Юрий Дьяконов - Алмаз — драгоценный камень
Новенькие
На следующий день девочки накинулись на мальчишек с расспросами. Но те хмурились, отвечали неохотно. Только Ивас был таким, как всегда.
— Ты чего скис? — хлопнув Алекса по плечу, сказал он. — Влетело дома? Ну и что? Зато как бабахнуло! Прямо бомба!
— Да нет. Меня почти и не ругали, — вздохнул Алекс. — Но папа сказал: «Теперь об «Орленке» и не заикайся».
— Ого! — присвистнул Толька. — Вот дает твой папулька! Ну, отлупил бы — и дело с концом. А то гляди-ка — велосипед!.. Может, передумает? А? Или мать упросит?
Алешка безнадежно покачал головой, и расстроенный Ивас, который так рассчитывал на Алешкиного «Орленка», плюхнулся на свою парту, толкнув в бок соседку Лиду Сарычеву:
— Чего расселась, как барыня!
Едва прозвенел звонок, в класс вошла Зинаида Ивановна, а за ней — две незнакомые девочки.
Все встали и молча рассматривали новеньких. Первая, с короткими, остриженными под мальчика темно-русыми волосами, высокая, широкоплечая, с округлым румяным лицом, оглядела класс и вдруг улыбнулась, будто приглашая всех сразу стать ее друзьями. Другая — почти на голову ниже, платьице болтается на худеньких плечиках. Волосы белые-белые и заплетены в две тоненькие косички с большими голубыми бантами. А лицо какое-то треугольное, бледное и испуганное. Губы девочки подрагивали, а длинные ресницы безостановочно хлопали, будто в глаз ей попала соринка.
— Это Оля Березко, — сказала Зинаида Ивановна. — А это Анечка Глушкова, — улыбнулась она, указав на беленькую. — Думаю, что вы их хорошо встретите и подружитесь.
Олю учительница посадила за одну парту с Тамарой Васильченко, а Аню — с Алешкой Жуковым.
Алешка сразу, чтобы показать, кто настоящий хозяин парты, прочно уселся на середине. Но Аня и сама не решилась бы сдвинуться хоть на сантиметр от края скамейки и сидела напряженная, глядя прямо перед собой на доску, где под датой «13 ноября» учительница писала условие задачи.
Тамара сама отодвинулась от новенькой и за весь урок не сказала ни слова. А Оле она сразу понравилась. «Какая красивая! Волосы черные, аж блестят. И в локоны завиваются. А глаза синие-синие. Вот бы мне такие волосы… и глаза тоже, — вздохнув, подумала Оля. — Только почему она все косится, будто сердится? Ну, ничего. Вот познакомимся, и все ладно будет…»
На перемене новеньких окружили девочки. Стали расспрашивать: Откуда приехали? Почему? Где учились?
Оля рассказывала охотно. Приехала из рабочего поселка на Урале, потому что папу пригласили работать сюда, на станкостроительный завод. Мама сразу согласилась и обрадовалась: ведь она родилась здесь, в их городе. А приехали поздно, в ноябре, потому, что ждали, пока освободится квартира в заводском коттедже. У них был очень дружный класс. Ее ни дома, ни в школе Олей не называли. «Зовите меня Аленка. Я уже так привыкла», — попросила Березко.
Аня отвечала на вопросы сбивчиво, изредка поднимая на девочек тревожные зеленоватые, как льдинки, глаза. Оказывается, раньше она жила на другом конце города, а недавно переехала с мамой на Барочную улицу.
Когда кто-то спросил ее о папе, Аня опустила голову, отошла к своей парте и проплакала всю перемену.
Войдя в класс, Зинаида Ивановна спросила, кто ее обидел.
— Никто. Это я так… Зуб заболел.
— Тогда пойди к врачу, — посоветовала учительница.
— Нет. Он уже совсем перестал, — улыбаясь, ответила Аня.
— Ты что, чокнутая? — тихо сказал ей Алешка. — Только ревела, а теперь смеешься.
— Не-е, — шепнула Аня, — это я… в общем, мама говорит, что я ужасно не-уравно-вешенная… Это после… — и смолкла. Глаза ее снова начали наливаться слезами.
— Точно. Псишка! — решил Алешка. — Надавать тебе как следует, так сразу реветь отучишься.
Третьим уроком было чтение. Учительница вызвала Жукова.
— Прошлый раз ты стихотворение не выучил. А теперь?
Алешка нехотя поднялся, вяло проговорил:
— Стихотворение Александра Сергеевича Пушкина «Осень», — и замолк. Будто пытаясь вспомнить, он хмурил лоб, чесал затылок и наконец сказал: — Я учил. Только вот первая строчка…
В классе засмеялись. Поднялось множество рук. Подняла руку и Аня. Учительница обвела глазами класс.
— Хорошо. Пусть поможет новенькая. Вы учили?
— Нет, но я знаю. Я всю «Родную речь» еще летом прочла, — ответила Аня и подсказала: — «Уж небо осенью дышало…»
Но и после подсказки Алеша не вспомнил. И Аня по просьбе учительницы прочла все стихотворение. В классе послышался одобрительный шепот, а Зинаида Ивановна сказала:
— Молодец. Вот тебе и первая пятерка.
— Ну, подожди, выскочка! — пригрозил Ане Алешка и, когда Аня уронила тетрадь и хотела поднять, опередил ее, топнул ногой.
Подошедшая учительница взяла из рук Ани тетрадь, увидела на белой страничке грязный оттиск Алешкиного кеда и вздохнула:
— И откуда, Жуков, в тебе эта злость?
На последнем уроке учительница задала нарисовать по памяти какое-нибудь животное.
— Ты кого нарисуешь? — спросила Тамара Алену.
— Конечно, собаку! Знаешь, я…
— Фу! — перебила Тамара. — А я нарисую кошечку. Ангорскую!
Алене стало обидно за собак, но она промолчала. А Тамара быстро набросала контуры и стала раскрашивать свою кошечку, больше похожую на клубок голубой шерсти, из которого торчали усы да выделялись огромные желтые глаза.
Алена тоже могла бы нарисовать просто собаку. Ведь никто тут не видел ее Журку. Но она напрягала память, ей хотелось, чтобы на рисунке Журка получилась такой же смешной, какой они с палой и мамой увидели ее этой весной, когда после долгой прогулки по тайге она выскочила на полянку.
Алена увлеклась и не заметила, как подошла учительница.
— Отлично. Прекрасная у тебя получилась кошечка, — похвалила она Тамару и взяла рисунок Алены. Брови ее удивленно взметнулись: — Ну и фантазерка! Разве такие собаки бывают?!
— Бывают, — сказала Алена. — Это наша Журка из поселка.
— Что за порода у нее такая невиданная?
— Порода у нее хорошая. Лайка называется, — ответила Алена.
С ближних парт повскакивали ребята. Послышался смех.
— И все лайки с зелеными ногами и животом? — улыбнулась учительница.
— И с красным маникюром?… С оранжевым носом?!. Павлин, а не собака! — кричали развеселившиеся ребята.
— Почему вы мне не верите? — оглядывая смеющихся одноклассников, удивленно спросила Алена. — Я ведь хотела, чтоб весело было. Потому и вспомнила, какая Журка тогда была. Мы с мамой и папой даже частушки про нее сочинили:
Журка лазила в овраг
Кручами опасными,
В красной глине замаралась —
Когти стали красными.
Журка мчалась по траве
Тропками знакомыми —
На ногах и на пузце
Стала шерсть зеленая.
Журке нравится искать,
Нюхать первоцветы.
От пыльцы стал нос ее
Солнечного цвета.
Ребята, слушая частушки, еще больше развеселились. А учительница сказала:
— Ну, ты нас, Березко, удивила! Никогда бы не поверила, что собака может стать такой.
Когда учительница отошла, Тамара сказала насмешливо:
— Ты, Алена, совсем как дурочка! У меня папа художник. Поняла? Я-то знаю, что таких разноцветных собак не бывает! Трава же не красится!.. Еще и Зинаиду Ивановну обманываешь.
— Ты же не видела, — хотела объяснить Алена. Но прозвенел звонок. Все начали собирать портфели. Тамара вскочила и, презрительно глянув на Алену, пошла к двери.
Пока строились, а потом одевались, мальчишки насмехались над Аленой, просили нарисовать разноцветного верблюда или обезьяну, толкали, наступали на ноги. Но она не разозлилась, не обиделась, только повторяла:
— Ну что вы, мальчики!.. Осторожней, пожалуйста!..
Во дворе мальчишки затеяли драку портфелями. Девочки с криком кинулись врассыпную. Алена не побежала. И когда Ивасечко больно стукнул ее по плечу, спросила удивленно:
— Ты что налетел, как кочет? Я-то тебя не трогала!
Он снова замахнулся. Но Алена подставила свой портфель. Бум! — Толик не удержал ручку, портфель вырвался и отлетел в сторону. Он подхватил его и ударил опять. Но портфель сшибся с Алениным и снова покатился по земле… Ивас налетал и справа, и слева, но ничего сделать не мог. Алена ни разу портфель не выпустила, а он то и дело поднимал свой, ставший уже мокрым и грязным.
— Гляди! Лапы у новенькой, как железные! — восхищенно сказал кто-то из мальчишек.
— Беги, Алена! Беги! — кричали издали девочки.
Ивас уже выдохся. Черные прядки волос прилипли ко лбу. Но он все налетал, хотел, чтобы новенькая сдалась, побежала.
И Алена побежала. Но не на улицу, к девочкам, а опять к школе. Там, загнав маленькую Аню в угол у высокого крыльца, Алешка Жуков колотил ее портфелем, приговаривая:
