Аско Мартинхеймо - «Мастерский выстрел» и другие рассказы
Конечно, при чтении этой книги будут возникать вопросы, и, возможно, их будет немало, но я надеюсь, что ответы на них, по крайней мере на многие из них, вы сможете найти в энциклопедии, в книгах о Финляндии, созданных нашими публицистами. Старшим школьникам хочу посоветовать обратиться и к девятитомной «Библиотеке финской литературы», вышедшей на русском языке в 1979–1982 годах, и к другим романам, сборникам рассказов и стихотворений финских писателей, изданных у нас за последние десятилетия.
Если же, прочитав эту книгу, вам захочется спросить о чем-то у автора или переводчика или поделиться своими мыслями о книге, сделать это можно будет письмом по адресу: 125047, Москва, ул. Горького, 43. Дом детской книги.
Геннадий Муравин
ПРИКАЗ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
Сами шагал впереди одноклассников. Как и всегда. Рыжая его шевелюра пылала, будто флаг, идти Сами старался в ногу с учителем. Отец, правда, сказал, что тому, кто отказался посещать уроки религии, нечего тащиться в церковь и в последний день учебного года. Однако Сами хотелось увидеть, как там, в церкви, внутри.
По школьному радио ректор дал строгое указание — двигаться по дороге в церковь попарно. Девчонки еще пытались придерживаться ректорских распоряжений, а мальчишки шли даже по пять человек в ряд. Встречным приходилось сторониться, ступать на газон.
Возле церкви переходили дорогу кому где вздумается. Учитель стоял на «зебре» перехода и напоминал военачальника, пытающегося вернуть порядок войску, охваченному паникой. Воспользовавшись неразберихой, Юртсе и Кольйонен улизнули за каменную ограду кладбища — покурить. Они и еще двое отставших вообще не пришли в церковь, но учитель, похоже, этого не заметил.
Школьники толпились на паперти, хотя дверь главного входа была раскрыта настежь. Двое учителей, стоя по обе стороны двери, пытались поддержать порядок. Подняв указательный палец, они прижимали его к губам и громким шепотом призывали галдящих учеников вести себя потише.
На высокой башне звонили колокола. Сами вспомнил похороны дяди Олли. Тогда тоже колокола гудели. В саму церковь отец не пошел. Он остался ждать конца церемонии снаружи и показал Сами большую надгробную плиту, на которой была высечена надпись: «Павшим за убеждения». Сами не понимал, как это. Отец объяснил: плиты с такими надписями установлены на могилах финских красногвардейцев, погибших во время гражданской войны в Финляндии в 1918–1919 годах.
В передней было прохладно и жутковато. Здесь уже все переговаривались шепотом, а колокольный перезвон был едва слышен. Один из преподавателей старших классов стоял у следующей двери, из передней в церковный зал, тоже предостерегающе подняв палец. Растянувшаяся колонна школьников медленно вползала в зал. Первое, что удивило Сами, — высокий купольный потолок. Он был ярко-голубым, и на нем сверкали золотые звезды.
Зал был странно гулким. Каждый звук — шарканье ботинок, шорох одежды, стук скамей — носился эхом от стены к стене. Окна были с цветными стеклами. Поэтому, что там, снаружи, не было видно. Визгливо хихикнула какая-то девчонка. Тотчас же двое учителей, нахмурив брови, поднялись, отыскивая взглядом, кто это нарушает порядок. Странно, подумал Сами, почему в церкви нельзя веселиться, если тут так забавно?
Он сел рядом с Паси. Деревянная церковная скамья оказалась неудобной. Он попытался откинуться, чтобы опереться о спинку, но сразу же начал соскальзывать вперед. Прочно удалось усесться, лишь упершись ногами в перекладину стоящей впереди скамьи.
Пока классы, пришедшие последними, шумно рассаживались по местам, у Сами было время рассмотреть церковь. Непонятно, почему купольный потолок такой высокий. И без этого было бы ясно, что хотели изобразить небо. Потолок поддерживали колонны в два ряда. На колоннах были нарисованы вьющиеся растения и птицы.
Паси достал из кармана небольшую книжку, комикс серии «Высокое напряжение», и принялся читать. Английские парашютисты атаковали немцев с тыла, пулеметы строчили, летели отстрелянные гильзы. Паси был как раз на середине книжки, когда Сами толкнул его локтем в бок:
— Д-да-дай и мне.
— Сейчас.
Паси парень тихий, приятный. Он не посмеивался ни над рыжей шевелюрой Сами, ни над его заиканием. Паси, единственный, не обзывал Сами Луковицей. С Паси здорово было водить компанию, с ним можно отправиться куда угодно. Не раз они проводили вместе долгие вечера, но почти не разговаривали. Случалось, Паси бросал коротко: «Глянь!» или «Видишь того?» — и Сами достаточно было произнести лишь «угу» или «ну», а можно было и вообще промолчать.
Сами хотел уже раскрыть рот, чтобы повторить свою просьбу, но тут позади них наверху загудел орган. Оглянувшись, Сами увидел на балконе над входом множество свистков и трубок разной величины, самые длинные доходили почти до потолка. Это и был орган. Над перилами балкона виднелась плешь органиста.
Богослужение началось с того, что из маленькой двери в конце церкви вышел поп. Он был в белой мантии с большим серебряным крестом на спине. Перекинутая через шею, как шарф, свисала на грудь полоса какой-то зеленой материи. Сперва поп повернулся ко всем спиной и, нагнув голову, встал на колени перед картиной. Под картиной был длинный стол, а на нем лежала большая книга и горели свечи в ряд.
Через несколько секунд поп поднялся с колен и, стоя против прохода, разделяющего ряды скамей, начал говорить речь. Самым обыденным голосом поп сказал о своей радости по поводу того, что церковь заполнили молодые люди. Еще бы, как же церкви не быть заполненной, ведь сюда велели явиться всем классам, иначе не выдадут свидетельств. Их должны были вручать в школе после похода в церковь.
Богослужение оказалось странной церемонией. Время от времени по команде попа все вставали и молились вслух. Иногда протяжно пели псалмы. Номера псалмов покачивались на гвоздиках на черной доске. Сами одолевала зевота. У него и псалтыря-то не было. Отец считал его ненужным.
Затем поп взошел на трибунку, подвешенную на одну из колонн. Оттуда он наверняка хорошо видел весь зал. Над трибункой была своя маленькая крыша. Неужто купол церкви протекает? Иначе зачем еще эта дополнительная крыша? Поп говорил о весне, цветах, птицах и юности. И теперь, с трибунки, он говорил совсем не так, как прежде, внизу. Голос его порой делался высоким, почти пронзительным, он растягивал слова, слегка подвывал, и казалось, вот-вот запоет.
Слушать попа Сами быстро надоело. Он не понимал, о чем тот толкует. Ведь если столкнешься с парнем с улицы Туули, о милосердии и заикаться не стоит. Я ни о какой драке поп не говорил. При чем же тогда милосердие? И ведь поп сказал, что это милосердие оказывается всем каждый день. И еще он говорил об искуплении. Выкупе? Но это не имело ничего общего с таким выкупом, как при игре в фанты. Странно. И он здорово говорил о грехах, только не объяснил, что это такое. Небось то, чем старшие классы занимались сейчас на задних скамьях. Оттуда слышались приглушенные голоса, скрип скамей, топот ног, смешки, возня, похрюкивание, деланный кашель. Учителя сидели, вытянув шеи, и бросали туда убийственные взгляды, но беспокойный шумок все усиливался. Поп уставился на задние скамьи. Шумок стих, когда он сказал:
— Вы, милые молодые люди, там, в задних рядах, вскоре вы будете на беговой дорожке жизни наравне со взрослыми. Слабым такого соревнования не выдержать. В чем вы найдете поддержку? Что будет вам наградой за победу?
— Мы спортом не занимаемся, — послышался тихий ответ, сопровождаемый взрывом смеха.
Поп продолжал прерванную речь об иге греха. Что такое иго, Сами тоже не понимал.
Паси уже достиг последней страницы комикса. Отважные парашютисты выстроились в шеренгу, и командир вешал медали на их выпяченные груди. Такую награду получили те, кто убил достаточно много врагов.
Сами нетерпеливо ждал, когда окончится эта церковная церемония. У него свело спину, а ягодицы пощипывало. Он ерзал на скамье и пытался найти что-нибудь интересное, чтобы как-то убить время. Он принялся считать звезды на потолке-куполе. Начал с левого края, досчитал до шестидесяти трех, но шея устала держать голову в запрокинутом положении. Пришлось прекратить.
И вдруг он углядел висящую под трибункой с оратором какую-то бумагу с текстом, оправленную потускневшей золотой рамкой. Но рассмотреть как следует, что это такое, мешала голова светловолосой девчонки, сидевшей впереди. Сами толкнул Паси:
— Та рамка. Ви-видишь?
— Угу.
— Ч-ч-что там написано?
Паси сунул комикс в карман и вытянул шею, всматриваясь.
— При… каз… — разбирал Паси по слогам.
— Что?
— Глав… но… ко… ман… дующего. Приказ главнокомандующего.
Выполнив просьбу приятеля, Паси уселся поудобнее и протянул ему комикс, но Сами уже не интересовало истребление немцев. Приказ главнокомандующего занимал его мысли. Что за приказ такой? В церкви-то? В классе начальником был учитель. Начальнику следовало подчиняться. А ректор командовал школой, был школьным главнокомандующим. Но здесь, в церкви? Кто бы это мог быть? Уж конечно, не пастор. Может, бог? Отец сказал, что бога не существует. Но кто же тогда?
