними, после обеда — Марик, вечером — Валерка, а ночью — Васька. На следующие сутки будут вести наблюдение другие ребята.
Свой союз мы скрепили крепкими мужскими рукопожатиями и побежали в столовую. За ужином ничего страшного не произошло. Мои враги не хотели себе портить аппетит.
После отбоя мы укладывались спать, но спать обычно не хотелось. Сна не было ни в одном глазу. Вожатые и воспитатели разводили руками: "Почему и отчего?" Им было непонятно. Мы, мол, целый день гоняем, как угорелые, не останавливаясь ни на секунду. А потому должны спать, как суслики, тушканчики и прочие грызуны.
Но мы, честное слово, ни капельки не уставали. И потом, мы собрались вместе, лежим в одном домике, никто нам не мешает, и можно наконец вволю наговориться.
Каждый из ребят стремился рассказать интересную историю, которую он слыхал или вычитал в книге. Чаще других в нашем домике рассказывал Юрка. Он, наверное, прочитал за свою жизнь все книги, какие были на свете и в лагерной библиотеке.
Иногда приходило вдохновение и ко мне. Вы сами понимаете, я не пересказывал то, что было в книгах, а сочинял новые истории. Сегодня, когда мы впервые ночевали в доме Ленькиного отряда, я решил, что пришла моя очередь.
— Ребята, — крикнул я, — хотите, я вам расскажу сказку?
— Про белого бычка? — Это, конечно, Толька выскочил.
Я понял, что он сегодня будет мне здорово мешать. Ладно. Пережуем.
— В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, — начал я, и шум постепенно улегся вместе с ребятами на кроватях. — И было у царя два сына…
— Один умный, а другой — дурак? — перебил меня Ленька.
— Нет, этому царю крупно не повезло, у него было два сына, и оба дураки.
Ребята зашикали на Леньку и Тольку, и те перестали прерывать течение моих мыслей.
— …Царские сыновья, — продолжал я, — были дурни что надо. Один был страшно гордый. Приказал, чтобы все, кого он повстречает на пути, бухались ему в ножки и непременно называли — государь ты наш батюшка.
Другой дурак еще похлеще был. Как кто ему не угодит, слово поперек молвит, сразу бежит к папаше и ябедничает. И царь-папаша казнил того, неугодного, а дурак радовался и хлопал в ладоши…
Ребята слушали вовсю, они уже догадались, что сказка не простая. Толька и Ленька тоже не подавали голоса.
— …Вы сами понимаете, что никто в том царстве-государстве не любил дураков. Все их люто ненавидели. Дураков и в сказках не любят. Всеобщим любимцем у людей был один добрый молодец. Косая сажень в плечах, он одной рукой выжимал десять раз пудовую гирю. Добра молодца любили за то, что он заступался за бедных и за девчонок, смело бился с дураками и врагами, а еще за то, что песни пел веселые и всякие забавные истории рассказывал. Люди, слушая его, животики надрывали и на время забывали о своих бедах и двойках.
Вот этого добра молодца и задумали дураки погубить, потому что он не кланялся им в ножки, а иногда давал и по морде.
Дураки наябедничали своему папаше. А папаша-царь только мигнул и ногой топнул, как стражники схватили добра молодца и заточили в тюрьму. Тюрьма была на скале высокой, а решетки такие, что не перепилишь, тут автоген нужен. А какая в то время техника была? Конь вместо трактора.
Добру молодцу сказали, что завтра, едва луч солнца коснется решеток тюрьмы, ему отрубят голову. Добрый молодец обхватил покрепче свою голову, пока она еще была на плечах, и закручинился…
Я на некоторое время замолк, чтобы дать своим слушателям подумать, и продолжал:
— …Но не знал добрый молодец, что в царстве-государстве поднялся за него народ. Вели восставших друзья добра молодца.
Один — ученый, который прочитал все книги на свете и знал много стихов на память, а другой — самый сильный, самый ловкий и самый смелый во всем государстве.
Ворвался народ в тюрьму и освободил добра молодца. А потом восставшие пошли во дворец и дали пинка царю и его сыновьям. Те долго летели кубарем с горы вниз, пока не очутились в болоте и не превратились в жаб. Они там и до сих пор квакают.
Конец сказки был встречен веселым смехом, а Марик решительно вскочил на кровати, и ее пружины грозно заскрипели.
— Слушайте, вы, Толька и Ленька! Если вы тронете Валерку, получите от нас от всех. Поняли?
— А кто его собирается трогать? — невразумительно пробормотал Ленька.
— Ты понял? — грозно повторил Марик.
— Понял, — неохотно промямлил Ленька.
— А ты? — спросил Марик у Тольки.
— Я все понял, — заюлил тот. — Ты не беспокойся, Марик!
— Попробуйте только! — зашумели ребята из нашего нового отряда.
А я подумал, что зря волновался. С такими ребятами я никогда и нигде не пропаду.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ,
В КОТОРОЙ ТОЛЬКО ОДНИ МЫСЛИ,
И ПОЭТОМУ УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ
СМЕЛО ЕЕ МОГУТ ПРОПУСТИТЬ
Я вскочил и долго не мог понять, что к чему.
Я проснулся внезапно, как будто кто-то меня стукнул по плечу или как будто кто-то прокричал мне в самое ухо: "Эй ты, вставай!"
Я вскочил с постели и долго вертел головой, соображая, а что это такое происходит и где я. Наконец до меня дошло, что я лежу (вернее, лежал, а сейчас сижу) на койке в пионерском лагере "Лесная сказка" и что сейчас ночь и тьма кромешная и самое время дрыхнуть без задних ног, как это умело делают ребята.
Не понимая, что со мной стряслось, я стал укладываться спать, но тут меня снова как будто стукнуло, а потом тряхануло как следует, а потом еще раз стукнуло, и так несколько раз. Что за шуточки? Может, землетрясение?
И наконец я вспомнил.
Сегодня — мой день рождения. Мне стукнуло 13 лет. Ну и число! Может, оттого мне все время не везет в этом году? Ну, конечно. Отчего же еще?
Я снова лег, но сон от меня удрал, и я не пытался его ловить. Сейчас самое время было поразмышлять о прожитой жизни.
Что ни говорите, а 13 лет — это не так уж мало. Если быть честным, это очень много. Пройдет еще тринадцать лет, потом еще тринадцать, еще и еще, а потом — все. Да ну, лучше спать, чем про такое думать.
Но заснуть никак не удавалось. Конечно, все мои беды в этом году оттого, что это был тринадцатый год моей жизни. А с сегодняшнего утра, когда начнется четырнадцатый год, все пойдет по-другому. Шиворот-навыворот. Нет, шиворот-навыворот тоже не стоит. У меня и так все шиворот-навыворот.
Золотые слова — надо начинать новую жизнь! Ого! Уже 13 лет! Надо становиться серьезным и спокойным, слушаться маму, учителей, вожатых… В общем, надо идти на пенсию.
Я бросил ломать голову над всякой ерундой и заснул.
Седьмая серия моих сновЯ выбегаю на шоссе. Гляжу налево — нет ребят. Гляжу направо — шоссе пусто. Неужели что-нибудь стряслось и ребята задержались в пути? Может, велосипед у кого испортился? И сейчас Генка чинит его, как когда-то (давным-давно!) мой.
Усаживаюсь на обочину и жду своих друзей.
— Валера, что ты здесь делаешь?
Знакомый голос заставляет меня обернуться. Алена топает по шоссе прямо ко мне.
Странно, как она попала в мой сон?
— Жду своих друзей, — отвечаю я.
— Они приедут тебя навестить? — спрашивает Алена и садится рядом со мной на обочине.
— Они почти каждый день меня навещают, — говорю я.
— Что-то я их ни разу не видела? — удивляется Алена.
Я молчу. Ведь я не могу ей объяснить, что друзья являются ко мне только во сне и что Алена сейчас сама мне снится.
— Через день конец смены, — вздыхает Алена. — Жалко расставаться. Вы уедете, а я останусь.
— Другие приедут, — утешаю я вожатую.
— Такие не приедут, — грустно качает головой Алена.
— А чем же мы особенные? — удивляюсь я.
— Как будто ты не знаешь?
Алена подмигивает мне и первая смеется. Вирус хохота проникает и в мой организм. Мы заливаемся, сидя на обочине пустынного шоссе, на котором почему-то сегодня не появляются ребята.
Отхохотавшись, мы умолкаем.
— Алена! — я первым нарушаю тишину.
— Что?
— Алена!
— Ну что?
— Алена, а сколько тебе лет?
— Восемнадцать, — отвечает Алена.
— А мне тринадцать исполнилось. Сегодня, — сообщаю я.
— Поздравляю. Желаю тебе — быть таким, какой ты есть.
— Спасибо. Алена!
— Ну что?
— А у тебя жених есть?
Запрокинув голову, Алена долго хохочет. Я не смеюсь и терпеливо жду. Наконец Алена произносит:
— Ну и уморил. Я всегда говорила, что ты веселый парень.
— А я, между прочим, серьезно спрашиваю.
Алена удивленно на меня смотрит и тихо произносит:
— У меня нет никакого жениха.
— Ну и прекрасно, — сразу веселею я. — Зачем тебе жених? С ним же тоска зеленая…
— А если он будет вроде тебя — веселый? — улыбается Алена.
