Кристине Нёстлингер - Дуйбол-привет!
— В полном порядке!
Ханси взял свою пену и незаметно ощупал ее. Он облегченно вздохнул, когда обнаружил конусообразное углубление. С Главной площади донесся резкий свист.
— Пора, — сказал господин учитель.
— В затылочек друг другу встали! — скомандовала госпожа учительша.
Колонну повел господин пастор. За ним шла госпожа Харчмайер, далее Марианна, далее Губерт, далее Фанни, Ханси тащился в хвосте. Замыкали колонну господин учитель и его жена (оба надели черные спортивные костюмы, чтобы сразу было видно, что они тренеры).
Мерным шагом, исполненные достоинства, они прошествовали от КОТа через Главную площадь до памятника. Одновременно из тюльмайеровского дома вышли Погонщики Пен в спортивных костюмах желтушного цвета. Все в очках! И у каждого массивные начелюстники.
— А у нас почему таких нет? — шепнула Фанни идущему впереди Губерту.
— Зато у нас наколенники, а у них нету! — прошелестел Губерт.
— Такие намордники не от большого ума! — шепнула Ханси госпожа учительша. — Неудобно, да и лица совсем не видно!
— И слава богу! — буркнул Ханси. Но так тихо, что госпожа учительша ничего не разобрала.
Погонщики Пен шествовали по Главной площади. Они старались шагать в ногу, но это им никак не удавалось.
— Ну и сброд, никакой дисциплины! — не без удовлетворения заметил господин учитель.
Погонщики Пен выстроились в колонну рядом с верхнедуйбержцами.
С противоположной стороны Главной площади, из пасторского дома, где их разместили, появились члены команды Альпийского Колена. В синих спортивных костюмах. Без наколенников и начелюстников. Они выступали парадным шагом. Впереди близнецы Лесниц. За ними еще две пары участников из Альпийского Колена — в небесно-синих костюмах.
Отдыхающие и болельщики, приехавшие на чемпионат мира, устроили восторженную овацию. Они до того бурно аплодировали и выражали свой восторг, что на время даже заглушили какофонию автомобильных сигналов. Телевидение начало прямую трансляцию.
На Главную площадь выполз тонваген, стало светло от вспышек фотокамер — за дело принялись репортеры: спорторганизатор (почтальон) поприветствовал от имени оргкомитета команды-участницы я пожелал всем «тройного дуйбольного ни пуха ни пера» и «тройного дуйболспортивного энтузиазма», а также подчеркнул, что дуйбол призван, помимо чисто спортивной стороны, еще и служить единению народов и наций в братской любви. (Между прочим, господину Тюльмайеру накануне завезли четыре больших картонных ящика с блок нотами. На обложках у блокнотов были фото. Два ящика с портретом Ханси и по ящику — с Фанни и близнецами. Блокноты, разумеется, шли в одну цену, но пока господин почтмейстер толкал свою дуйбольную речь, господин Тюльмайер терзался сомнениями: нельзя ли толкнуть блокноты с фотографией чемпиона мира по двойной цене.)
Как только господин почтмейстер возвестил, что командам следует немедленно перейти на большое поле, а мужчинам приготовиться к первому забегу по пересеченной местности, тут оно и случилось! Один из близнецов (мужского пола) уже давно проявлял сильное беспокойство, мычал что-то угрюмо-угрожающе и при этом не сводил глаз с самого видного Погонщика Пен (мужского пола). У видного Погонщика (мужского пола) был довольно солидный и неестественно острый живот!
Но близнец думал, что здоровяк Погонщик прячет под желтушной курткой клиновидный нагрудник. Строго-настрого запрещенный нагрудник! Сквозь стиснутые зубы близнец проскрипел:
— Мухлеж! Нечестная игра! Свинство!
Но стоял такой невообразимый гвалт, что его никто не услышал. Даже капитан собственной команды. Тогда он решил удостовериться самолично! Он шагнул из строя — прямиком к самому мощному Погонщику Пен.
— Куда это тебя понесло, Флори? — одернул его капитан, но Флори пропустил эти слова мимо ушей, вплотную приблизился к Погонщику и бросил ему в лицо:
— А что у тебя там под курткой?
Телевизионщики снимали эту сцену с нескрываемым удовольствием, газетчики тоже были рады-радешеньки. Правда, снимать им пришлось со вспышкой, так как огромная серая туча, нависшая над Верхним Дуйбергом, раздулась во все небо и налилась свинцом.
Погонщик Пен, здоровяк с острым животом, вконец растерялся. Он не знал, что ему отвечать близнецу, к тому же Харчмайер запретил всем Погонщикам вступать в любые разговоры. Погонщик Пен счел за благо смолчать и сделал шаг назад. Близнецу это показалось еще более подозрительным!
— Так я и знал! — заверещал он.
И кинулся на здоровяка Погонщика, намереваясь выдрать из-под его куртки запрещенный правилами нагрудник. Погонщик Пен отбивался беззвучно и с остервенением, что, естественно, еще более распалило воображение близнеца. Члены совета общины как Верхнего Дуйберга, так и Альпийского Колена стояли как вкопанные. Верхнедуйбержцы были, понятное дело, куда вкопаннее.
Радиокомментатор, сидя в радиопередвижке, взахлеб тараторил в микрофон:
— Уважаемые дамы и господа, сейчас прямо у меня на глазах, в этот самый момент, происходит нечто, насколько мне известно, программой не предусмотренное! Очевидная накладка! Первый номер команды Альпийского Колена наседает — только не ясно почему — на третьего номера новозеландцев. Новозеландец молча отбивается, проявляя завидные бойцовские качества; лидер Альпийского Колена наскакивает на него, бьет прямой правой в корпус… Но как это понимать, уважаемые дамы и господа, мы лее с вами не на чемпионате по боксу? Сейчас я запрошу нашу летучую радиостанцию, узнаю, что там за куча-мала, а пока — студия, дайте связь! — музыкальная пауза.
Радиокомментатор дождался первых тактов музыки, затем выпрыгнул из передвижки и побежал к полю. Телевидение крупным планом показывало схватку между близнецом и Погонщиком Пен.
Телекамеры целились в упор. Харчмайер и бургомистр Альпийского Колена хотели разнять дерущихся, но запутались в густой сети телевизионных кабелей, споткнулись и упали.
Расползшаяся свинцовая туча опустилась еще ниже. И хотя день только начинался, над Верхним Дуйбергом сгустились настоящие сумерки.
Лесниц опрокинул Погонщика Пен на землю, навалился сверху и стал в ярости его обыскивать. Но запрещенный нагрудник не находился. Тогда он окончательно рассвирепел и начал лупить по большому настоящему животу, как по большой настоящей боксерской груше. Зрителей — не считая телезрителей — охватил страх. Но неизмеримо сильнее напугался малютка Пеперл. Малютка Пеперл очень любил своего папу. Малютка Пеперл сперва горько заревел, но, убедившись, что никто не может или не хочет помочь толстопузому Погонщику, он протиснулся к самому ограждению и истошно завопил:
— Папа, папочка, я сейчас, не давай себя в обиду! Как раз в это время телекомментатор вещал:
— Дамы и господа, видимость здесь постоянно ухудшается, с трудом различаю лица…
… На этих словах Пеперл ловко перескочил через хитросплетение телекабелей, прорвался сквозь бригаду телевизионщиков и прыгнул близнецу Лесниц на спину. Комментатор от телевидения закричал:
— Дамы и господа, несмотря на скверные видимость и освещенность, вы, надеюсь, можете следить за этим поистине уникальным представлением! Видите, как мальчонка, сущая кроха, обхватил голову первого номера Альпийского Колена и тянет ее на себя. Слышно, как Лесниц издает какой-то гортанный звук и падает, падает на лопатки. Ах, дамы и господа, Давид против Голиафа. Причем Давид без умолку выкрикивает — не знаю, слышно ли вам? — он кричит в голос: «Папа, папа!»
Все было в точности так, как живописал телекомментатор. Повергнутый Пеперлом Лесниц лежал на лопатках рядом с Погонщиком Пен, отдуваясь и подвывая. Пеперл сидел в изголовье у Погонщика Пен и жалобно скулил: «Папа, папуся!» По толпе прокатился ропот удивления, в толпе судачили:
— С какой стати этот деревенский карапуз называет папой новозеландца?
И жители Верхнего Дуйберга спрашивали друг друга:
— С какой стати Козмайеров сынишка называет папой новозеландца?
Только Лисмайер, Харчмайер, Тюльмайер и Низбергер ни о чем друг друга не спрашивали. От леденящего страха они закрыли глаза. И потому не смогли увидеть, как Пеперл осторожно снял с отцовского лица солнечные очки, полумаску и тихо спросил:
— Пан, живой?
Зато они отчетливо услышали, как Козмайер простонал в ответ:
— Да, малыш, еще дышу!
И тут же двое других Погонщиков Пен посрывали с лиц всю маскировку, и Курицмайер с Курицмайершей в один голос взревели:
— Ничего себе, легкий заработок! При этаком обхождении!
Курицмайерша подхватила Козмайера под руки, Курицмайер подхватил под ноги, и они унесли его с Главной площади. Трое других Погонщиков Пен последовали за ними. И Пеперл, ясное дело, тоже.
Лица у господина учителя, его жены и у господина пастора побелели как накрахмаленные льняные скатерти.
