Алексей Алферов - Беглецы
Толстый мальчик попробовал сдвинуть доску рукой. Доска не поддалась; тогда он вытащил из кармана тяжелый заржавленный револьвер и отбил гвоздь рукояткой.
Отодвинув доску, он дал подержать револьвер Кольке. Тот опасливо взялся за оружие.
— Не бойся, — усмехнулся толстый мальчик. — Шпалер не заряжен.
Он стал на четвереньки и, согнувшись, пролез в лазейку.
Колька и Петька остались одни на улице.
— Бежим, — шепнул Колька и хотел бросить револьвер на землю.
— Эй вы, не вздумайте удрать. Лезьте живо! — скомандовал толстый мальчик по ту сторону забора.
И Колька с Петькой послушно полезли в лазейку, вслед за этим удивительным мальчиком.
В глаза им ударил яркий необыкновенный свет, который лился из круглого черного ящика, стоявшего на подставке посреди двора. Было так светло, будто целое солнце сидело в этом ящике, но свет был какой-то голубой. Посреди двора мальчики увидели сделанный из картона и дерева пароход, величиной с хорошую избу. Он был совсем как настоящий, с мачтами, трубой и каютами. По палубе ходили матросы, а на мостике, надвинув на глаза фуражку, стоял капитан. На земле возле парохода стоял аэроплан без крыльев и красный пожарный автомобиль. В глубине двора был высокий навес, с трех сторон закрытый тяжелой черной материей. Под навесом стояли блестевшие сталью турники и лестницы. Высоко над землей, под самой крышей, раскачивался на трапеции человек с бритой головой. Возле навеса, на деревянном помосте, стоял другой, длинноволосый, с большими роговыми очками на носу и в ярко-зелёной фуфайке. Он всё время топтался на одном месте, размахивал руками и, высоко задрав белую жестяную трубу, кричал что-то человеку, который висел на трапеции.
«Совсем как в цирке», — подумал Колька.
— Что ж мы будем делать? — спросил он толстого мальчика.
— Беспризорными будете, — отвечал тот.
— Да мы не беспризорные вовсе, — протянул Петька. — Мы детдомские.
— А вот я тебе покажу — детдомские, — рассвирепел вдруг толстый мальчик. — Где ж я буду настоящих беспризорных ловить? Да вы не бойтесь, ребята, — смягчился он, заметив, что Петька готов захныкать. — Ничего тут страшного нет. Я б вам всё рассказал, да вон тот очкастый не велел, — указал он на человека в очках. — Вы его слушайтесь, он тут самый главный.
Когда человеку на трапеции надоело висеть под крышей и он спустился вниз, очкастый повернулся к пароходу.
— Бурю, давайте бурю! — закричал он, прыгая на своем помосте.
Из трубы парохода повалил густой дым. Завертелся и загудел пропеллер аэроплана. По всему двору от него пошел сильный ветер. На пароходе захлопали двери, заметались матросы. Из кают, с узлами в руках, выскочили пассажиры. Пароход затрещал и наклонился на бок. Капитан, ухватившись за поручни, повис на мостике.
Толстый мальчик подвел Кольку и Петьку к помосту.
— Вот, Анатолий Иванович, — обратился он к очкастому, — привел беспризорных.
— Ну вот и молодец, — похвалил очкастый. — А теперь, ребята, идите одеваться, да поторопитесь. Скоро будем начинать.
В низкой, темной комнате, где даже днем желтела лампочка, отражаясь в заплесневелом зеркале, какой-то худой, молчаливый человек вытащил из кучи тряпья две рваные рубашки и дырявые опорки, быстро одел в них Кольку и Петьку, вымазал чем-то серым их лица и руки и сказал: «Готово!»
Толстый мальчик тоже переоделся. На нем теперь был грязный парусиновый клёш, одна штанина которого была на четверть короче другой. На плечах болтался продранный пиджак, а на голове — засаленная клетчатая кепка.
Взяв Кольку и Петьку за руки, он повел их во двор.
— Вот туда, туда садитесь, — закричал, увидя их, очкастый, указывая трубой на стену дома, которая сразу выросла посреди двора, пока они переодевались.
Толстый мальчик посадил удивленных Кольку и Петьку под стеной и сам сел посредине.
Колька попробовал прислониться к дому и чуть не опрокинулся на спину, — стенка оказалась полотняной.
Яркий голубой свет, который поразил их при самом входе, бил теперь прямо в глаза. Невдалеке стоял человек в обмотках с каким-то ящиком на высоком треножнике. Сбоку ящика болталась ручка. Очкастый был на своем месте посреди двора.
Когда мальчики перестали жмуриться от света, очкастый махнул рукой и крикнул: «Начинайте!»
Человек в обмотках нагнулся, как бы прицеливаясь ящиком в Кольку и Петьку, и быстро завертел ручку.
Сначала было весело. Толстый мальчик вынул колоду карт и, кривляясь, стал показывать разные фокусы. Колька и Петька смотрели на него и смеялись. Потом он роздал им карты и велел играть в дураки. Когда Колька обыграл его, он вдруг рассердился, подпрыгнул и замахнулся на него ножом.
— Брось ножик! — крикнул Колька.
В это время из-за дома показался милиционер.
Толстый мальчик сразу выронил нож и пустился бежать. Колька вскочил и заорал:
— Толстого держи, толстого! У него ножик финский.
Но милиционер набросился на Кольку с Петькой и поволок их по двору.
Колька и Петька вырывались, царапались, а напротив спокойно стоял человек в обмотках и крутил ручку.
— Легче, легче, ведь вы их в приют ведете, а не на живодерню! — закричал oчкacтый, когда милиционер вдруг приподнял и свирепо встряхнул в воздухе отчаянно оравшего Петьку.
— Отпусти, дяденька, — кричал Петька, вырываясь от милиционера. — Не хочу я в приют.
Свернув за угол, милиционер сразу перестал сердиться и выпустил мальчиков. Он облегченно вздохнул, снял фуражку, вытер платком вспотевший лоб и достал папиросу.
— Ты чего ж, чертенок, кусаешься? — сказал он Петьке.
В это время кто-то дернул Кольку за рукав. Это был толстый мальчик.
— Айда, ребята, раздеваться, — сказал он.
— А теперь что с нами будет? — через полчаса спрашивал Колька, сидя на груде ящиков в углу двора.
— Уже всё кончено, — сказал толстый мальчик. — Осталось только деньги получить.
— За что же деньги? — удивился Колька.
— А за съемку.
— За какую?
— Ну и чудаки вы, — рассмеялся толстый мальчик.
— Конечно, — обиженно сказал Колька. — Тебе хорошо смеяться. Ты-то небось удрал, а вот нас милиционер насилу выпустил.
— Ха-ха-ха! — заливался толстый мальчик. — Вот дурачье-то! Ведь он вас нарочно тащил.
— Да-а, нарочно, — сказал Петька. — Как потянул за ворот-то.
— Нарочно, нарочно. И милиционер тащил нарочно, и в карты мы играли нарочно, — всё нарочно. Ведь вас для кино снимали.
— Для кино? — переспросил Колька.
— Ну да, для картины, — пояснил толстый мальчик. — И теперь вас везде будут показывать. Да, картина по всем городам пойдет.
Колька и Петька переглянулись.
— А завтра нам приходить? — спросил Колька.
— Нет, зачем же. Уже всё кончено.
— А ты тут останешься?
— Я здесь работаю, — с важностью сказал толстый мальчик, — а вам сейчас заплатят и отпустят.
— Куда же мы пойдем? — спросил Петька у Кольки.
— Домой идите, спать, — посоветовал толстый мальчик. — Ведь вы детдомские.
— Нет, — сказал Петька. — Мы из другого города сюда приехали. Мы убегли.
— Вот оно что, — свистнул толстый мальчик. — Так вы, ребята, попросите очкастого, — может, он и позволит вам остаться.
Мальчики пошли к дому, поднялись на второй этаж и, постучавшись, вошли в большую комнату.
Посредине ее, за столом с зеленой лампой, согнувшись, сидел очкастый. В комнате было много людей. Все они столпились вокруг стола.
— Вот ребята просят оставить их, — сказал толстый мальчик. — Они из приюта убежали, и теперь им некуда итти.
— А зачем же они убежали? — спросил очкастый.
Все повернулись к Кольке и Петьке.
— Анатолий Иваныч, — сказал вдруг Колька, выступая вперед, — возьмите нас в кино играть.
— Вот вы чего хотите, — улыбнулся очкастый. — Что ж, пожалуй, можно, — подумав, сказал он— как — раз нам завтра нужно двух ребят для съемки. Ha-те вот эту штуку, — сказал он, поднимая большую, мелко исписанную тетрадь. — В ней написано всё, что вам придется делать. Прочтите ее повнимательней и завтра приходите сниматься.
Колька и Петька потупились.
— Ну что же вы, берите! — сказал очкастый, протягивая тетрадь.
— Мы не умеем читать по писанному, — запинаясь, через силу выговорил Колька и густо покраснел.
Кто-то засмеялся. Колька и Петька стояли красные, повесив головы.
— Вот что, ребята, — сказал очкастый, кладя тетрадь на место. — Я пошутил. Ну, какие вы сейчас артисты! Мы с вами уговоримся так: сначала вы кончите ученье, а потом приедeтe ко мне и будете Патом и Паташоном.
Очкастый взял листок бумажки и что-то написал.
— А пока вот вам записка, — сказал он. — Когда надоест шляться без дела по городу, покажите ее первому встречному милиционеру. Теперь можете итти, — сказал он, снова сгибаясь у лампы.