Александр Батров - Завтра - океан
Спустя десять невыносимо долгих минут в подъезде раздались тяжелые шаги. В решетчатом отверстии калитки показался лукавый глаз, послышалось удивленное бормотанье, сопровождаемое каким-то странным, похожим на смех покашливанием, после чего прозвучал медленный сипловатый голос дворника:
— Чи я сплю, чи я не сплю?
— Не спите, не спите, дядя Никита! — поспешно заверил его Борис.
— Що я бачу? — не без злорадства продолжал Никита. — Голого, босого человека!
— Голого-босого, голого-босого! Пустите!
— Так я и пустил! Ошиблись, гражданин, домом, — официальным тоном заявил Никита.
— Как ошибся! Да это же я, Борис Ифанов!
— Борис Ифанов? Нет, того быть не может!.. Борис Ифанов добрый хлопец. Он не может шататься по ночам голый!
— Да это же я, дядя Никита! — нетерпеливо произнес Борис.
— А кто тебя знает, может быть, как тот Гришка Отрепьев, самозванец, — меланхолично проговорил Никита.
— Дядя Никита, откройте, ну честное слово, это же я! — взмолился Борис.
— Нет! — решительно отказался Никита. — Если бы ты был Борисом… Да нет, того быть не может… Борис моего голубка из голубятни выпустил. Разве ты выпускал?
Да, это он, Борис Ифанов, в начале марта без всякой причины, просто из озорства, выпустил из голубятни дворника Никиты голубя-новичка. Голубь не вернулся.
— Разве ты выпустил? — еще раз спросил Никита.
— Я… я… — признался Борис. — Белого турмана с рыжим хвостом.
Никита весело хмыкнул и продолжал:
— Борис — он стекло в прачечной разбил… Разве ты разбил?
— Я… я… Из рогатки… Откройте!
— Бачите, люди добрые, что делается! — удовлетворенно произнес Никита и загремел засовом.
Ворота раскрылись.
Борис вихрем пронесся через двор, влетел в парадное и вдруг остановился. Предстать перед родителями в таком виде? Ни за что! Что скажет мама?
Тем временем дворник Никита уже во второй раз успел рассказать жене, Агафье Васильевне, о молодом жильце Ифанове.
— Бедный мальчик! — вздохнула добрая женщина.
В этот момент в дверь квартиры смотрителя дома кто-то тихо постучал.
— Можно! — крикнул Никита.
Вошел Борис. Лицо у него было жалкое-прежалкое.
— Дядя Никита, дайте что-нибудь надеть, не могу так… Перед мамой… А голубка я вам откуплю…
Агафья Васильевна без долгих расспросов бросилась отпирать огромный сундук.
Вскоре в сапогах Никиты, в клетчатом пиджаке и брюках клеш, на которых пришлось загнуть тройные манжеты, Борис предстал перед своей мамой, Еленой Александровной.
— Что с тобой, Боря? — испуганно вскрикнула она.
Лицо мальчика было абсолютно спокойно.
— Ничего, мама, ты только не тревожься, — как можно бодрее ответил он. — Я играю…
— Играешь? Как играешь?
— Ой, какая ты недогадливая!.. Ну, играю, участвую в школьном спектакле. Сам народный артист Ляров, шеф нашего драмкружка, сказал: «Из этого мальчика выйдет толк». Я сюда прямо со сцены, в театральном костюме…
— Отчего же ты раньше нам ничего об этом не говорил?
— Я… я недавно… Всего несколько дней…
— Странно, очень странно, — произнесла Елена Александровна и, как бы успокаиваясь, спросила: — Кого же ты играешь?
Этого вопроса Борис совсем не предвидел. Его лицо мгновенно залилось краской, в голове закружились обрывки каких-то туманных воспоминаний.
— Императора Веспасиана! — выпалил он, сам не понимая, как он мог это сказать.
Глаза мамы сделались узкими-узкими:
— Императора? В этом костюме?
Сердце Бориса замерло. Что теперь делать? Все, все пропало! Теперь Вадя и Коля до утра просидят на берегу в своих плавках… Надо было действовать немедленно.
— Ах, мама, — обиженно и с некоторым сожалением произнес он, ты только зря отнимаешь у меня время! Ты знаешь, зачем я пришел? Я пришел взять костюмы; лыжный, белый парусиновый и хаки. Я должен выступать еще в роли иллюзиониста. Ну, там, разные штуки с переодеванием. Дай, пожалуйста. Через несколько минут я должен быть на сцене.
Взглянув на стенные часы, мама сделала шаг к комоду. Было похоже, что она без промедления выдаст требуемое. Но, видимо, слишком хорошо знают мамы своих мальчиков.
— Борис, — грустно глядя на сына, сказала Елена Александровна, — ты лжешь. У тебя лживые-прелживые глаза.
Она прошла мимо заветного комода и остановилась на пороге второй комнаты, где отец отдыхал после работы.
— Михаил! — громко позвала мужа Елена Александровна. — Будь добр, поговори с императором Веспасианом…
Спустя несколько минут Борис производил носом грустные звуки, точь-в-точь как на самодельной сопилке.
— Так-так-так! Здорово живете, Борис Михайлович! — говорил отец.
— Больше не буду! — глухо заверял его Борис.
— Все можно простить, но только не ложь! Мать, загляни-ка к нам.
Елена Александровна вошла в комнату.
— У нашего чада стянули на берегу одежду, — объяснил ей отец. — У Вади и Коли тоже. Ты только не волнуйся, пожалуйста, не стоит Борис твоего волнения. Дай-ка что-нибудь для мальчишек, а я пойду отнесу.
— Эх, Боря, Боря! — вздохнула.
— Мамочка, я не буду больше! — мучимый стыдом, произнес Борис. — А Ваде и Коле я отнесу одежду сам.
— Что ж, иди, — согласился отец, — и знай, что вот это благородное желание выручить товарищей и спасло тебя от наказания.
Каково же было удивление Бориса, когда, сбежав с лестницы, он столкнулся во дворе с Колей и Вадей, одетыми в собственные костюмы! Коля держал под мышкой штаны и рубашку Бориса, а Вадя небрежно вертел на шнурке его ботинки.
— Борис Ифанов, — хмуро произнес Коля, — наша одежда колобком скатилась прямо на нас. С запиской… На вот, прочти.
Борис развернул записку, поднес близко к глазам и стал читать ее вслух при свете месяца.
«Ребята, ведь я не забыла, как вы цвели в Лузановку мою Мирзу. Я искала ее весь день по городу и даже плакала.
Теперь квиты.
Нина Чижикова (см. на об.)»
— Жаль, что она девчонка и живет в нашем доме, не то я поколотил бы ее! — возмутился Борис. — Ну, что там еще на обороте.
На обороте было написано:
«Помните, как вы смеялись надо мной, когда я ловил в Хлебной гавани бычков и мне не везло, оттого что крепко штормило? А потом спрятали в песке мои тапки. Смеялись? Да? А подойти близко боялись. А то бы я показал вам, как смеяться, когда нет никакого клева. Ладно, теперь смеюсь я!
С почтением!
Мишка Пахомов с Каретной».
— Мишка? Какой Мишка? — грозно спросил Борис.
— Ну, конечно, тот, в синей рубашке, что приходит к Нине, — сказал Вадя и вспомнил вихрастого белобрысого Мишку, живущего на Каретной улице.
— Что же, встретим — получит как полагается. Закрякает по-утиному! — пообещал Борис и в клочья разорвал записку.
— Подумаешь, беда! Сейчас дело не в нем, — миролюбиво сказал Коля. — Надо же нам, наконец, решить, кому быть начальником и капитаном. Спор так спор. И пора уже приступить к делу. А о том, что произошло, лучше никому ни слова.
— Есть! — торжественно приложив руку к груди, произнес Борис и вдруг дрогнувшим голосом спросил: — Значит, они все видели, Мишка с Ниной?
— Не видели, — успокоил его Коля. — Когда нас выбрасывали, их не было. Наверно, спрятали одежду и убежали.
— Именно так и было, — подтвердил Вадя, как будто он это точно знал. — Я их тоже что-то не видел. Не волнуйся, Борис, все в порядке… Значит, никому?
— Никому!
Где-то прозвучали двенадцать мерных ударов. Весеннее небо было полно звезд, и месяц, словно рыбацкая парусная фелюга, казалось, плыл по широкому серебристому течению.
3
Спал Борис неспокойно, то ворочаясь с боку на бок, то дергая ногой. Потом он увидел сон. Будто встретился он в гавани с Мишкой Пахомовым с Каретной улицы. Мишка показал ему язык, который вдруг оказался не языком, а тонкой камышовой удочкой. Борис быстро протянул руку, чтобы изо всех сил дернуть за дерзкий Мишкин язык-камышину, и проснулся.
Было рано. В воротах гавани только что погасли огни маяка.
«Ну, давай поднимайся!» — сейчас же позабыв о сне, сказал самому себе Борис и торопливо принялся одеваться.
Две минуты на умывание, четыре — на завтрак и минута — для гребешка. Но волосы пришлось привести в порядок рукой на ходу, сбегая вниз по гулкой мраморной лестнице.
Во дворе Борис остановился под окном с цветочными ящиками на карнизе и засвистел, подражая пению щегла.
Окно раскрылось. В нем показалась голова мальчика, черноволосого, в голубой майке. Это был Вадя.
— Выходи, — сказал Борис. — Сегодня решаем.
— Непременно! — согласился Вадя.
Он сразу понял, что жестокий спор, кому быть начальником водной станции, должен быть решен сегодня, ни днем позже.
Окно закрылось.
Дальше они шли уже вдвоем.
