Анатолий Алексин - Необычайные похождения Севы Котлова
«Ну, конечно, это про меня! — решил я. — Все абсолютно точно: „самый надежный друг“ и „нет дороже людей вокруг!“». Сердце у меня сильно-сильно забилось. Я побежал в ванную комнату, где Дима в это время мылся, попросил открыть мне дверь и дрожащим, взволнованным голосом произнес:
— Димочка, мы обязательно всегда будем вместе! Ты тоже самый надежный друг! И я самый надежный… Так что ты не волнуйся, пожалуйста. Я тебя никогда не покину!
Дима, завернувшись в мохнатое полотенце, посмотрел на меня, как на сумасшедшего. И это показалось мне странным. Я поскорей вернулся в комнату и прочитал следующее стихотворение, которое начиналось такой строчкой: «Я скучаю по тебе всегда…»
И тут я слегка засомневался: может, я все-таки не совсем верно расшифровал эти буквы — «К. С.»? Ну в самом деле, зачем же Диме обо мне скучать, если я у него всегда под боком? И даже иногда мешаю ему готовить уроки и решать шахматные задачи, о чем Дима прямо так и говорит, и не стихами, а в довольно-таки грубой форме.
Я перевернул еще одну страницу, и вдруг мне все стало ясно. Там я прочел:
С тобой, родная Кира,
Прошел бы до Памира!
Так. Все понятно: Кира Самошкина! Вот кому была посвящена «общая» тетрадка в красном клеенчатом переплете. Дима собирался шагать до Памира, а ему предлагали ехать совсем в другую сторону. Да еще без Киры! Дима ехать не хотел… Прямо наотрез отказывался. Надо было что-то срочно предпринять!
Я буду корреспондентом!В тот вечер, когда папа сообщил на «семейном квартете», что мы едем в Заполярск, я запел известную песенку, которая так не понравилась нашему влюбленному Диме. Я бы, пожалуй, и заплясал, если бы не постеснялся…
Но на следующий день, по дороге в школу, мне вдруг стало грустно. Я подумал, что скоро переулок, по которому я уже пять с половиной лет бегал по утрам, размахивая портфелем, будет от меня далеко-далеко. И никто мне не будет кричать по утрам: «Здорово, Котелок!» Никто даже и знать не будет, что меня зовут Котелком. Может быть, мне придумают другое прозвище, к которому я все равно уже никогда не привыкну (ну, например, станут называть меня «паровым котлом» или как-нибудь вроде этого). А может, и вообще не дадут никакого прозвища…
От всех этих мыслей у меня был такой вид, что председатель совета отряда Толя Буланчиков своим обычным неторопливым и солидным голосом произнес:
— Я вижу, Сева, что ты находишься в глубокой задумчивости. И это очень хорошо. Нам сейчас как раз нужна твоя смекалка и твоя… так сказать, богатая творческая фантазия!
— У вас скоро уже не будет моей богатой фантазии… — загробным голосом произнес я.
— Нет, почему же? Ты ошибаешься… Ведь скоро лето наступит, и у нас, во дворе школы, будет городской пионерский лагерь. Вот мы и хотим, чтобы ты придумал какие-нибудь увлекательные летние дела…
Толя в последнее время стал говорить как бы от имени всего совета отряда: «мы хотим», «мы ждем от тебя»…
— Меня с вами летом уже не будет, — тихо и грустно проговорил я.
— Мы понимаем. Ты, наверно, уедешь в загородный лагерь, да? Но ведь потом ты вернешься. И тогда…
— Я уже никогда не вернусь к вам, — еще печальнее сообщил я.
Толя Буланчиков взглянул на меня с удивлением и даже с испугом.
— Можно подумать, что ты умирать собрался.
— Нет, я не умру… Но я уеду очень-очень далеко. В город Заполярск…
Через несколько минут уже весь наш класс знал об этой новости. И тут мне стало еще больше не по себе: я понял, что всем ребятам не хочется расставаться со мной. И даже тем, которым я, кажется, причинял одни только неприятности и которые, как я думал, очень хотели бы от меня избавиться. Нет, никто от меня избавляться не желал…
— Ты всегда будешь с нами, дорогой Сева! Мы тебя не забудем! — торжественно произнес Толя Буланчиков.
— Вот еще, надгробную речь завел! — воскликнула ехидная Галя Калинкина, которую мы недавно выбрали редактором стенгазеты за это самое ее ехидство, которое Толя Буланчиков назвал «умением критически мыслить». — Давайте лучше сделаем так, чтобы он с нами не расставался.
— Это невозможно, — сказал я. — Мама уже вещи собрала…
— Нет, ты меня не понял, — стала пояснять Галя. — Я хочу, чтобы ты с нами не расставался в переносном смысле слова…
— Как это «в переносном»?
— А очень просто… Ты будешь нашим специальным корреспондентом за Полярным кругом! Будешь в каждый номер стенгазеты присылать всякие интересные заметки. Мы будем их читать и как бы беседовать с тобой, будем слышать твой голос… Вот мы и не расстанемся!
— Это здорово! Молодец, Галка!.. Это же замечательно! — загалдели со всех сторон. — У нас теперь будет свой корреспондент!
— Вот хорошо, если бы мы вообще все разъехались в разные стороны, и тогда бы у нас всюду были корреспонденты! — увлекся наш отрядный поэт Тимка Лапин.
— Нет, зачем же нам всем разъезжаться и тем самым разрушать коллектив? — возразил Толя Буланчиков. — Тогда и стенгазету читать будет некому. Все будут только писать!.. А вообще предложение Гали очень разумное. Толковое, я бы сказал, предложение.
— Еще бы! — воскликнул Тимка Лапин. — Пусть он нам рассказывает обо всех своих делах за Полярным кругом, обо всей тамошней жизни. А мы потом, сразу после школы, всем классом приедем в Заполярск работать. А? Здорово? Я читал, что некоторые выпускники так и делают… Прямо всем классом отправляются на разные ударные объекты. Давайте и мы! А?
— Давайте! Поедем на ударные объекты! — закричали все и стали так радостно хлопать Тиму по плечу, что он даже присел на корточки.
— Хорошо, — согласился я. — Буду вашим корреспондентом. Прямо с осени… К первому сентября пришлю первую статью!
— Нет, мы все просто умрем от нетерпения! — не согласилась со мной Галя Калинкина. — Ты, как приедешь, сразу пиши. А еще лучше — с дороги присылай свою первую корреспонденцию. Знаешь, такие бывают «путевые заметки». Вот и ты пришли…
— Но ведь уже лето наступает… И наша стенгазета «закроется» до сентября.
— Газета будет выходить без перерыва! — заявила Галя. Слово «стенгазета» она всегда сокращала и говорила просто «газета», это звучало солиднее. — Ведь летом здесь, во дворе, будет городской пионерский лагерь, и он без газеты тоже никак не обойдется!
— Хорошо, я напишу вам с дороги!
В этот момент ко мне протиснулась добрая, жалостливая Лелька Мухина, та самая, которой я сажал в парту живого ежа, и тихо прошептала в самое ухо:
— Ой, Сева… выйди, пожалуйста, на «удиральную лестницу». Там Витик-Нытик плачет…
Нытик не хочет расставатьсяЯ сразу пошел на «удиральную лестницу». Это был черный ход, через который кое-кто из ребят иногда удирал с уроков, поэтому ее так и прозвали. Мой товарищ Витик, по прозвищу «Нытик», стоял, повернувшись к окну, и, казалось, очень пристально разглядывал, как на соседнем дворе хозяйки развешивали белье.
— Ты что? — спросил я, подходя сзади.
Витик-Нытик от неожиданности вздрогнул, обернулся, и я увидел, что у него глаза мокрые и даже на щеке пролегла такая узенькая, извилистая тропинка от слезы.
— Ты чего ревешь? То есть плачешь! — спросил я.
Витик-Нытик сперва хотел сделать вид, что вовсе не плачет, а потом махнул рукой (чего уж там скрывать!) и глубоко всхлипнул.
— Уезжа-аешь? Да-а?.. — спросил он своим обычным занудным тоном, растягивая гласные буквы.
Мне стало жалко грустного Нытика, и я даже замялся:
— Да нет… Как тебе сказать? Еще не все ясно. Вот Дима, например, не хочет ехать… Возможны еще всякие неожиданности.
— Обма-анываешь, да? Утеша-аешь?..
У Витика по лицу побежала еще одна слеза. Она бежала быстро, будто ей было стыдно и она хотела поскорее скатиться на пол.
— Ну что ты? Что ты?
Я стал искать носовой платок, но его, как всегда, на месте не оказалось. И тогда я проехался по щекам Нытика рукавом своей курточки.
— А ты не уезжа-ай… — стал просить Витик. — Вот у нас в квартире тоже один сосед уехал, а семья его осталась: сидят, квартиру сторожат… Вот бы и вы так! А?
— Нет, нам так нельзя! Мы папу одного отпустить не можем!
— А я ка-ак же?..
— Ты будешь обо мне все знать! Меня, понимаешь ли, назначили специальным корреспондентом вашей стенгазеты по всему Заполярью. Я буду каждые десять дней присылать заметки о себе, о своих делах. И ты все будешь про меня знать!
— А ви-идеть не бу-уду, да-а?..
— Потом увидишь! Ты вместе со всем классом приедешь к нам туда, в Заполярск. После окончания школы… Так некоторые выпускники делают. Ну и наши ребята тоже решили так поступить! Всем классом — на ударный объект! И ты, если бы здесь не ревел… то есть не плакал, тоже об этом знал бы! Ну, чего ты вдруг?..
— Ну да-да, вдруг… Как же я без тебя останусь?
