Кэтрин Патерсон - Великолепная Гилли Хопкинс
Неожиданно заговорила мисс Эллис. Голос у нее был звонкий, фальшивый, как телевизионная реклама слабительного.
— Так вот, Гилли, у меня есть для тебя довольно неожиданная новость.
Гилли обхватила себя еще крепче. В ее жизни слово «новость» никогда не предвещало ничего, кроме сообщения о переезде на новое место.
— Твоя мать…
— Мама приезжает? — она сразу же пожалела об этой вспышке. Брови мисс Эллис полезли вверх, что обычно случалось у нее при упоминании слова «мама».
— Нет. — Брови продолжали дергаться. — Твоя мама находится в Калифорнии. Но твоя бабушка…
— А я тут при чем?
— Сегодня утром она звонила в нашу контору, а потом приехала на машине из самой Вирджинии, чтобы поговорить со мной.
Гилли украдкой взглянула на Троттер, та сидела на другом конце дивана и гладила Уильяма Эрнеста по спине. Ее рука была у него под курткой, а глазки — маленькие, как у медведя на индейском тотеме.
— Она и твоя мать, — брови мисс Эллис снова поползли вверх, — хотят, чтобы ты переехала к бабушке.
— К кому?
— К твоей бабушке. Насовсем.
Мисс Эллис словно раскачивала последнее слово перед носом Гилли, как будто ожидая, что та вскочит на задние лапки, сделает стойку и начнет плясать.
Гилли распрямилась. За кого они ее принимают?
— Я не хочу жить с ней, — сказала она.
— Но, Гилли, с тех пор как ты научилась говорить, ты постоянно твердишь…
— Я никогда не говорила, что хочу жить с ней! Я говорила, я хочу жить с мамой. Она не моя мама. Я даже совсем не знаю ее!
— Но свою мать ты тоже не знаешь.
— Нет, знаю! Я помню ее! Не говорите за меня, что я помню и чего не помню!
Лицо мисс Эллис вдруг стало усталым.
— Да хранит Господь обездоленных детей хиппи, — сказала она.
— Я прекрасно помню ее.
— Так вот, — мисс Эллис наклонилась вперед, ее миловидное лицо стало напряженным и жестким, — твоя мать хочет, чтобы ты переехала к бабушке. Я говорила с ней по телефону.
— Разве она не сказала, что хочет, чтобы я переехала к ней в Калифорнию, как она написала мне?
— Нет, она сказала, что хочет, чтобы ты переехала к твоей бабушке.
— Но они не могут заставить меня сделать это.
Мягко:
— Могут, Гилли, могут.
Ей показалось, что рушатся стены; она с отчаянием озиралась вокруг в поисках спасения. Глаза ее остановились на Троттер.
— Троттер не позволит им забрать меня. Правда, Троттер?
Троттер втянула голову в плечи, но продолжала с каменным лицом смотреть на мисс Эллис и растирать спину Уильяма Эрнеста.
— Троттер! Посмотри на меня! Ты же сказала, что никогда не отдашь меня. Я же сама слышала. — Гилли стала кричать: — «Никогда! Никогда! Никогда»! Это же твои слова! — она вскочила, затопала ногами и продолжала кричать.
Женщины безмолвно следили за ней, как будто она находилась за стеклянной перегородкой, и они не могли приблизиться к ней.
Это сделал Уильям Эрнест. Он выскользнул из-под большой руки Троттер и бросился к Гилли. Мальчик схватил ее за полу куртки и стал дергать до тех пор, пока Гилли не замолчала и не остановилась. За толстыми стеклами очков она увидела маленькие близорукие глаза, полные слез.
— Не плачь, Гилли.
— Я и не плачу, — она вырвала куртку из его рук. — Я кричу.
Мальчик остолбенел. Его руки были подняты вверх, словно он все еще держал полу куртки.
— Вот так, малыш, — она схватила его за руки, — не беспокойся. Все будет в порядке.
Она вздохнула и села на диван. Он сел рядом, совсем близко, она почувствовала его тепло. Это придало ей сил, и она опять вызывающе подняла голову.
Мисс Эллис смотрела на них, как любитель птиц на невиданную породу. И тут Троттер — Гилли видела, гримаса боли исказила ее окаменевшее лицо, — вздрогнула и, словно цирковой слон, с трудом поднялась с дивана.
— Объясните ребенку, как все будет, — сказала она. — Пошли, Уильям Эрнест, детка, — она протянула к нему большую руку, — тут мы ничем не можем помочь. — И когда он замешкался, она наклонилась и нежно заставила его подняться на ноги. Они закрыли за собой дверь, и Гилли осталась одна, застывшая, одинокая.
— Ты, кажется, о многом думаешь теперь по-другому.
— Ну и что из этого?
— Ты же сама заварила эту кашу. Верно?
Гилли молчала. Не все ли равно.
— Интересно, зачем ты отправила это дурацкое письмо?
— Вам этого не понять.
— На этот раз ты права. Не понимаю. Зачем понадобилось такой умной девочке рыть себе яму? Ты же могла оставаться здесь, сколько захочешь. Они в тебе души не чают. — Мисс Эллис откинула назад свои белокурые волосы. — Но дело сделано. Завтра утром твоя бабушка приедет в мою контору. Я заеду за тобой около девяти утра.
— Завтра?
— Гилли, поверь, это к лучшему. В таких случаях нечего тянуть.
— А школа… Значит, я не успею даже попрощаться с красивой строгой мисс Харрис и глупой маленькой Агнес?
— Твои документы перешлют потом. — Мисс Эллис поднялась и стала застегивать пальто. — Должна признаться, несколько недель назад, когда ты удрала, я подумала: «Ну вот, начинается все сначала». Но я была неправа, Гилли. В этом доме ты вела себя хорошо. Я очень довольна тобой.
— Тогда разрешите мне остаться.
Никогда еще Галадриэль Хопкинс никого так не умоляла.
— Не могу, — ответила мисс Эллис, — теперь это от меня не зависит.
РАССТАВАНИЕ
В этот вечер Троттер запекла к ужину курицу. Она получилась такой поджаристой, что хрустела во рту. Электрическим миксером Троттер сбила вкуснейшее картофельное пюре. Мистера Рэндолфа ждала его любимая зеленая фасоль с кусочками ветчины, а для Гилли и Уильяма Эрнеста был приготовлен фруктовый салат с маленькими кусочками зефира. Кухню наполнял кисло-сладкий аромат вишневого пирога; но никому из четверых, сидящих за столом, не хотелось ни есть, ни разговаривать.
Плакал только Уильям Эрнест — большие безмолвные слезы скапливались в уголках оправы его очков и медленно стекали по щекам. Мистер Рэндолф, казавшийся еще меньше и тоньше обычного, сидел, слегка наклонившись вперед, и застенчиво улыбался, как будто собирался что-то сказать, но не решался. Троттер дышала так, как будто только что поднялась по лестнице. Она то и дело переставляла на столе тарелки, словно собиралась подкладывать добавку. Но вся эта суета была ни к чему — к еде никто не притрагивался.
Гилли не отрывала глаз от Троттер — пыталась понять, что сказала ей мисс Эллис. Знает ли она, что во время праздников к ним в дом приезжала ее бабушка? Знает ли Троттер — хоть бы не знала — об ее идиотском письме? Гилли все еще не могла вспомнить, что же именно она написала в нем. Назвала ли она Уильяма Эрнеста умственно отсталым? Она сгорала от стыда. Голова отказывалась работать. Господи, только бы Троттер не узнала обо всем! Я же совсем не хотела обижать их. Я просто хотела…
Чего же она хотела? Дома? Но Троттер старалась, чтобы она чувствовала себя здесь дома. Уверенности? Но Троттер пыталась внушить ей и это. Нет, ей хотелось того, что Троттер была не в силах ей дать. Она не хотела оставаться так называемым приемным ребенком. Она хотела быть обыкновенным ребенком. Принадлежать кому-то по праву и самой иметь на кого-то право. Быть лебедем, а не гадким утенком, явиться Золушкой в обеих туфельках, стать, наконец, самой собой — Галадриэль Хопкинс.
Но для нее теперь не оставалось ничего, кроме расставания.
— Ну-ка, принимайтесь за ужин, а не то я… — Троттер остановилась в поисках настоящей угрозы. Она глубоко вздохнула — …буду прыгать на столе и квохтать как индюшка.
— Правда? — Уильям Эрнест снял очки и вытер их о штаны, чтобы было лучше видно.
Напряженная улыбка мистера Рэндолфа сменилась нервной усмешкой. Гилли попыталась проглотить комок, застрявший в горле, и с хрустом отгрызла кусок от куриной ноги.
— Так-то лучше! — Троттер вытерла краем передника свое лоснящееся лицо. — Сегодня мы должны веселиться, а вы сидите будто на похоронах.
Она повернулась к мистеру Рэндолфу и почти крикнула:
— Знаете, мистер Рэндолф, ее семья родом из Вирджинии, округ Лудоун.
— О, это прекрасные места, мисс Гилли, прекрасные места. Родина вирджинских лошадей.
— А… там есть лошади, Гилли?
— Не знаю, Уильям Эрнест. — Трудно было представить себе маленькую неуклюжую леди верхом на лошади, а там, кто знает?
— А я могу их увидеть?
— Конечно, если они у меня там есть.
Гилли поймала предостерегающий взгляд Троттер — та метнула его поверх головы мальчика, — но Гилли притворилась, что не заметила.
— Я же еду не на край света, черт побери. В любую минуту ты можешь забраться в автобус и махнуть ко мне в гости.
Троттер покачала головой и положила руку на плечо Уильяма Эрнеста.
— Когда человек уезжает, детка, ему надо обвыкнуть на новом месте, притерпеться, — сказала она. — И бывает лучше спервоначала не мешать ему.
