Юрий Томин - Восемь дней в неделю
— Здравствуйте, проходите, — ответил Сергей Михайлович.
— Вот… не знаю, как бы спросить… — замялся шофер.
— Проходите. Садитесь.
— Нет, я на минутку, — испуганно сказал шофер. — Я так… Мне только спросить… Тут несчастье было с машиной… Мальчик-то у нас учится? Не знаете, как он там?.. В общем, последствия какие?
— Последствий мы пока не знаем, — сказал Сергей Михайлович. — А вы кто этому мальчику?
— Это моя машина была…
Светлана Семеновна, которая задержалась у двери, резко спросила:
— Что значит «моя машина»?
— Ну, в общем, я там был… за рулем.
Светлана Семеновна обернулась и, словно ее толкнули в спину, чуть ли не бросилась на шофера.
— Вы? Это вы были за рулем? И вы еще приходите сюда спрашивать о последствиях?!
— Девушка, не виноват я. — тоскливо сказал шофер.
— Вы просто хотите спасти себя! — с презрением сказала Светлана Семеновна.
Шофер переступил с ноги на ногу. Натужно скрипнули на паркете галоши.
— Я уйду. Вы только скажите, в какой он больнице, и я уйду.
Светлана Семеновна была неумолима.
— А вы ему туда конфет отнесете? Или пирожных?
Шофер сник окончательно. Он уже сказал все, что мог.
— Подождите, Светлана Семеновна, — сказал Сергей Михайлович и с невольной суровостью взглянул на шофера. — Как же это получилось?..
И шофер, словно обрадовавшись, что вот нашелся, наконец, человек, который может если не понять, то хоть выслушать, торопливо заговорил:
— Сам не пойму. Тридцать один год без аварии… И улица пустая была… Скользко, конечно… Так ведь когда скользко, втрое осторожнее ездишь. Только я тронулся… скорости еще почти не было. Я и разглядеть не успел: мелькнуло — и все. Смотрю — перед капотом парнишка. Главное — улица совсем пустая была… А машина у меня — шесть тонн. Хоть и малая скорость, а все же метра два-три ей пробежать надо, пока остановишь. Я и руль вывернул, и тормоза сработали как надо… А колесом все же задел… Я и сам ничего сначала не понял. Главное — улица совсем пустая была… Ну, просто никого не было. Потом уже милиция разбиралась… Там на углу будочка стоит для газет. Так он из-за будочки выскочил. Ни он меня не видел, ни я его. И куда бы так бежал?..
— Выходит, вы совсем не виноваты? — спросила Светлана Семеновна.
Шофер, словно провинившийся ученик, снова переступил с ноги на ногу. Из своей долгой шоферской жизни он давно уже знал, что ничего в таких случаях не объяснишь ни таким вот девушкам, ни другим пешеходам, которые так и прут под колеса в дурацкой уверенности, что шофер не смеет их задавить, потому что его за это посадят.
— Меня, девушка, судить будут, — сказал шофер. — А у меня у самого таких, как он, — трое. Вы мне дайте адрес больницы, и я уйду.
— Он в шестой городской больнице, — сказал Сергей Михайлович.
— Спасибо вам! — с облегчением произнес шофер, — А вы, девушка, напрасно… Разве я не понимаю… у меня у самого таких — трое.
Подойдя к двери, шофер обернулся, недоуменно развел руками.
— Главное — улица пустая была… — повторил он, но тут же вспомнил, что уже говорил это, сконфузился и, махнув рукой, вышел.
— Я не верю, что он не виноват, — сказала Светлана Семеновна. — Он обязан был предусмотреть.
— Но мы же с вами не предусмотрели, — отозвался Сергей Михайлович.
— Значит, и мы виноваты!
Сергей Михайлович взялся за телефонную трубку.
— Не торопитесь, — сказал он. — Это мы с вами еще услышим.
В больницу Сергей Михайлович позвонить не успел. Вошла Анна Ивановна. Она опустилась на стул возле двери, тяжело дыша, потянула с головы платок.
Сергей Михайлович и Светлана Семеновна бросились к ней.
— Ну? Что там?
— Сейчас… — Анна Ивановна несколько раз глубоко вздохнула. — У него… у Володи перелом бедра.
Теперь вздохнул и Сергей Михайлович, на этот раз — с облегчением.
— Ну, это еще не самое худшее. Что врачи говорят?
— Врачи говорят — срастется. Я хотела уйти раньше, я знала, что вы ждете, но… Пришел его отец… и мать… Они в таком состоянии… Нужно было их как-то успокоить. А они в таком состоянии — ничего не слышат. Просто ничего… рвутся в операционную, мешают врачам… В общем, пришлось задержаться.
Прозвенел звонок. На лице Анны Ивановны появилось удивление, будто чудно было ей, что на свете еще могут существовать звонки.
— Ну вот, — растерянно сказала она, — даже к началу урока успела.
— Может быть, вам лучше пойти домой? — предложил Сергей Михайлович, — Я вас заменю на сегодня.
— Не нужно, Светлана Семеновна, у вас, кажется, сейчас урок в моем классе?
— В вашем, Анна Ивановна. Я просто не знаю, что делать. Я все время буду думать — кто?
— Отдайте мне этот урок, — попросила Анна Ивановна.
— Конечно! Пожалуйста!
— Анна Ивановна, пожалуй, их стоит задержать после уроков, — сказал Сергей Михайлович.
— Может быть, и не потребуется. Теперь-то уж все равно. Я решилась на самые крайние меры.
— Какие? — быстро спросила Светлана Семеновна.
— Не спрашивайте меня сейчас. Я боюсь, что просто не выдержу.
* * *Неизвестно откуда, но к началу второго урока в шестом «в» знали уже почти все: и то, что Анна Ивановна вернулась из больницы, и то, что случилось с Володей.
На перемене шестой «в» мрачно слонялся по коридору, не отвечая на расспросы соседей. Ребята ждали второго урока. Ждали и боялись. Боялись и надеялись. Все понимали, что случившееся не может пройти просто так. Почему-то все были уверены, что на второй урок придет директор; начнется следствие, и никто ничего не сможет сказать на этом следствии, потому что никто ничего толком не знает. И что будет дальше — тоже неизвестно. Вот эта неизвестность и томила шестой «в», ее-то и боялись. А надеялись на Анну Ивановну, которая, конечно, всыплет им как положено, но она же все и уладит.
После звонка без шума и толкотни ребята расселись по местам. Молча и аккуратно выложили на парты дневники и тетради. Так сделали все, кроме Ани. Аня на перемене из класса не выходила. Она сидела одна, на парте перед ней ничего не было. Ребята украдкой поглядывали на нее, но она ничего не замечала. Всем было бы легче, если бы она ушла домой, но она почему-то не уходила.
В коридоре все стихло. В классе тоже установилась полная тишина.
Вот завозился, устраиваясь поудобнее, Кузнецов. Громко скрипнула парта. Все посмотрели на Кузнецова, будто он в чем-то провинился. Кузнецов замер.
Внезапно с места сорвался Кукин. Он подбежал к доске, достал из кармана кусок мела, положил его возле доски. Все внимательно следили за Кукиным, будто он делал что-то необыкновенно важное.
Кукин заметил никому не видимое пятно на доске. Намотав кончик тряпки на палец, он тщательно протер доску. Возвращаясь на место, Кукин сказал в пространство, будто извинился:
— Я ведь сегодня дежурный…
Ему никто не ответил.
У двери послышались шаги, и в классе стало еще тише. Наверное, как во время каникул.
Вошла Анна Ивановна. Без директора.
Все встали.
— Садитесь.
Все сели.
Анна Ивановна подошла к столу. Медленно расстегнула портфель, медленно вынула из него какие-то бумаги, классный журнал. Разложила все это на столе. Класс напряженно следил за ее движениями, — но больше всего — за лицом, на котором не было сейчас ни гнева, ни обиды, а только — усталость.
Анна Ивановна села.
— Ну, вот и кончилась шутка, — сказала она.
Шестой «в» больше не мог сдерживать напряжения. Шестой «в» словно взорвался. Ребята вскочили с мест, некоторые подбежали к Анне Ивановне, окружили стол. Они кричали все вместе, но каждый свое, и можно было различить только отдельные выкрики:
— Это не мы!
— Это не у нас!
— Мы всех спрашивали!
— Не из нашего класса!
— Мы не писали!
— Сядьте! — сказала Анна Ивановна.
Класс продолжал бушевать.
— Сядьте на места, — уже громче и очень сурово повторила Анна Ивановна.
Ребята неохотно побрели к своим партам. Кузнецов тоже пошел, но вдруг круто развернулся и сделал шаг по направлению к столу.
— Ты что-то хочешь сказать, Кузнецов?
— Это не мы, Анна Ивановна!
Класс замер в ожидании ответа. Ну что теперь? Неужели и теперь непонятно? Ведь ясно и четко сказано — «не мы!». Должна, наконец, Анна Ивановна их успокоить! Ведь это просто нечестно! Ведь никто ничего не знает.
В наступившей тишине с первой парты отчетливо донеслось всхлипывание.
Анна Ивановна поднялась, подошла к Ане, села с ней рядом. Она заговорила что-то очень тихо, и ребята расслышали только отдельные слова.
— …я тебе… ничего страшного… врачи… нога…
Чем тише говорила Анна Ивановна, тем громче плакала Аня. А когда Анна Ивановна взяла ее за руку, Аня вскочила с места.
