Люси Монтгомери - Аня и Долина Радуг
— Это я про вас, Уна и Фейт, — сказала Мэри. — Вы поступили просто ужасно. Даже я на такое ни за что бы не решилась. А ведь меня воспитывали не в доме священника… да и вообще нигде не воспитывали… я сама по себе росла.
— Да что мы такое сделали? — спросила Фейт в полной растерянности.
— Что сделали? Ты еще спрашиваешь! Везде только об этом и говорят. Я думаю, после такого вашему отцу ничего не светит в здешнем приходе. Он никогда не исправит свою репутацию, бедняга! Все винят его в том, что произошло, а это несправедливо. Но нет справедливости в этом мире. И как вам только не стыдно!
— Да что же мы сделали? — снова спросила Уна в отчаянии.
Фейт ничего не сказала, но ее золотисто-карие глаза метнули в Мэри молнию презрения.
— Нечего разыгрывать оскорбленную невинность! — заявила Мэри, глядя на обеих испепеляющим взглядом. — Все знают, что вы сделали!
— Я не знаю, — вмешался возмущенный Джем. — Смотри у меня, Мэри Ванс! Не доводи Уну до слез! О чем ты говоришь?
— Ну, вы, может быть, и не знаете — вы ведь только что вернулись с запада, — сказала Мэри, немного сбавив тон. Джем всегда мог ее усмирить. — Но все остальные знают, так что у вас нет причины не верить.
— Знают что?
— Что Фейт и Уна вместо того, чтобы идти в воскресную школу в прошлое воскресенье, остались дома и занимались уборкой.
— Неправда! — вскричали Фейт и Уна, с горячностью отвергая ужасное обвинение.
Мэри взглянула на них высокомерно.
— Вот уж не думала, что вы будете отрицать очевидное, после того как сами так меня шпыняли за вранье, — сказала она. — Что толку твердить, будто вы этого не делали, если все об этом знают. Староста Клоу и его жена видели, как вы трясли половики и вытирали пыль. Некоторые говорят, что после такого пресвитерианская церковь закроется, но я считаю, что это уже крайности. Однако хороши же вы.
Нэн Блайт встала и обняла ошеломленных Фейт и Уну.
— Они были настолько хороши, Мэри Ванс, что взяли тебя в свой дом, и накормили, и одели, когда ты голодала в сарае мистера Тейлора. Ты, по-моему, просто неблагодарная!
— Я очень благодарна, — возразила Мэри. — Ты не сомневалась бы в этом, если бы слышала, как я защищала мистера Мередита — стояла за него горой. Я почти охрипла — так расхваливала его всю эту неделю. Я говорила и снова говорю: нельзя винить его за то, что его дети занимались уборкой в воскресенье. Его не было дома… и они знали, что поступают неправильно.
— Но мы не занимались уборкой в воскресенье, — возразила Уна. — Мы делали это в понедельник. Правда, Фейт?
— Разумеется, в понедельник! — Глаза Фейт пылали гневом. — В воскресенье мы пошли в воскресную школу, несмотря на дождь… а никто не пришел… даже староста Эйбрахам, хотя сам всегда осуждает тех христиан, которые «христиане только в хорошую погоду».
— Дождь шел в субботу, сказала Мэри. А в воскресенье на небе ни облачка не было. Я в воскресную школу не ходила — у меня зуб болел, но все остальные там были, и все видели ваш скарб на лужайке перед домом. А староста Эйбрахам и его жена видели, как вы трясли половики на кладбище.
Уна села в траву среди маргариток и заплакала.
— Слушайте, — сказал Джем решительно, — тут надо разобраться. Кто-то ошибся. В воскресенье, действительно, погода была отличная, Фейт. Как вы могли принять субботу за воскресенье?
— Молитвенное собрание прошло в четверг вечером, — выкрикнула Фейт, — в пятницу Адам влетел в кастрюлю с супом, когда за ним погнался кот тетушки Марты, и весь обед был испорчен, а в субботу в подвале оказался уж, и Карл поймал его рогулькой и унес, а в воскресенье шел дождь. Так-то вот!
— Молитвенное собрание было в среду вечером, — сказала Мэри. — Староста Бакстер должен был вести его, а он в четверг вечером занят, так что собрание перенесли на среду. Вы пропустили один день, Фейт, и вы действительно работали в воскресенье.
Внезапно Фейт разразилась смехом.
— Наверное, так и было. Смех, да и только!
— Вашему отцу будет не до смеха, — возразила Мэри с кислой миной.
— Все будет в порядке, когда люди узнают, что это просто ошибка, — беспечно махнула рукой Фейт. — Мы им объясним.
— Объясняй хоть до посинения, — покачала головой Мэри, — но за сплетней не угонишься. Я повидала на этом свете побольше твоего, и уж я-то знаю. Вдобавок полно людей, которые не захотят поверить, что это была ошибка.
— Поверят, когда я им все расскажу, — заявила Фейт.
— Ты не сможешь рассказать каждому, — сказала Мэри. — Нет, говорю тебе, вы опозорили вашего отца.
Для Уны остаток вечера был испорчен мрачными размышлениями, но Фейт решила не тревожиться. К тому же в голове у нее уже созрел план, как все исправить. Так что она не стала оглядываться на прошлое с его досадной ошибкой и радостно предалась удовольствиям настоящего. Джем отправился удить рыбу, а Уолтер очнулся от задумчивости и возобновил свой рассказ о райских лесах. Мэри навострила уши и слушала почтительно. Несмотря на суеверный страх, который внушал ей Уолтер, она наслаждалась его «книжными речами». Они всегда вызывали у нее восхитительные ощущения. Уолтер читал в тот день Колриджа[19] и рисовал в воображении небеса, где
В садах не счесть ручьев, веселых и живых,
И от дерев цветущих воздух прян.
Под ветром легким в чащах вековых
Шумит листва вкруг солнечных полян.
— Я не знала, что на небесах есть леса, — пробормотала Мэри с долгим вздохом. — Я думала, там все улицы, улицы, улицы.
— Разумеется, там есть леса, — сказала Нэн. — Мама не может жить без лесов, и я тоже, так что какой был бы смысл уходить на небеса, если там нет деревьев?
— Там есть и города, — продолжил юный мечтатель, — великолепные города… окрашенные в такие же цвета, как этот закат, с сапфировыми башнями и радужными куполами. Они построены из золота и бриллиантов… целые улицы бриллиантов, сверкающих, как солнце. На площадях — хрустальные фонтаны, в которых играют лучи света, и везде цветет златоок[20], цветок рая.
— Вот это да! — вздохнула Мэри. — Я видела однажды главную улицу Шарлоттауна и решила тогда, что она просто великолепна, но теперь думаю, она ничто по сравнению с небесами. Что ж, если тебя послушать, так все на небесах блеск и красота, но не будет ли там скучновато?
— О, я думаю, мы всегда сможем немного развлечься, когда ангелы отвернутся, — беспечно отозвалась Фейт.
— На небесах все весело и интересно, — заявила Ди.
— В Библии ничего такого не написано! — воскликнула Мэри, которая так подолгу читала Библию по воскресеньям под присмотром мисс Корнелии, что уже могла считать себя едва ли не авторитетом по части Священного Писания.
— Мама говорит, что язык Библии образный, метафорический, — пояснила Нэн.
— Это значит, что там не все правда? — спросила Мэри с надеждой в голосе.
— Нет… не в том смысле… я думаю, просто это значит, что небеса будут именно такими, какими тебе хочется их видеть.
— Я хотела бы, чтобы там было точно так, как в нашей Долине Радуг, — сказала Мэри, — и чтобы вы все там были, и чтобы можно было болтать и играть, как здесь. Этого мне для счастья хватит. Но все равно мы не можем попасть на небеса, пока не умрем, а может быть, и тогда, когда умрем, не попадем, так стоит ли волноваться? А вот и Джем! Сколько трески поймал! Целую веревочку нанизал! Сегодня моя очередь рыбу жарить.
— Мы должны были бы знать о небесах больше, чем Уолтер, ведь мы дети священника, — заметила Уна, когда они с Фейт возвращались в тот вечер домой.
— Мы знаем столько же, сколько и Уолтер, но он умеет воображать, — объяснила Фейт. — Миссис Эллиот говорит, что он унаследовал эту способность от матери.
— Ужасно жаль, что у нас вышла такая ошибка с этим воскресеньем, — вздохнула Уна.
— Не горюй. Я придумала отличный план, как сделать так, чтобы все узнали правду, — сказала Фейт. — Подожди до завтрашнего вечера, и увидишь.
ГЛАВА 12
Выступление в церкви и скачки на свиньях
Вечером следующего дня в Глене св. Марии читал проповедь преподобный доктор[21] Купер, и пресвитерианская церковь была заполнена людьми, съехавшимися со всей округи. Преподобный доктор славился как чрезвычайно красноречивый проповедник и, памятуя о старинном изречении, согласно которому священник должен лучше всего выглядеть в городской церкви и лучше всего говорить в деревенской, произнес весьма ученую и волнующую речь. Но когда прихожане возвращались домой в тот вечер, говорили они не о проповеди доктора Купера. Они совершенно забыли о ней.