Борис Минаев - Детство Лёвы
— Ты находишься в нашем дворе, дядя Юзя! — твёрдо сказал я.
— Да?! — ещё громче вскричал он. — А я думаю, что нахожусь в средневековье… нет! в пещерном веке! за миллион лет до нашей эры! где люди жарят мясо на углях костра! И умываются раз в год!..
Чувство обиды за свой родной двор закипело во мне со страшной силой.
— При чём тут умываются? — глухо сказал я, глядя в сторону. — Все у нас умываются нормально. И не жарят мясо на углях. Ты сам знаешь, что у нас жарят всё только на сковородках.
Дядя Юзя чуть заметно улыбнулся.
— Ах вот как? Тогда скажи мне, кудесник, где же ваше футбольное поле? Я уже не говорю о детской площадке!.. О каком-либо подобии беседки!.. О гимнастических снарядах!.. Об элементарной песочнице!.. Но где хотя бы границы футбольного поля, о котором ты так изящно тут распространялся? «Мы играем в футбол»… А если мяч вышел за пределы поля? Что нужно делать в таких случаях?
— Выбросить из-за головы… — сказал я, не понимая, к чему клонит дядя Юзя.
— Ха-ха-ха! — скрипуче засмеялся дядя Юзя. — Да не выбросить, а ввести мяч броском из-за головы обоих рук, при этом не отрывая пяток от земли… Да ты вообще знаешь, как играют в футбол? — вдруг засомневался он.
— Дядя Юзя, ну что ты меня мучаешь? — укоризненно сказал я. — У нас нет футбольного поля. Мы играем прямо здесь.
— А ворота? — не сдавался дядя Юзя. — Неужели вы используете наш послевоенный метод — ставите два кирпича, или, ещё того лучше, — два школьных портфеля?
— Да, — признался я.
— Какой ужас! — схватился за голову дядя Юзя. — Но ведь с тех пор, как кончилась война, прошло уже много лет! Десятки лет! За это время наша сборная успела стать чемпионом Европы, выиграть Олимпиаду в Мельбурне… Лев Яшин стал лучшим вратарем всех времён и народов! Игорь Нетто женился на актрисе Театра на Малой Бронной Ольге Яковлевой — впрочем, это к делу не относится… Как же так? Почему вы не добьётесь строительства в вашем дворе современной оборудованной спортплощадки?
Повисла неловкая пауза.
— Ну что ты молчишь? — вдруг по-настоящему расстроился дядя Юзя. — Ты что, не понимаешь? Человек — сам кузнец своего счастья! Неужели тебе никто этого не говорил? Ты должен заставить отца обратиться в ваш ЖЭК, поднять на ноги общественность, написать письмо в райком… Это же элементарно! Если бы я здесь жил, у вас была бы спортплощадка через месяц!
Я вдруг представил себе, как дядя Юзя заставляет вечером моего папу идти в ЖЭК. Как наседает на него со словами: «Сима, ты же главный инженер крупнейшего в стране текстильного производства!».
«Неужели это и есть общее дело?» — с грустью подумал я.
Дядя Юзя, как это обычно водится, с лёгкостью угадал мои мысли.
— Да! Да! Да! — воскликнул он. — Это и есть твоё общее дело! Ты должен поднять всех на ноги, я ещё раз тебе повторяю! Ты должен сплотить вокруг себя всё то лучшее, что ещё живёт и дышит на этой… территории, — обвёл он наш двор широким движением руки. — Ты должен стать вдохновителем и организатором… Ты меня понял? — патетически закончил дядя Юзя.
— Я понял, дядя Юзя, — послушно сказал я. — Пошли домой, пожалуйста.
— Нет, я вижу, что ты не понял! — сказал дядя Юзя. — Поэтому сейчас, прямо вот на этом самом месте, я дам тебе может быть главный урок в твоей жизни. Слушай и запоминай! Это будет для тебя поважнее всякой школы.
Дядя Юзя стал оглядываться в поисках подходящего объекта для своего показательного урока.
— Послушайте! — громко обратился он к спешащему мимо человеку. — Остановитесь на секундочку!
Я в ужасе замер.
Мужчина чуть не споткнулся от неожиданности.
— А в чём дело? — недовольно сказал он.
— Нет, ничего, — неожиданно мягко сказал дядя Юзя. — Просто я хотел узнать ваше мнение. Как вы находите: в этом дворе дети могут нормально расти и развиваться?
— Что? — грозно пробасил мужчина, надвигаясь на дядю Юзю могучей грудью.
Но дядя Юзя был абсолютно хладнокровен.
— Я вас спрашиваю, — повысил он голос, — в этом дворе есть условия для хоть какого-нибудь воспитания подрастающего поколения? Вы-то сами где живёте?
— Я? Вон в том дворе… — мужчина показал рукой и уставился на дядю Юзю во все глаза.
— У вас там детская площадка есть? — строго спросил дядя Юзя.
— Вроде есть… — мужчина неуверенно оглянулся и стал быстро покрываться потом.
— Вот вы здесь часто ходите, как я смотрю, — вкрадчиво сказал дядя Юзя. — Я сужу просто по вашей походке. Ходите на работу или в магазин. А вам не приходило в голову обратить внимание на этих пацанов, которые у вас под ногами гоняют в футбол на асфальте, рискуя покалечиться? Вы не обращали внимания, в каких условиях проходит их детство? Вы сами кто по профессии?
Мужчина кашлянул и вдруг побежал прочь от дяди Юзи, часто оглядываясь.
— Сумасшедший какой-то, — пожал плечами дядя Юзя. — Ну ладно, я вижу, тут действительно не с кем разговаривать. Пошли в ЖЭК. Ты дорогу знаешь?
— Нет! — закричал я.
— Что «нет»? — удивился дядя Юзя. — Что значит «нет»?
Трудно передать словами чувства, которые охватили меня в эту минуту. Именно здесь, на асфальте нашего двора, при ярком свете летнего утра, я вдруг впервые обнаружил, что дядя Юзя уже сильно немолодой, и даже можно сказать потрёпанный жизнью человек. Седой хохолок на его лысоватой голове смешно трепыхался от ветра. Он стоял в плаще-болонье, который страшно шуршал. Стоял и смотрел на меня пронзительным жёлтым взглядом.
— Пожалуйста, не надо, дядя Юзя, — мягко сказал я. — Ну его, этот ЖЭК. Всё равно они ничего не сделают.
— Это верно, — вдруг вздохнул он и неожиданно послушно поплёлся за мной к нашему подъезду.
И тут я думаю самое время сказать о нём ещё несколько слов.
Если говорить честно, наш дядя Юзя вообще-то был немножечко старомоден, хотя тщательно это скрывал.
Например, папа ни разу ему не сказал о том, что не очень любит ходить в театр, больше предпочитает кино. Хотя они с мамой часто говорили об этом.
Изящный жёлтый чемоданчик, с которым дядя Юзя посещал Москву, тоже был в некотором роде обломком прежней роскоши. В то время, о котором идёт речь, командировочные люди стали предпочитать портфели.
А дядя Юзя своим чемоданчиком гордился.
— Он же трофейный! Немецкий! — говорил дядя Юзя, хлопая чемоданчик по кожаным чешуйчатым бокам. — Ему же износу не будет ещё сто лет!
Дядя Юзя вообще любил ездить. Полжизни он провёл в командировках. Профессия его называлась на мой слух странно — снабженец. «Во время войны обеспечивал фронт всем необходимым», — скромно говорил о себе дядя Юзя.
Когда у них с мамой случались ссоры, она уходила на кухню и бурчала себе под нос, что одни мерзли во время войны в окопах, а другие обеспечивали их всем необходимым. Но в глаза говорить это дяде Юзе она конечно не решалась.
Любовь к поездам, к вокзальным буфетам, к гостиницам, к «Тройному» одеколону, к парикмахерским, к свежим газетам, к рыбным консервам, к чистому прохладному утру, когда поезд подходит к перрону нового города — всё это отличало дядю Юзю от всех известных мне людей.
Он нёс свой чемоданчик сквозь целую страну, абсолютно уверенный в своей нужности и необходимости, в том, что рано или поздно всем всё объяснит и докажет. И даже расскажет, как нужно жить…
В том, как дядя Юзя тщательно гладил свои брюки, как галантно кланялся, приглашая на танец мою маму — было что-то довоенное. (Так я по крайней мере тогда думал).
Шарф дядя Юзя носил «под цвет». В карман пиджака клал «платочек треугольничком». В общем, одевался тщательно. Хотя вокруг него была уже другая эпоха. Эпоха свитеров, бород и джинсов.
К моим родителям дядя Юзя относился как к младшим. Ведь они поженились в то время, когда у него уже были взрослые дети. И точно, сын дяди Юзи Шурик был почти ровесником моего папы. Шурик тоже иногда приезжал, привозил от тёти Гали как правило воблу, которую называл «тарань». В отличие от своего папы Шурик не приглашал нас в театры, иногда не приходил ночевать, заставляя маму волноваться, часто бывал небрит и помят. Брюки носил неглаженные. Рубашку на животе забывал застегивать. Но характер у него был тоже весёлый. Выпив пива и закусив воблой, он усаживал моего папу напротив себя и говорил:
— Сима, давай споём!
И сам затягивал, отбивая такт рукой:
— Вы слышите, грохочет барабан! Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней! Уходит взвод в туман, туман, туман… А прошлое ясней, ясней, ясней!
Мы поднялись пешком на шестой этаж — ехать на лифте дядя Юзя почему-то не захотел — вошли в квартиру… Я не знал, что будет дальше, какие меры воспитания ещё придумал дядя Юзя. Но он вдруг достал свой жёлтый чемоданчик и молча стал складывать туда бритвенные принадлежности.
— Ты что? — изумился я. — Уже уезжаешь? А мама разве знает?
