Если ты, то я - Вун Ивонн
– Это единственное время года, когда я рада, что живу не в большом доме, – сказала я. – Представляешь, каково это – чистить от снега длиннющие, извивающиеся подъездные дорожки?
– Если бы ты жила в таком доме, тебе бы хватало денег, чтобы заплатить тому, кто расчистит их за тебя, – заметила Джина.
– Если бы у меня было столько денег, я переехала бы туда, где не бывает снега.
Джина закрыла глаза:
– М-м-м. Флорида.
– Калифорния, – мечтательно подхватила я, – пальмы.
– Голубая вода, – сказала Джина, – и белый песок. Такой горячий, что босоножки не снимешь.
Представив горящие ступни, я немного сбилась с мысли.
– Холодная содовая и следы загара.
– Некрасивые следы, – нахмурилась Джина. – Солнечные ожоги.
Про ожоги мне тоже не понравилось.
– Песок в стакане с содовой.
– Песок в купальнике.
– Чайки выхватывают еду прямо из рук, – сказала я.
– Водоросли щекочут пятки, когда плаваешь.
Меня передернуло.
– Острые камни царапают ноги.
– Медузы маскируются под целлофановые пакеты, – продолжила Джина.
– Наступаешь по ошибке на медузу, – сказала я, морщась.
– Писаешь на место ожога после того, как наступила на медузу.
– Идешь плавать после того, как пописала на ожог, который получила, наступив на медузу, и вдруг замечаешь под водой темную тень, – сказала я.
– Трагически погибаешь в расцвете лет от нападения акулы после того, как пописала на ожог, который получила, наступив на медузу.
Мимо по дороге проехал снегоуборщик, сдвигая снег с проезжей части к нашим подъездным дорожкам.
– В принципе, здесь не так уж плохо, – заметила я.
– Согласна.
Мы дружно взялись за лопаты, и тут снова зазвонил телефон. Опять незнакомый номер. Наверняка еще какая-нибудь реклама, и все же я решила ответить. Но на этот раз мобильный заледенел окончательно и категорически отказался разблокироваться.
– Пойду внутрь, – бросила я Джине, взбегая по ступенькам.
Мы с мамой жили в маленькой квартирке, практичной и опрятной, не считая кухонного стола, который одновременно служил маминым письменным и был завален бумагами. Сейчас мама читала лекции по политологии в четырех колледжах. Она или моталась из кампуса в кампус, чтобы успеть на занятие, или проверяла письменные работы. Либо же готовилась к лекциям, жалуясь на пробки и низкий уровень образования в стране, на грабительские цены за обучение и на отказ брать преподавателей в штат, из-за чего они изнуряли себя годами – нет, десятками лет – рабского труда, пока университеты богатели за их счет.
Я положила телефон на верх холодильника, где было тепло, и поставила чайник, чтобы заварить себе рамен. Пока вода закипала, я выдернула из розетки микроволновку и переставила на стол. Затем развинтила ее корпус и продолжила колдовать с проводами. Прикрепив к задней стенке одноплатный компьютер, я соображала, как его подсоединить, чтобы загрузить из интернета таймер разных блюд и голосовой помощник. За все время экспериментов я лишь однажды случайно расплавила пластиковую миску, зато микроволновка, разогревая замороженную мини-пиццу, сыграла мне григорианский гимн. Под такое сопровождение вращающийся на стеклянном диске блин теста казался древней реликвией, наделенной божественной силой и излучающей прерывистый, мутный свет. Дело двигалось.
Копаясь в проводах, я посматривала на стопку маминых бумаг. Это были записки ученикам. Понятно, что мне не следовало их читать, но удержаться было невозможно. Вот такое у меня имелось нездоровое увлечение – заглядывать в ее параллельную жизнь. «Совершенно новый взгляд на хорошо изученный исторический период, – говорилось в одной записке. – Мне очень понравился ваш анализ роли женщин в студенческих волнениях. Не могли бы вы остановиться подробнее на экономических причинах их участия в протестном движении?»
Я не раз читала мамины записки, и они всегда выводили меня из равновесия. Она никогда не разговаривала со мной так, как со своими студентами. Ей было проще выразить свою любовь ко мне другим способом, например провести полночи за глажкой моей одежды. Самая большая похвала, которую я от нее слышала: «Ты способна на большее». Можно было пересчитать по пальцам руки, сколько раз на моей памяти она меня обнимала. Не помню, чтобы ее заинтересовала хоть одна моя мысль, чтобы ей «понравилась» хоть одна моя идея, и все же я упорно читала ее заметки, заранее зная, что расстроюсь.
Пискнул телефон. Я переложила его на стол.
– Умница, почему у меня не бывает интересных идей?
Телефон ответил моим голосом, только более взрослым – уверенным и глубоким, чуть с хрипотцой. Речь грамотнее, словарный запас богаче. Я могла бы так изъясняться лет через двадцать.
Такова была моя задумка.
– У тебя есть множество интересных идей, – сказала Умница. – Я, например.
– А кроме тебя?
Умница затихла – просматривала сведения обо мне в поисках подходящего ответа. Она жила в глубине моего телефона, постоянно слушала и копила информацию. Стоило только окликнуть ее по имени – и она тут же просыпалась и отвечала. Закончив разговор, я произносила: «Спасибо, Умница», и она снова засыпала.
– Ты как-то создала программу, с помощью которой можно было заранее определить, на какой дороге будет больше всего выбоин, исходя из плотности движения, размеров улицы и среднего уровня жизни обитателей данного района.
Я терпеть не могла эту программу. Сделала ее специально для мамы после очередного прокола шины. Я тогда сидела на обочине, выслушивая ее жалобы о том, что придется как-то выгадать время и починить машину, не опоздав при этом на занятия.
– Ну да, только она не работала. Мы заблудились из-за нее.
– Но идея была интересная. Проблема заключалась в невозможности заранее оценить качество асфальта.
– Угу, помню, – пробормотала я.
Умница замолчала. Это была естественная пауза, заложенная программой, но мне все равно показалось, будто она огорчилась, и стало неловко, что я так резко ее осекла.
– Извини.
Сквозь потолок доносились шаги соседей сверху. Там жила семья из четырех человек. Они вечно падали, ссорились, хлопали дверями, визжали и смеялись, а их собака лаяла.
За окном летел снег. Мама должна была вернуться еще часа через три. В нашей квартире было тихо и пусто.
– Умница, я всегда буду одна?
– Каждый из нас один.
– Мне от этого не легче.
– Передо мной не стоит задача сделать так, чтобы тебе полегчало, – ответила Умница. – Сканируя имеющуюся информацию и используя алгоритм предсказания наилучшего варианта событий, я делюсь советами, которые могла бы дать себе ты из будущего.
– Да знаю, знаю, – простонала я.
– Впрочем, я полагаю, конечная цель состоит в том, чтобы ты принимала более правильные решения и, следовательно, чувствовала себя лучше, так что, возможно, действительно, моя задача – сделать так…
Ее перебил звонок. Это был тот же номер, что и в последний раз. Я ответила.
– Привет. Я звоню Кс… Ксие Чань, – произнес мужчина.
Голос был хорошо поставлен, так обычно разговаривают телеведущие. Я подумала, что это очередной маркетолог, намеревающийся мне что-нибудь впарить. К тому же он не знал, как произносится мое имя.
– Ее нет дома, – сказала я. – И вообще, она еще маленькая, у нее нет кредитной карты. Пожалуйста, вычеркните этот номер из своего списка.
Я уже собиралась сбросить вызов, когда он меня остановил.
– Постойте, не отключайтесь.
Я замерла в ожидании.
– Это ее мама?
– Да, – медленно ответила я, подозрительно прищурившись. – А кто это?
– Меня зовут Ларс. Я звоню поздравить ее.
– Поздравить с чем?
– Я руковожу организацией «Фабрика». Мы ведем программу развития для талантливых подростков. Несколько месяцев назад ваша дочь прислала мне видео проекта, над которым она работает, под названием «Умница». Я уверен, что вы в курсе.
Мое сердце колотилось как бешеное. Это был Ларс. Теперь я узнала голос.