Михаил Булатов - Нас много (сборник)
И мальчики за конец веревки подтянули к командиру связку заводных ручек от больших, новых немецких грузовиков, на которых теперь можно было догонять бегущих фашистов и бить их за повешенного дедушку Афанасия, за убитого Федюшку, за все, за все!..
Юлия Доброленская
НА ДЕСНЕ
Река Десна — приток Днепра. Днепр несет свои воды по всей Украине, настойчиво пробиваясь среди лесов, полей и холмов. В конце своего пути он мощным потоком врывается в море, и тихий плеск его волн сливается с величественным гулом широкого морского простора.
Десна местами широка, а местами так узка, что если рыболов закинет с берега удочку, крючок ее попадает почти на середину реки. Левый берег Десны пологий. На нем леса, могучие сосны. Правый — крутой, обрывистый. На нем луга, пашни, овраги, перелески. Кое-где среди зелени раскинулись села. Разбежавшиеся по склонам белые хатки издали похожи на стада пасущихся овец. В одной из таких хат жил сын колхозника Константин Иванько.
В год, когда началась война, Костику исполнилось одиннадцать лет. Он был смуглый, живой, с веселыми карими глазами, с жесткими черными волосами, которые на макушке торчали, как будто поднятые ветром. Ростом он был выше своих сверстников и в классе сидел на последней парте, что не мешало ему быть первым учеником.
Здание школы стояло почти на краю обрыва, над Десной. На переменах школьники весело сбегали к реке, набирали в карманы и в подолы рубах много круглых, пестрых камешков и потом, взобравшись наверх, кидали камешки в реку — кто дальше. Некоторые девочки думали, что чем выше поднять руку, тем дальше залетит камень. Они становились на цыпочки, зажав камень в кулаке, и потом бросали его над своей головой. И так обидно было им видеть, как круги по воде расплывались у самого берега, а еще обиднее было слышать смех товарищей. Костик умел, опустившись на правое колено, широко откинув руку в сторону, размахнуться и четким движением вышвырнуть камень вперед. Точно невидимая сила подхватывала камень и несла его но воздуху. «Длиннорукий!» — кричали Костику товарищи, с восхищением наблюдая, как камешки один за другим перелетали реку и ударяли в сосны на том берегу.
Весело жилось детям колхозников в уютных белых хатках, среди вишневых садов, под ясным украинским небом, на берегу тихой речки. А потом вдруг все изменилось. Началась война. Над селом пролетали самолеты. Все тревожнее становилось вокруг. Фронт приближался к селу.
Накануне того дня, когда враги ворвались в село, в хате Костика сидели его отец Опанас Иванько и лучший друг отца дядько Данило.
— Вот гады! — говорил отец сурово. — Гляди, куда добрались!
Дядько Данило, опустив упрямую голову, не спеша закуривал цыгарку, но пальцы его дрожали, и он рассыпал табак. Был он известный весельчак и шутник, мастер на всякие прибаутки. Справившись с цыгаркой, дядько Данило сказал:
— Коли бешеный волк заведется в лесу, все идут на облаву. Нету нам с тобой другого пути, как итти в партизаны.
— Оно так, — согласился отец, — да только будет ли с этого дела толк? Нас горстка, а немцев сила.
Дядько Данило посмотрел куда-то в сторону, и темные глаза его заблестели.
— Знаешь, кум, коли весной ручьи стекают в Десну, разве много в каждом из них воды? А сбегутся все вместе, вольются в реку, и река выходит из берегов.
Ночью они ушли. А утром село заняли немецкие солдаты.
— Сынку, — сказала Костику мать, — ты теперь у нас старший…
Обняла его и заплакала. В семье, кроме Костика, было еще четверо детей.
Фашисты бесчинствовали в колхозе и грабили народ. Угрожая виселицей и расстрелами, они допытывались, кто из колхозников ушел в партизаны. Но в колхозе не было ни одного предателя.
Давно должны были бы начаться занятия, но немцы разместили в здании школы свой штаб, выбросили парты, на классных досках устроили постели, а глобус превратили в футбольный мяч. Парты в беспорядке стояли на школьном дворе, над обрывом. По утрам, когда пригревало солнце, фашисты, сидя на партах, били вшей, зашивали свои куртки и чистили оружие.
Стояли ясные сентябрьские дни, такие тихие, что легкие золотые листья не осыпались с берез, а река казалась неподвижной, как песчаная отмель. Небо было синее. В прозрачном воздухе плавала паутина, похожая на обрывки облаков.
Раза три в неделю мать Костика будила его до рассвета и ласково шептала:
— Вставай, сынок! Вставай, любый! Пора…
Она совала ему в руки узелок, и мальчик, ежась от холода, ступая босыми ногами по росе, торопливо уходил из дому. Мать стояла у порога и шептала ему вслед:
— Смотри, сынок, не попадись!
На глазах у нее были слезы.
Костик тихонько пробирался огородами, оврагами и перелесками к Десне. Он садился в лодку и переправлялся на другой берег. На Десне стоял густой туман, скрывавший лодку. Издали казалось, что одна только голова Костика плывет по реке. Когда вставало солнце, туман пронизывался радужными искрами. Легко поднимались и таяли над рекой розовые и лиловые облака, обнажая белую с серебряным отливом воду.
Оглянувшись по сторонам, Костик прятал лодку в кусты и уходил в лес. Перед ним вырастала сплошная стана стволов, но он уверенно шагал вперед, и сосны расступались, давая ему дорогу. Мальчик знал хорошо каждую тропинку в лесу. Он осторожно пробирался к землянке, в которой скрывались партизаны, и отдавал им еду. Партизаны радостно окружали его и засыпали вопросами:
— Много ли немцев в селе? Сколько у них машин? Есть ли танки?
Костик давал обстоятельные ответы. Немецких солдат прибавилось, пришла новая часть. Появилось пять новых автомашин. Два танка ушли в соседнее село. От зорких глаз мальчика не ускользало ничего.
— Добрый растет разведчик! — говорил дядько Данило, весело подмигивая Костиному отцу. — Весь в батька!
Однажды Костик рассказал, как, спрятавшись в бурьяне, он обнаружил, что в сарае на школьном дворе фашисты хранят боеприпасы.
— И богато их там? — спросил, заинтересовавшись, отец.
Костик подробно рассказал обо всем, что видел.
— За такую весть спасибо! — серьезно заметил дядько Данило. — Склад с боеприпасами… Это ж не игрушка!
— Склад ликвидировать надо! — сказал отец. — Выделим того, кто посмелее…
— Нет, — возразил дядько Данило, — зачем выделять? Тут добровольца надо. Итти на такое дело — все равно что итти на смерть.
И тут же добавил весело:
— Помирать не страшно, коли знаешь, за что!
На следующий день Костик услышал на улице шум Он выбежал со двора. Фашисты вели по селу связанного человека. Лицо человека было в крови, весь он был избит и изранен, и только по широким плечам, по упрямому наклону головы можно было узнать в нем дядька Данила.
Фашисты поставили на площади длинный помост, рядом с ним установили виселицу, на виселице написали: «Так мы расправляемся с партизанами». Потом они согнали на площадь всех жителей села, разложили на помосте полуживого дядька Данила и стали бить его прутьями с такой силой, что прутья свистели и брызги крови разлетались во все стороны. Избив, они нарочно напоили его водою, чтобы он пришел в себя, и только тогда повесили его. Тут же рядом с партизаном они повесили его жену и троих детей. Старшая, Наталочка, была ровесницей Костика и училась с ним в одном классе.
Костик, стоя в толпе, смотрел на казнь. Он весь дрожал и плохо воспринимал окружающее. Смутно осталась в памяти фигура испуганной девочки с прижатыми к груди руками, расплетенные косички, которые он так часто видел перед собой, сидя на парте, за которые он не раз шутя дергал голубоглазую Наталочку. Кажется, он закричал и рванулся вперед. Его удержали. Потом рука матери закрыла ему глаза.
— Сынку! — сказала мать, когда они вернулись домой. Губы ее были сухи, щеки впали, а глаза горели. — Сынку! Того, что видел сегодня, не забудь! Расти и ты таким, как дядько Данило. Помни, что он мученическую смерть принял, а не выдал своих!
Ночью Костику снилась Наталочка. Она стояла с прижатыми к груди руками, голубые глаза были раскрыты и смотрели прямо ему в глаза.
Утром, с узелком в руке, Костик пробирался по лесу. Добежав до знакомой землянки, он, как всегда, спрятался в кустах и тихонько свистнул. Никто не откликнулся. Он повторил сигнал и снова не получил ответа. Ползком добрался он до землянки и осторожно приоткрыл дверь.
Внутри никого не было. Пугливо озираясь, он спустился в землянку. Тишина.
— Тато! — сказал он громко.
Никто не ответил. На полу валялись окурки, деревянная ложка, кусок газеты и забытый кем-то картуз. Было ясно, что партизаны ушли отсюда. Холодно и страшно стало Костику, но он продолжал искать хоть каких-нибудь следов. Внимательно осмотрел обрывок газеты, поискал, нет ли записки в картузе. Напрасно! Шаря рукой в темном углу, он наткнулся на какой-то холодный предмет и взял его в руки. Глаза его загорелись, а сердце замерло. Он держал в руках гранату! Смелая мысль мелькнула у него в мозгу, и он бросился вон из землянки.
