Виктор Сидоров - Пека
Только он ушел, откуда ни возьмись — Юрий Петрович. Увидел Веньку, остановился.
— А, легкоатлет! Здравствуй.
Встреча была не очень приятной, тем более, что Юрий Петрович смотрел на Веньку с какой-то, как показалось, презрительной улыбкой.
— Болеть пришел! Зря. Завтра понедельник. История. Гляди — спрашивать буду. И никакого спуску. Ясно!
И, кивнув на прощанье, пошел как ни в чем не бывало. А у Веньки пропало настроение. Будто его и не было вовсе. Он побрел к трибуне, нашел свое место и сел, молчаливый и одинокий.
«Ишь каком, — думал Венька про Юрия Петровича, — сам ходит по стадионам, а другим нельзя. И улыбается еще, как… морж…» Почему, как морж, Венька и сам не знал, но это несколько облегчило его душу. А тут наконец и стадион ожил: в ворота хлынул тугой поток народа.
Когда Венька оглянулся назад, все места до самого верха были уже заняты, кроме нескольких за его спиной. Когда он еще раз оглянулся — застыл в удивлении: на этих местах сидело пять или шесть учителей из Венькиной школы. Среди них была веселая, улыбчивая и, как всегда, красивая ботаничка Нинуся. Рядом с ней возвышалась, длинная и хмурая, завуч в больших черных очках. На ее голове торчала высокая остроконечная шляпа, словно туристский шалаш.
Первое, что пришло в Венькину голову, когда он увидел столь потрясающую картину — это немедленно бежать куда-нибудь подальше. Он беспокойно стрельнул глазами влево-вправо и остался сидеть: нигде ни одного свободного места.
Венька даже застонал:
«Вот не везет! Сначала Юрий Петрович, потом эти. Сиди теперь, словно дурак, и не поболей как следует: не крикни, не свистни, не топни…»
Венька больше не оглядывался, чтобы его не узнали и, что еще хуже, не заговорили с ним. Он вжал голову в плечи и смотрел, не отрываясь, на зеленое поле. А за спиной весело переговаривались, звонко смеялась Нинуся, отчего-то сердилась завуч.
— Если бы мне неделю назад кто-нибудь сказал, что я пойду на футбол, я бы сочла за оскорбление. И вот сижу… Какой позор!
Почему позор — Венька не понял. Да и некогда было — на поле вышли игроки. Венька жадно рыскал глазами: где Пека! Где знаменитый мастер спорта! Но все футболисты, казалось, были одинаковые и самые обыкновенные. «Неужели Козерог обманул! — подумал Венька. — Ну, погоди же!»
И только он подумал так, как раздался голос Нинуси, веселый и радостный:
— А вон и наш Юрий Петрович!
— Где, где! — заоглядывалась завуч.
Венька тоже завертел головой: где! Только еще не хватало здесь Юрия Петровича, чтобы совсем испортить настроение.
— Убейте, не вижу, — досадливо произнесла завуч.
— Да вот он, в центре поля. Десятый номер.
Венька глянул на поле и ахнул: точно! Он! Юрий Петрович!
И в спортивной форме «Буревестника»! А на спине огромная десятка. Что за чудо! Не снится ли Веньке такое!
Нет, не снится. Вот раздался свисток судьи и Юрий Петрович первым пнул мяч — игра началась.
— Боже мой, — простонала за спиной завуч. — Директор!.. В трусиках!.. На глазах сотен людей!.. И школьников… Лучше бы теннис, или что там еще, а то — футбол!
Нина Алексеевна засмеялась, а потом сказала:
— Очень хорошо. Мне надоели директора, от которых пахнет валокордином.
А игра разгоралась. Венька неотрывно следил за Юрием Петровичем, забыв на время про Козерога и его знаменитого Пеку. Динамовцы, которые всегда выигрывали у «Буревестника», и сейчас крепко давили на него. Вратарь уже дважды спасал ворота, но гол назревал. Венька это чувствовал с тревогой. И не зря чувствовал: динамовцы быстро и красиво провели мяч к самой штрафной площадке, удар — гол!
Половина стадиона вскочила на ноги, заорала, засвистела, замахала руками, шляпами, косынками.
Венька облизнул сухие губы, выдавил хрипло:
— Гады…
Динамовцы, окрыленные успехом, снова ринулись к воротам «Буревестника». Венька даже глаза закрыл: сейчас вобьют еще штуку. Но динамовские болельщики почему-то молчали, и Венька осторожно открыл глаза. То, что он увидел на поле, ошеломило его радостно: Юрий Петрович стремительно гнал мяч к воротам динамовцев, здорово отставших от него. Два защитника, словно тигры, бросились к нему, чтобы преградить дорогу, но Юрий Петрович удачно обошел одного, потом ловко обманул другого и с ходу, чтобы не помешали набегавшие футболисты, ударил по мячу. Тот описал крутую дугу и, как бомба, влетел в сетку. Вратарь даже не шевельнулся, думал, наверное, что мяч пройдет за штангой.
Над стадионом поднялся невообразимый рев — торжествовали болельщики «Буревестника». Венька тоже было заорал, да вовремя вспомнил про завуча и лишь хватил кулаком по сиденью.
«Молодец, Юрий Петрович! Настоящий молодец! Не гол — конфета. Проглотили — не поморщились».
Он украдкой оглянулся: что там учителя! Они яростно хлопали в ладоши. Нинуся тоже. Она разрумянилась, улыбка — все зубы напоказ. Только завуч не хлопала: она заткнула пальцами уши, сморщилась, будто глотнула уксуса.
— Безобразие! Из-за какого-то мячика такой гвалт. Ладно — дети. Им простительно. Но ведь взрослые люди!.. Честное слово, какое-то безумие.
«Ну и ну, — сказал сам себе Венька. — Что за странная тетка: такой футбол, а она…»
Первый тайм, как ни старались динамовцы, остался ничейным: один-один. Венька, очень довольный результатом, пошел малость промяться.
Только спустился с трибуны, навстречу Козерог, красный, как помидор, от возбуждения.
— Ну, как Пека!! — Еще издали закричал он. — Силен, а! Экстра-класс!
— Не видел я никакого Пеки. Брехун ты собачий.
Козерог выпучил глаза:
— Ты что!! Чокнулся! Или игру не смотрел!
— Смотрел и не видел.
Козерог дико захохотал:
— Обалдел! Как есть обалдел! А гол кто забил! Может, твоя бабушка!
Венька изумленно поднял брови:
— Это — Пека!!
— А кто же еще!
— Да ведь это Юрий Петрович! Наш директор школы.
Козерог изумился еще больше Веньки:
— Да ну!!
И они минуты две молча стояли, рассматривали друг друга ошалелыми глазами, будто не узнавая. Они бы, наверное, стояли так и дольше, но перерыв кончился и люди бросились занимать свои места.
Вторая половина матча была сплошной нервотрепкой. Венька то бледнел и замирал, когда динамовцы остервенело осаждали ворота «Буревестника», то краснел и дергался весь, будто сидел на горячих углях, когда «Буревестник» прорывался к штрафной «Динамо». В эти моменты стадион взрывался таким громом, словно небо обрушивалось на трибуны, и отовсюду неслись отчаянные голоса, полные мольбы и страданий:
— Пека, не тяни — бей!
— Давай, Пека, давай! Обходи слева!
— Пека, шуруй! Дави их!
Голоса не умолкали.
— Ну вот, теперь появился какой-то Пека, — раздался сзади скрипучий голос завуча. — Кто он!
— Как кто! Юрий Петрович.
— Юрий Петрович!! — жалобно спросила завуч. — Не может быть. Вы шутите.
— Он.
— Но почему же Пека! За что!
— Пека — это сокращенно Пекарев.
— Час от часу не легче, — произнесла завуч, чуть не плача. — Ведь это подрыв авторитета. Пека! Боже мой, теперь вся школа будет звать его этим Пекой!
Но Веньке было уже наплевать, что еще скажет завуч о Юрии Петровиче, что она подумает о нем, о Веньке. Он изо всех сил топнул ногами, свистнул, как соловей-разбойник, и заорал, облегчая душу:
— Пека, бей! Бей, говорю! Еще давай, еще разок!
Юрий Петрович будто услышал эти Венькины душераздирающие призывы и издалека, метров с тридцати, а то и больше, всадил мяч в верхний правый угол.
Стадион ревел. Сипел охрипшим голосом Венька. Он любил Юрия Петровича, он боготворил его, он готов был за него хоть на эшафот.