Виталий Бианки - Лесная газета. Сказки и рассказы (сборник)
Ждут-пождут звери и птицы – нет Люли. И море спокойно, только белые пузырики из воды выскакивают и лопаются без шума.
Вдруг на том месте, где Люля нырнула, опять она сидит. А когда вынырнула – никто и не заметил.
Сидит, дышит тяжело.
Зашумели, засмеялись звери и птицы:
– Где тебе, Люля, до дна достать! Маленькая ты, слабенькая ты, а с Китом тягаться хочешь.
А Люля молчит.
Отдышалась, отдохнула – опять под воду ушла.
Ждут-пождут звери и птицы, смотрят на воду – нет Люли. И море спокойно, только розовые пузырьки из воды выскакивают, лопаются без шума.
Вдруг на том месте, где Люля нырнула, опять она сидит. А когда вынырнула – никто и не заметил.
Сидит, тяжело дышит. И глаза у неё розовые стали, и на клюве розовый от крови пузырик. Зашумели звери и птицы: жалко им стало маленькую Люлю.
– Довольно, – говорят, – ты для нас постаралась. Отдыхай теперь. Всё равно не достать земли со дна моря.
А Люля молчит.
Отдышалась, отдохнула – опять под воду ушла.
Ждут-пождут звери и птицы, смотрят на воду – нет Люли. И море спокойно.
Только красные пузырики из воды выскакивают, лопаются без шума.
Зашептали звери и птицы:
– Красные пузырики пошли – это кровь Люлина. Раздавило море Люлю. Не видать нам больше Люли.
Вдруг видят: глубоко в воде, под тем местом, где Люля сидела, что-то тёмное мелькает, приближается. Ближе, ближе – и всплыла наверх Люля ножками кверху. Подхватили её звери и птицы, перевернули, посадили на воду ножками вниз и видят: сидит Люля, еле дышит. Глаза у неё красной кровью налились, на клюве – красный кровяной пузырик, а в клюве – щепотка земли со дна морского.
Обрадовались звери и птицы, взяли у Люли щепотку земли и сделали большие острова.
А маленькой Люле за то, что землю достала со дна моря, постановили дать награду: пусть в память об этом подвиге навсегда останутся у Люли глаза и клюв красивого красного цвета.
На этом собрание и кончилось. И помчались звери, помчались птицы делить между собой землю. А Люля осталась сидеть, где она сидела: она не могла ещё отдышаться.
Звери и птицы разобрали всю землю, до последнего клочка. Для Люли-то и не осталось места.
Вот и живёт она на воде по-прежнему.
Придёт пора детей выводить – соберёт камыш да ветки, что с берега в воду упали, устроит себе плотик плавучий. На нём и выводит детей.
Так и плавает всю жизнь по воде.
А глаза и клюв у Люли – это верно – и до наших дней красные остались.
КУЗЯР-БУРУНДУК И ИНОЙКА-МЕДВЕДЬПрежде Кузяр-Бурундук был весь жёлтый, как кедровый орешек без скорлупки. Жил он – никого не боялся, ни от кого не прятался, бегал, где хотел.
Да раз ночью поспорил с Инойкой-Медведем. А маленькому с большими – знаешь, как спорить: и выспоришь, да проиграешь.
Спор у них был: кто первый утром солнечный луч увидит?
Вот взобрались они на пригорышек и сели.
Инойка-Медведь сел лицом в ту сторону, где утром из-за леса солнцу вставать. А Кузяр-Бурундук сел лицом туда, где вечером солнце зашло за лес. Спиной к спине сели и сидят – ждут.
Перед Кузяром-Бурундуком высокая гора поднимается. Перед Инойкой-Медведем лежит долина гладкая.
Инойка-Медведь думает:
«Вот глупый Кузяр! Куда лицом сел! Там до вечера солнца не увидишь».
Сидят, молчат, глаз не смыкают.
Вот стала ночь светлеть, развиднелось.
Перед Инойкой-Медведем долина чёрная лежит, а небо над ней светлеет, светлеет, светлеет…
Инойка и думает:
«Вот сейчас падёт на долину первый лучик, – я и выиграл. Вот сейчас…»
А нет, всё ещё нету лучика. Ждёт Инойка, ждёт…
Вдруг Кузяр-Бурундук за спиной у него как закричит:
– Вижу, я вижу! Я первый!
Удивился Инойка-Медведь: перед ним долина всё ещё тёмная.
Обернулся через плечо, а позади-то макушки горы так солнцем и горят, так золотом и блещут!
И Кузяр-Бурундук на задних лапках пляшет – радуется.
Ой, как досадно Инойке-Медведю стало! Проспорил ведь малышу!
Протянул тихонько лапу – цоп! – за шиворот Кузяра-Бурундука, чтоб не плясал, не дразнился.
Да рванулся Кузяр-Бурундук – так все пять медвежьих когтей и проехали у него по спине. От головы до хвоста пять ремешков выдрали.
Шмыгнул Кузяр-Бурундук в норку. Залечил, зализал свои раны.
Но следы от медвежьих когтей остались. С той поры робкий стал Кузяр-Бурундук. Ото всех бегает, по дуплам, по норкам прячется. Только и увидишь: пять чёрных ремешков мелькнут на спинке – и нет его.
ГЛАЗА И УШИЖил Инквой-Бобёр на извилистой лесной речке. Хороша у Бобра хата: сам деревья пилил, сам их в воду таскал, сам стены и крышу складывал.
Хороша у Бобра шуба: зимой тепло, и в воде тепло, и ветер не продувает.
Хороши у Бобра уши: плеснёт в речке рыба хвостом, упадёт лист в лесу – всё слышат.
А вот глаза у Бобра подгуляли: слабые глаза. Подслеповат Бобёр: и на сто коротеньких бобриных шагов не видит.
А в соседях у Бобра на светлом лесном озерке жил Хоттын-Лебедь. Красивый был и гордый, ни с кем дружить не хотел, даже здоровался нехотя. Поднимет белую шею, окинет взглядом с высоты соседа – ему кланяются, он чуть кивнёт в ответ.
Вот раз случилось, работает Инквой-Бобёр на берегу речки, трудится: осины зубами пилит. Подпилит кругом до половины, ветер налетит и свалит осину. Инквой-Бобёр её на брёвнышки распилит и тащит на себе брёвнышко за брёвнышком к речке. На спину себе взвалит, одной лапой придерживает брёвнышко – совсем как человек идёт, только трубки в зубах нет.
Вдруг видит – по речке Хоттын-Лебедь плывёт, совсем близко. Остановился Инквой-Бобёр, брёвнышко с плеча скинул и вежливо сказал:
– Узя-узя!
Здравствуй, значит.
Лебедь гордую шею поднял, чуть головой кивнул в ответ и говорит:
– Близко же ты меня увидал! Я тебя ещё от самого поворота речки заметил. Пропадёшь ты с такими глазами.
И стал насмехаться над Инквой-Бобром:
– Тебя, слепыша, охотники голыми руками поймают и в карман положат.
Инквой-Бобёр слушал, слушал и говорит:
– Спору нет, видишь ты лучше меня. А вот слышишь ты тихий плеск вон там, за третьим поворотом речки?
Хоттын-Лебедь прислушался и говорит:
– Выдумываешь, никакого плеска нет. Тихо в лесу.
Инквой-Бобёр подождал, подождал и опять спрашивает:
– Теперь слышишь плеск?
– Где? – спрашивает Хоттын-Лебедь.
– А за вторым поворотом речки, на втором пустоплесье.
– Нет, – говорит Хоттын-Лебедь, – ничего не слышу. Всё тихо в лесу.
Инквой-Бобёр ещё подождал. Опять спрашивает:
– Слышишь?
– Где?
– А вон за мысом, на ближнем пустоплесье!
– Нет, – говорит Хоттын-Лебедь, – ничего не слышу. Тихо в лесу. Нарочно выдумываешь.
– Тогда, – говорит Инквой-Бобёр, – прощай. И пускай тебе так же послужат твои глаза, как мне мои уши служат.
Нырнул в воду и скрылся.
А Хоттын-Лебедь поднял свою белую шею и гордо посмотрел вокруг: он подумал, что его зоркие глаза всегда вовремя заметят опасность, – и ничего не боялся.
Тут из-за леса выскочила лёгонькая лодочка – айхой. В ней сидел Охотник.
Охотник поднял ружьё – и не успел Хоттын-Лебедь взмахнуть крыльями, как грохнул выстрел.
И свалилась гордая голова Хоттын-Лебедя в воду.
Вот и говорят ханты – лесные люди: «В лесу первое дело – уши, глаза – второе».
ХВОСТЫПрилетела Муха к Человеку и говорит:
– Ты хозяин над всеми зверями, ты всё можешь сделать. Сделай мне хвост.
– А зачем тебе хвост? – говорит Человек.
– А затем мне хвост, – говорит Муха, – зачем он у всех зверей, – для красоты.
– Я таких зверей не знаю, у которых хвост для красоты. А ты и без хвоста хорошо живёшь.
Рассердилась Муха и давай Человеку надоедать; то на сладкое блюдо сядет, то на нос ему перелетит, то у одного уха жужжит, то у другого. Надоела, сил нет! Человек ей и говорит:
– Ну ладно! Лети ты, Муха, в лес, на реку, в поле. Если найдёшь там зверя, птицу или гада, у которого хвост для красоты только привешен, можешь его хвост себе взять. Я разрешаю.
Обрадовалась Муха и вылетела в окошко.
Летит она садом и видит: по листу Слизняк ползёт. Подлетела Муха к Слизняку и кричит:
– Отдай мне твой хвост, Слизняк! Он у тебя для красоты.
– Что ты, что ты! – говорит Слизняк. – У меня и хвоста-то нет: это ведь брюхо моё. Я его сжимаю да разжимаю, – только так и ползаю. Я – брюхоног.
Муха видит – ошиблась, – и полетела дальше.
Прилетела к речке, а в речке Рыба и Рак – оба с хвостами. Муха к Рыбе:
– Отдай мне твой хвост! Он у тебя для красоты.
– Совсем не для красоты, – отвечает Рыба. – Хвост у меня – руль. Видишь: надо мне направо повернуть – я хвост вправо поворачиваю. Надо налево – я влево хвост кладу. Не могу я тебе свой хвост отдать.
Муха к Раку:
– Отдай мне твой хвост, Рак!
– Не могу отдать, – отвечает Рак. – Ножки у меня слабые, тонкие, я ими грести не могу. А хвост у меня широкий и сильный. Я как шлёпну хвостом по воде, так меня и подбросит. Шлёп, шлёп – и плыву, куда мне надо. Хвост у меня вместо весла.
