Ирена Юргелевич - Чужой
— Здорово! — сказал Юлек.
Остальные тоже чувствовали, что здорово. Они шли молча, широким, слаженным шагом, и им было радостно.
— А далеко еще до этой лавки? — спросил Юлек у Мариана.
— Я бы пошла хоть на край света! — немедленно отозвалась Вишенка.
— Километра полтора. Лавка стоит на горке, — ответил Мариан. — А что?
— Давайте выпьем там лимонаду!
Юлек очень любил лимонад, но сейчас дело было не только в его пристрастии к этому напитку. Ему хотелось отметить чем-то особенным такое замечательное путешествие. Мариан, Вишенка и Уля сразу это поняли.
— Можно, — сказала Вишенка.
Мариан, вместо того чтобы, как обычно, поиздеваться над Юлеком, который последний грош готов потратить на конфеты и лимонад, спросил нехотя:
— А деньги у тебя есть? У меня нету.
— Два злотых! — Юлек подкинул монетку.
У Вишенки было столько же, у Ули ничего. Решили, что этого хватит, а если они встретят по пути Зенека, то он вернется с ними в лавку.
Машин на шоссе было немного. Проехало с грохотом несколько грузовиков, бесшумно промчалось десятка два легковых машин, каждую из них они внимательно осмотрели, потом протащился облупленный, громыхающий междугородный автобус. Они шли к мосту и толковали, как здорово будет посмотреть на реку сверху, из-за перил. Вдруг в воздухе что-то сверкнуло, и на телеграфном проводе уселась большая голубая птица. Ребята замерли — птица была такая чудесная, она вся так и переливалась голубизной, словно драгоценный камень.
— Кто это? — прошептал Юлек.
— Не знаю, — тоже шепотом ответил Мариан.
— Зенек сказал бы, — заметила Вишенка.
— Да уж наверно! — откликнулся Юлек.
Птица поднялась в воздух, пролетела немного над шоссе, а потом свернула к живой изгороди. Ее фантастическое оперение голубым огнем заиграло на фоне темной зелени.
— Может, у нее тут гнездо? — с надеждой спросил мальчуган. — Давайте поищем!
— Давайте! — моментально согласилась Вишенка.
Ребята сошли с шоссе и стали тихонько красться по мягкой траве вдоль живой изгороди, напряженно высматривая, не покажется ли птица снова.
В кустах что-то зашуршало. Они остановились затаив дыхание. Треснула сухая ветка, другая, третья, кто-то заворочался, как будто большой зверь продирался сквозь чащу, и вдруг из-под живой изгороди, у самой земли, показались вытянутые руки, а потом лохматая мальчишеская голова. Руки держали яблоки. Мальчик выполз из-под изгороди и вскочил на ноги. Это был Зенек.
Четыре пары глаз впились в него. Он стоял, не шевелясь, одни только руки с яблоками незаметно уходили назад, пока совсем не скрылись за спиной. На щеках у него выступили красные пятна, поползли на лоб, на уши, потом пропали.
— Зенек? — тихонько крикнул сдавленным от изумления голосом Юлек. — Зенек?!
Больше никто ничего не сказал, не двинулся с места. Внезапно выражение лица у Зенека изменилось. Раздался неприятный, отрывистый смех.
— Ну, чего уставились? — презрительно бросил он. — И вообще… откуда вы тут взялись?
— Мы шли… Мы думали, что ты… что хлеб… — беспомощно забормотал Юлек, как бы оправдываясь — Мы шли тебя встречать… и вот… А потом мы увидели птицу…
Зенек снова рассмеялся и протянул руки, показывая большие светло-зеленые яблоки.
— Видали? Бумажный ранет. Сладкие! Можете взять себе, я уже наелся.
Уля отступила и спряталась за Мариана, Вишенка опустила голову, Мариан вздернул брови, а Юлек беспокойно переводил взгляд с Зенека на Мариана, а с Мариана опять на Зенека.
— А может, сами себе нарвете? — небрежно спросил Зенек. — Сторожа нету, можно идти свободно, — соблазнял он. — Если, конечно, найдется среди вас смелый.
— Я пойду! — поспешно откликнулся Юлек и рванулся вперед. — Я!
— Юлек! — резко сказал Мариан.
Девочки промолчали. Юлек опять стал около Мариана.
— Правильно, — насмешливо проговорил Зенек. — Этот спорт — не для трусливых.
«Спорт»? Это воровство, а не спорт!» — с возмущением подумал Мариан. Но разве можно сказать такую вещь вслух? Мариан не мог.
— Я не трус! — крикнул Юлек.
— И я тоже! — порывисто сказала Вишенка, оскорбленно блеснув глазами. — Не смей так говорить!
— А почему бы мне не говорить? — издевался Зенек. — Доказательств нет.
— Может, вернемся на шоссе? — предложил Мариан. Он казался спокойным, но на самом деле был глубоко уязвлен. Зенек не имеет права называть его трусом! Разве вчера он не доказал свою смелость? Зенек должен был бы об этом помнить!
— Можно, — легко согласился Зенек.
Они молча повернулись и пошли к шоссе. Впереди торопливо, как будто убегая от кого-то, шагала Уля. Она снова и снова переживала ту мучительную минуту, когда Зенек, бледный, стоял перед ними с яблоками в руках и его щеки покрывались краской стыда.
А Зенек спрятал три яблока в карман, а четвертое начал есть, с хрустом откусывая большие сочные куски. Он шел вразвалку, беспечно оглядываясь по сторонам. Доев яблоко, он закинул огрызок далеко в поле и спросил, ни к кому не обращаясь:
— Что же это была за птица?
— Большая такая, голубая, — поспешно ответил Юлек, радуясь, что наконец прервалось томительное молчание. — Присела на дерево и сразу опять полетела.
— Вся голубая или только крылья?
— Вся!
— Это сизоворонка, — определил Зенек. — У сойки только крылья голубые.
Когда они оказались на шоссе, Мариан сухо спросил Зенека:
— В магазин пойдешь?
— Зачем?
— А за хлебом?
— На что мне хлеб, я яблок наелся, — насмешливо ответил Зенек.
— Ну, тогда пошли обратно.
— Как! — горячо запротестовал Юлек. — А лимонад? Мы же собирались пить лимонад! Вы же обещали! Обещали!
— Нм уже расхотелось, не видишь, что ли! — ответил Зенек. — Переживают из-за всякой ерунды.
Глаза Вишенки снова загорелись от гнева. Насмешки Зенека уязвляли ее до глубины души. Он еще никогда так себя не вел! Пусть он старше, сильнее, храбрее их всех, но до сих пор он не имел обыкновения хвастаться этим и никогда не старался подчеркнуть, какие они по сравнению с ним глупенькие и маленькие. А сейчас старается. Почему? Потому что рвал яблоки в чужом саду, а они этого делать не стали? Он сказал, что это спорт для смелых. «Он еще увидит, какая я смелая! — твердила про себя Вишенка. — Увидит!» И, чтобы показать, что все его насмешки ей нипочем, она решительно заявила:
— А вот и нет, ничего нам не расхотелось! Пошли!
* * *Теперь шоссе взбирается в гору, к вершине холма, на котором широко раскинулись постройки госсельхоза. Вот и каменный дом, в котором когда-то был трактир. Теперь здесь кооперативная лавка.
Уля, Вишенка, Мариан и Зенек усаживаются на скамейку перед лавкой. За лимонадом идет, разумеется, Юлек. Купив лимонад, он ухитряется еще выпросить для девочек баночку из-под горчицы. Сам он считает, что пить лимонад из банки— недостойная слабость, и уверен, что Мариан и Зенек придерживаются такого же мнения.
— На, — говорит он, протягивая бутылку Зенеку. Вторую он вручает Вишенке.
Зенек делает несколько глотков и передает бутылку Мариану. В это время к магазину подъезжает тележка. На таких широких тележках огородники возят на базар овощи и саженцы. Лошадью правит молодая женщина, рядом с ней, положив голову ей на колени, спит маленький мальчик. Женщина привязывает вожжи к сиденью.
— Сиди, сынок, — говорит она мальчику, который, приподнявшись, сонно смотрит вокруг. — Спи спокойно. Мама сейчас вернется, сию минутку.
Мальчик снова укладывается, женщина спрыгивает на землю и входит в магазин.
Мариан пьет лимонад мелкими глоточками, так медленно, что глаза Юлека начинают следить за уровнем жидкости в бутылке с некоторой тревогой. Однако Мариан человек справедливый. Он держит палец на половине бутылки и время от времени проверяет, сколько ему еще полагается. Наконец Юлек получает долгожданную бутылку и, в свою очередь, так долго цедит любимый напиток, что на пороге магазина показывается продавец, обеспокоенный судьбой посуды.
— Сейчас, — с сожалением говорит Юлек. — Сейчас отдам!
Но даже лимонад не развеял плохого настроения. Изредка то один, то другой промолвит слово, и опять наступает молчание. Ребята сидят, глазеют на лошадь, которая прядает ушами, на пеструю курицу, которая разгребает когтями землю и тихим кудахтаньем зовет своих цыплят, на скачущих среди рассыпанной соломы и конского навоза воробьев… Потом ребята переводят взгляд на шоссе с другой стороны холма, где оно снова сбегает вниз. Там стоят два барьера, обозначающие дорожные работы, рядом дымится котел со смолой. Проезд здесь такой узкий, что встречным машинам, чтобы разминуться, приходится жаться к самому краю шоссе. Юлек называет марки проезжающих машин; иногда Мариан или Вишенка его поправляют. Если это делает Мариан, Юлек признает свою ошибку, если Вишенка — спорит с ней. Уля молчит. Зенек тоже. Тяжко.
