Георгий Северцев-Полилов - Под удельною властью
— Теперь тебе не придется больше ратным делом заниматься, — продолжал Василько, — вместе жить будем… Пойдешь, чай, за меня?
Девушка покраснела и прошептала чуть слышно:
— Пойду…
— Желанная ты моя! — проговорил он и горячо обнял Марину.
С этой минуты они стали считать себя женихом и невестой.
Все ближе и ближе подвигались они к Суздальской земле, нагоняя опередивших их беглецов.
Вероятно, Девушка покраснела и прошептала чуть слышно: князь был предупрежден кем-нибудь заранее о погроме союзной рати, так как не выехал из Владимира.
— Поедем мы, голубка, с тобой в Новгород… Там я у князя Юрия служить стану!
— Что ж, я очень рада… По крайней мере, вместе с Фокой жить буду! Беда только: позволят ли мне изограф-ным искусством заниматься?
— Дедушка Мирон добрый, да и любит он тебя… Все сделает.
— Как бы князь Андрей не разгневался, когда узнает, что я девушка?
Почти около самого города беглецам попался навстречу нищий Михей.
— Э, вот голубки и вместе! — приветствовал он их. — Свел Господь Бог… Живите да радуйтесь! Не мало горя пришлось вам испытать.
Молодые люди сошли с коней и приблизились к Михею.
— Благослови нас, дедушка! — и они низко склонились перед стариком.
Старый нищий благоговейно поднял глаза к небу и, положив руки на их головы, благословил.
— Будьте счастливы, дети! Теперь худое все для вас отошло, осталось одно хорошее…
Василько и Марина внимательно слушали его слова.
— Творец Небесный!.. Тужит Русская земля, плачут ее посады и города, раздор между князьями идет… Эх, грехи, грехи!.. Нашелся было собиратель земли Русской, да и тому не удастся… Закат его будет кровавый!..
Василько вздрогнул.
— Про кого это ты говоришь, дедушка? — испуганно спросил он.
Нищий глубоко вздохнул.
— До чего язык не договорится! Языче, супостате, губителю мой! — проговорил он.
С этими словами он, не прощаясь с молодыми людьми, быстро зашагал по дороге.
— Недоброе сулит он, но кому — невдомек мне! — прошептала Марина.
— Только не нам, дорогая: ведь нам он предсказал счастье! — весело отозвался Василько.
Они въехали в город.
XLV
Известие о победе Мстислава принес князю Андрею Фока, явившийся одним из первых.
Распалился гневом суздальский князь: не ожидал он, чтобы такая громадная дружина была разбита, и сильно досадовал на себя, что не принял начальства над полками.
Фока подробно рассказал ему о раздорах князей и о последнем приступе.
— То-то и беда, что между князьями нашими нет согласия! — задумчиво выговорил Андрей. — Ну, да ничего! — продолжал он. — Придет и мой черед: в мире жить между собою не будут, ко мне же придут мириться. А где же князь Юрий? — снова спросил он дружинника.
— Он тоже спасся, но только ранен… На глазах князя показались слезы.
— Жаль мне сына… — задумчиво продолжал Андрей. — Как бы новгородцы теперь над ним власть не забрали?! Они ведь почитают только того, кого боятся… Разбитый Юрий им не страшен.
— Они его любят, княже! — решился промолвить Фока.
Усмешка пробежала по угрюмому лицу Андрея.
— Ой, так ли?! А впрочем, тебе лучше знать: ты сам с ним в Новгороде жил, кажись, и поженился там?.. Поди, ждешь не дождешься вернуться к жене молодой?!
Дружинник покраснел.
— Задерживать не стану! Как только Юрий приедет, ступай с ним в Новгород!
Фока низко поклонился князю.
— А где ж твой брат названый?
— На поле ратном остался, княже, — печально ответил Фока.
— Дружинник был знатный… Не мало их там полегло… Не вернулся ко мне и отрок мой любимый, Максим, должно быть, тоже сложил голову!
Долго беседовал князь с возвращающимися беглецами. Старик Михно, не успевший отрастить бороду и волосы, не ходил в поход, он тоже с любопытством слушал рассказы беглецов. Они передали все подробности осады.
Оставшись один, князь Андрей стал обдумывать, что ему предпринять. Поражение союзной рати под Вышгородом тяжело подействовало на самолюбивую натуру князя. Он привык по своему произволу перемещать князей с места на место, ссорить и мирить их, никто из них не смел прекословить ему, когда он посылал их дружины. Волей-неволей приходилось им признавать его старейшим, первенствующим над собою. Много ему помогала в этом случае родовая неприязнь Ольговичей и Мономаховичей, а точно так же беспокойный характер Ростиславичей.
«Оставить так нельзя! — думал он. — Коль не накажу я их, то Новгород на меня подымется да и другие князья не станут меня слушать! Как быть?»
Сон бежал от него, князь старался найти новый случай, посредством которого можно было бы собрать под свой стяг союзных князей и отомстить беспокойному Мстиславу.
«Посоветоваться нужно будет со свояками да со стариком Михно. Давно я их совета не спрашивал, поди, серчают!»
За последнее время Андрей действительно перестал советоваться с Кучковичами, он делал все самостоятельно, его проницательный ум не желал над собою ничьей опеки.
В Суздаль князь заглядывал редко, а все больше находился во Владимире и в своем любимом селе Боголюбове.
Во время отсутствия Максима ближним отроком князя был Прокопий, он все время находился с ним, даже спал на пороге княжеской опочивальни.
Бессонница продолжала мучить князя, он позвал Прокопия, велел ему зажечь щепец и начал с ним говорить: одиночество томило князя.
— Откуда ты родом, отрок?
— Из Вышгорода, княже!..
Андрей невольно вздрогнул. В то время как он более всего хотел забыть о поражении своих союзников, судьба невольно напоминала ему о том месте, которое он тайно от отца покинул. Князь нервно оборвал отрока:
— Довольно, я хочу спать!..
XLVI
Рано утром вышел Фока за городской тын. Суздальские беглецы все прибывали и прибывали. Печально посматривал на них дружинник, стараясь отыскать среди суровых загорелых лиц знакомые ему черты названого брата. Все было напрасно: тот не находился.
— Не видали ли вы, други, Василько? — обратился Фока к своим товарищам-дружинникам, подъехавшим к нему.
— Где тут было в темноте разобраться…
— Должно быть, при переправе утонул…
— Не мало наших полегло…
— Эх, был бы сам князь с нами, никогда этого не случилось бы!
Сожаления об отсутствии Андрея при осаде Вышгорода слышались со всех сторон.
Под вечер прибыл и князь Юрий. Левое плечо у него было разрублено, но рана уже подживала и не представляла опасности для жизни. Он обрадовался, увидев Фоку в живых.
— Поедем вместе в Новгород! Мне отдыхать придется… Не скоро в ратный строй вступлю! — печально проговорил князь, указывая на висящую плетью руку.
— Поезжай скорей к батюшке, князь! Он о тебе печалится.
— Соратника моего нету…
— Ты про кого, князь, говоришь? — спросил Фока.
— Про боярина Жидиславича, он в полону у Мстислава.
Юрий отправился в княжеские хоромы, а Фока пошел к дружинникам в сборную избу. Из Андреевой дружины вернулись немногие. Старый Михно со слезами на глазах встретил своих товарищей, ему было тяжело видеть убыль между ними.
— Где Игорь, где Всеволод, где Ипат? — спрашивал он дружинников.
На все вопросы его слышалось:
— Убит… В полону…
Прошло два дня. Число беглецов значительно сократилось.
Продолжавший каждый день выходить к городским воротам Фока потерял надежду увидеть когда-нибудь своего названого брата в живых.
«Завтра день нужно ехать с князем Юрием в Новгород! Увижу я свою милую Евфимию, обойму ее!» — думал дружинник, стараясь заглушить предполагаемой встречей с любимою женой тяжелые думы о потере Василько.
Солнце освещало лежащую перед ним пустынную дорогу. Кругом никого не было видно. Внизу, в том месте, где дорога делала уклон, Фока заметил поднявшуюся пыль.
— Никак, кто-то едет! — сказал он вслух и стал пристально вглядываться в даль.
Среди пыли блеснули шеломы и доспехи скачущих, скоро из-за поворота показались два верховых дружинника. Сердце Фоки забилось предчувствием чего-то радостного.
Все ближе и ближе подвигались всадники. Фока стал пристально смотреть и вдруг закричал:
— Василько! Максим! — и, не помня себя от радости, побежал к ним навстречу.
Дружинники спешились. Василько бросился на шею к Фоке, его примеру последовала и Марина.
— Вы… спаслись… — прерывающимся голосом говорил дружинник.
Василько опустился на траву рядом со своим названым братом и произнес:
— А я тебе радостную весть привез, Фока!
— Какую? Говори!
— Сестра твоя, Марина, нашлась…
С нескрываемым изумлением взглянул на него Фока.
— Где, где она?
— Неужели ты не узнаешь ее? — проговорил Василько, указывая на Марину, продолжавшую оставаться в одежде княжего отрока.
