Бьянка Питцорно - Послушай мое сердце
Однажды Эмма скакала со своими разбойниками по дюнам и увидела вдалеке длиннющий караван из одногорбых и двугорбых верблюдов, груженных узлами. Еще там были собаки, лошади и три старика, должно быть, вожди племени, потому что вокруг них суетилось множество слуг, которые держали над ними зонт от солнца и обмахивали веером.
— В атаку, мои смельчаки! — крикнула Эмма, и в мгновение ока караван был захвачен, а его вожди взяты в плен.
— Кто вы? И куда идете со всем этим добром? — допрашивала их Эмма, связав как колбасу.
— Мы три царя, — ответили они, — идем в Вифлеем поздравлять новорожденного младенца.
— Богатого или бедного?
— Нищего. Представьте себе, он родился в хлеву, потому что у его родителей не было денег заплатить за гостиницу.
— Тогда я иду с вами, — сказала Эмма. И приказала освободить пленников с тысячей извинений и собраться в путь.
Итак, они отправились в Вифлеем. Днем они ориентировались по компасу. А ночью шли за звездой, и один из волхвов, который изобрел телескоп, видел ее лучше всех и делал вычисления по своим астрономическим анализам.
И вот они стали замечать, что пальмы вокруг покрыты снегом, что тропинки в деревнях кишат пастухами с овцами на плечах, прачками, детьми с корзинками фруктов на головах, волынщиками и женщинами, которые кормят кур.
— Значит, мы приближаемся к яслям, — объяснил Эмме самый старый волхв. — Видишь вон тот освещенный замок на холме? Это дворец Ирода, неврастеника, который хочет убить всех маленьких детей, потому что они ему мешают.
— Моему папе тоже мешают дети, — сказала Эмма, — особенно когда они плачут по ночам. Он говорит, что ему хочется вышвырнуть их в окно. Но потом он вставляет в уши затычки из воска и успокаивается.
Она потерла лампу и приказала джинну отправиться во дворец и хорошенько отдубасить Ирода.
— А потом преврати его в крошечного малыша.
— Слушаюсь, госпожа! — ответил джинн и улетел.
Они подошли к Вифлеемской пещере, которая вся освещалась мерцающими красными и зелеными огням, а над ней парил ангел с полоской лазурной ткани, на которой было написано «На земле мир, в человеках благоволение».
В пещере были Богородица и Святой Иосиф, которые принимали гостей, а на полу в соломенной колыбельке лежал младенец Иисус, совсем голый, кроме полоски лазурной ткани на животе, которая непонятно как держалась.
Цари слезли с верблюдов и подарили ему золото, ладан и миро.
Эмма слезла с коня, поздоровалась с Девой Марией и спросила ее:
— Извините, синьора, почему вы не надели что-нибудь на этого малыша? Почему он гол как сокол?
— О! Но ведь жарко! — ответила Мария.
— Мне так не кажется, — сказала Эмма. — На дворе декабрь. Вы разве не видите, что на пальмах лежит снег? Вы и ваш муж одеты по погоде, с длинными рукавами. У пастухов и волынщиков есть меховые куртки, а у царей тюрбаны и мантии.
Сама она, как увидела снег, сразу нацепила толстые носки, свитер и шерстяную шапку.
Мария, смутившись, стала оправдываться:
— Ну, здесь есть осел и вол, они согревают его своим дыханием.
— Очень гигиенично! — заметила Эмма. — Да вы даже не подстелили под него пеленку, он у вас лежит на голой соломе. Вы знаете, что он может подцепить клещей? И уж точно он будет весь красный. Кожа у младенцев очень нежная, знаете?
— Я не очень-то в этом понимаю. Это мой первый ребенок, — ответила Мария.
— Уверяю вас, что так оно и есть. Мой брат Филиппо в прошлом году как-то раз плакал всю ночь и не давал нам спать, пока Антония не обнаружила, что у него попка красная, как у павиана, потому что мы недостаточно часто меняли ему пеленки. Вот вы сколько раз в день меняете пеленки своему малышу?
— На самом деле, — сказала Марш, — я никогда не меняю ему пеленки, у него и пеленок-то таких фланелевых нет, как у вашего брата.
— А эта полоска лазурной ткани?
— Ах это, это для красоты! Ну и стыдно, знаете ли. Когда видно… ну вы понимаете, что я хочу сказать…
— Она, наверное, вся описанная, — сказала Эмма. — Разве вы не знаете, что маленькие мальчики писают фонтанчиком?
— Я и не знала, — призналась Мария, — я не очень разбираюсь в этих вещах.
Тогда Эмма потерла лампу и вызвала джинна.
— Будь так добр, сгоняй к Фретте и купи там все приданое для новорожденного. Постельное белье, одеяла, клеенку, пеленки, английские булавки, распашонки, майки, шерстяные пинетки, рукавички, чтоб не расцарапать лицо, слюнявчики, ползунки и, главное, пять-шесть кофточек из самой мягкой шерсти, первого и второго размера. А еще ванночку для купания, детский шампунь, который не щиплет глазки, халат, тальк или крем от покраснений. Да, и еще градусник в форме рыбки и резиновую уточку.
— Надо же! Как ты в этом разбираешься!
— Ну да, — скромно признала Эмма, — я научилась этому, когда родился брат, а потом раз сто играла с куклами в дочки-матери.
Джинн из лампы мигом обернулся и принес все, что она велела. От себя он еще купил коляску. Голубую.
— Спасибо. Это лучший подарок, который я получала за все эти века, — сказала Мария.
— Не за что, — вежливо ответила Эмма. Она поцеловала младенца, вскочила в седло и отдала приказ своим разбойникам пуститься в обратный путь.
Они вернулись в свою пещеру и жили долго и счастливо.
Когда Эмме исполнилось 16, она вышла замуж за бедуинского принца и родила семнадцать детей: восемь мальчиков и девять девочек.
Но, хотя в пустыне очень жарко, она никогда не клала их голыми на солому, чтоб они там обливались потом и их кусали клещи, а всегда наряжала в прекрасные вышитые одежки, чтоб не ударить в грязь лицом перед людьми, которые заходили их поздравить.
ЯНВАРЬ
Глава первая,
в которой учительница вершит правосудие
Каникулы заканчивались. Седьмого января надо было снова идти в школу. Приска, Элиза и Розальба все каникулы помнили угрозу учительницы «принять меры».
Больше всех была напугана Элиза. Розальба утешала ее:
— Она же сказала: «Я смогу отличить тех, кто затеял драку, от тех, кто поддался на провокацию». Ясное дело, что провоцировала всех Звева.
Но Элиза с горечью возражала:
— Мы же первые начали. Точнее, Приска, когда встала и прочла эти глупые стихи про трех царей.
— Все-таки они были получше стихов про бедных ребят! — возразила слегка обиженная Приска. Потом добавила: — Послушай! Давайте проведем эксперимент. Возможно, ты права. Синьора Сфорца считает, что мы во всем виноваты, и решила нас наказать. Но если она такая подлиза, как я подозреваю, есть способ помешать этому.
— Какой?
— Попросить твою бабушку Лукрецию отвезти нас в школу.
— Это не сработает… — скептически заметила Элиза.
— Попытка не пытка, — настаивала Розальба.
Бабушка Лукреция была просто счастлива исполнить просьбу внученьки. Будь ее воля, она бы каждый день возила девочку в школу на машине с шофером:
— Автомобилю тоже полезно подышать свежим воздухом. Он дни напролет киснет в гараже.
— О здоровье автомобиля позаботьтесь вы, — неизменно отвечал дядя Леопольдо, — а я позабочусь об Элизином: нет ничего здоровее, чем утренняя прогулка пешком.
— И ты должна поехать со мной, — настаивала в тот день Элиза. Естественно, она не объяснила почему, а притворилась, будто это просто каприз. Бабушка поворчала, потому что не привыкла вставать так рано, но в конце концов согласилась.
Судьбе было угодно, чтобы огромный черный автомобиль с хромированными блестящими ручками остановился перед школой ровно в тот момент, когда пришла синьора Сфорца. Дети обступили автомобиль, чтобы посмотреть на водителя в форме, который вышел и открыл с поклоном сначала одну, потом другую заднюю дверцу.
Даже синьора Сфорца с любопытством уставилась на него.
Когда она увидела, как из этого чуда выходят три ее ученицы и почтительно с ней здороваются, губы ее расплылись в довольной улыбке. Но когда синьора Лукреция Гардениго, в своем норковом пальто, со скромными утренними украшениями и безукоризненной прической под элегантной шляпкой, слегка опираясь на руку шофера в перчатке, сошла на тротуар перед школой, учительница окончательно растаяла и бросилась ее приветствовать:
— Синьора Гардениго! Чем мы обязаны такой чести?
