Мадлен Жиляр - Тайная тропа к Бори-Верт
Когда родители разошлись, Жан-Марку было восемь лет. Он помнил, что и до этого они ссорились: мама что-то очень громко и очень быстро говорила и топала ногой, а отец молчал и ходил из комнаты в комнату, насвистывая. Но когда и почему начались эти сцены, что именно должен был сказать отец, когда мама кричала: «Да ответь же что-нибудь!» — ничего этого мальчик не знал. Кое-что ему разъяснила Мари-Роз, которую он вовсе об этом не просил (наверное, мама ей все рассказала): «Твой отец был из тех, что ни с того ни с сего пропадают на трое суток, за квартиру он никогда не платил, даже когда деньги бывали — об этом у него голова не болела! — а когда вы ездили к дедушке, он вечно забывал купить билеты или заказать места, и вы то пропускали поезд, то стояли всю дорогу в коридоре. Нет уж, я бы с твоим папашей двух недель не прожила!»
Однажды, когда Рено снова уехал, Катрин уложила вещи, взяла детей за руки, отдала ключ от квартиры консьержке и ушла, не оставив даже записки. Первое время они жили в Нормандии у бабушки с дедушкой. Потом Катрин отправилась в Париж искать работу, а в конце каникул забрала Жан-Марка и Лоранс и они поселились в этой самой квартире над «Утиным Клювом». Так они и живут втроем вот уже пять с половиной лет, и жаловаться им в общем-то не на что.
Отец Катрин, дедушка Моро, не стесняясь, ругал зятя на чем свет стоят. Бабушка унимала его: «Тише, не при детях!» Из всех этих толков, пересудов и из своих собственных воспоминаний у Жан-Марка складывалось довольно смутное представление об отце. Разумеется, мама поступила правильно, но все же он припоминал и такое, что заставляло его почти усомниться в ее правоте.
Например, однажды в Нормандии взрослые рассказывали о том, как во время войны Катрин пугалась сирены, оповещавшей о бомбежке. Жан-Марк тогда весь сжался на полу, перестал играть и ждал, что вот-вот раздастся жуткий вой и напугает его так же, как пугал маму, когда она была маленькой. А потом в памяти оживает другая картинка: маяк на крутом берегу и два маленьких человечка рядом с большим. Жан-Марк уверенно шагает по мокрым плитам, а отец держит его за руку и говорит: «Здесь тоже есть сирена, и она очень полезная, вот услышите как-нибудь: в туман она спасает моряков».
Когда папа крепко держит тебя за руку и говорит такие слова, ничего не страшно.
Лоранс этого не помнит, она была в то время еще мала. Для нее сирены — это волшебницы из сказки с развевающимися по волнам золотыми волосами.
* * *Лоранс вернулась из лицея первой, у них с братом уроки редко кончались в одно время. Когда Жан-Марк вошел, она держала в руках какое-то письмо, разглядывала и даже обнюхивала его со всех сторон. Но, увидев лакомства, которые принес Жан-Марк, она тут же отложила конверт. Вдвоем они живо справились и с закуской, и с десертом. Разогревать лапшу было лень, и вместо нее они съели еще по толстому ломтю хлеба со смородиновым вареньем.
Только после этого Лоранс вспомнила о письме и сказала, облизывая пальцы:
— Интересно, от кого оно? Видишь: почтовый индекс 84, это, кажется, департамент Воклюз? Ага! На штемпеле видны буквы: «ВОКЛ». Точно. Посмотри-ка, на обороте…
— Вот любопытная! Ведь письмо не тебе, а маме.
— Было бы мне, я бы его вскрыла и сразу все узнала, — возразила Лоранс. — Ну, посмотри же!
Жан-Марк взглянул на конверт. Адрес и имя госпожи Абеллон были выведены нетвердым почерков. На обратной стороне с трудом можно было разобрать обрывки слов на бледном штемпеле:
…стиница ….. Бори-Ве…
…азерб 84. ВОКЛ…
— Бори-Ве? Наверное, гостиница. Гостиница Бори-Ве? Бе! Ве. А-Бе-Ве!
— Перестань, не смешно! — сказала Лоранс, снова запуская ложку в варенье. — Послушай-ка, а может, это письмо от дяди Антуана? Бабушка говорила, что он единственный приличный человек в этого семье и что ему досталась в наследство гостиница.
— Гостиница Бори-Ве в Воклюзе, в местечке под названием …азерб? Какой-нибудь Базерб или Казерб.
— Или Зазерб!
— Нет-нет! Такого не бывает!
Родственников отца они никогда не видели. Знали только, что Абеллоны — уроженцы Воклюза, что где-то в тех местах живут дяди Антуан и тетя Лидия — брат и сестра их отца. А бабушка и дедушка умерли. Так же как их бабушка и дедушка из Нормандии, которых они хорошо знали и любили.
Дедушка Моро умер прошлой осенью, через полгода после смерти бабушки. Их домик на берегу Ла-Манша стоял запертый, и Катрин все повторяла: «Надо собраться с силами и съездить туда, привести все в порядок». Жан-Марк и Лоранс тогда очень горевали, а мама еще и сейчас иногда плачет по ночам, они-то слышат. Хотя днем всегда бодрится:
— Знаешь, — сказала Лоранс, — перескакивая на другую тему, — у меня каникулы с десятого. Красота!
— Ну да, у меня тоже с десятого. Вот только мама, боюсь, не очень-то обрадуется.
Когда поздно вечером Катрин вернулась из «Утиного Клюва», они еще не думали ложиться спать: играли в шахматы, сидя на маминой кровати. Лоранс проигрывала. Оба злились и кричали друг на друга. Наконец, партия закончилась, страсти улеглись, и они пошли на кухню к маме.
В Париже стояла страшная жара, Катрин задыхалась. Ей хотелось принять душ. Ванной комнатой служил отгороженный пластмассовой шторой угол кухни.
— Ты еще не читала письмо? — спросила Лоранс. — Оно из Воклюза.
— Когда ты перестанешь соваться в чужие письма… — рассеянно проговорила Катрин. — Ну, давай сюда.
— Я не суюсь. Просто изучаю почерки.
— Скажите, какой графолог нашелся! — засмеялся Жан-Марк.
— Действительно из Воклюза, от Антуана. Что ему понадобилось? Ладно, успеется.
И Катрин задернула за собой пластмассовую штору.
— А хочешь, я тебе почитаю, чтобы ты не теряла времени? — предложила Лоранс, стараясь перекричать шум душа.
Катрин засмеялась. Хитрости Лоранс были шиты белыми нитками.
— Читай, если тебе так хочется.
Лоранс живо вскрыла конверт и стала читать:
— «Дорогая Катрин! Ты еще не знаешь, какое несчастье со мной случилось. На дороге в Иль-сюр-Сорг в мою машину врезался какой-то лихач. „Симка“ разбилась вдребезги, а я сам два месяца провалялся в больнице. Потом меня выписали, и знакомый тебе доктор Видаль считает, что я уже могу ходить. Но я так ослаб, что еле двигаюсь, а иногда как будто паралич разбивает. Наверное, шок, который я перенес, возвращается повторными приступами. Так говорит один славный малый, архитектор Совиньон, который попал в тяжелое положение и который…»
— «Который, который»! Ну и стиль у дяди Антуна! — вмешался Жан-Марк.
— Тихо! Не перебивай! — строго сказала Лоранс и стала читать дальше: — «… и который лечит меня травами. Дела идут из рук вон плохо, студент, которого я нанял для работы в баре, ушел. Эстер не молодеет, и я боюсь, что мадам Трюшассье, несмотря на свои добрые намерения, ее раздражает».
— Трюшассье! Не может быть! Такое имечко только ты можешь выдумать, Лоранс! — воскликнул Жан-Марк.
— Да нет, так написано: «Трю-шас-сье!» Слушайте дальше. «Дело в том, что я просил Лидию приехать на лето с детьми и поработать в гостинице, но она не может уйти со службы. Вместо нее приехала ее свекровь. А сам я — и это меня сильно беспокоит — страшно устаю, и меня все время клонит ко сну. Хуже всего то, что пришлось отказать постояльцам, как раз теперь, когда дела в гостинице пошли было в гору. Совиньон спроектировал мне пристройку. Мадам Трюшассье считает, что надо продолжать строительные работы. Она рассматривает план вместе с Совиньоном, но я не представляю, о каком расширении может сейчас идти речь. Денег совсем нет, страховки не хватило даже на оплату больницы. А страховой контракт на автомобиль был как-то неправильно оформлен. Вся эта история так некстати. Только я все перекрасил, купил цветной телевизор и обзавелся девятизарядным автоматом для бара»…
— Что-что?
— Как ты сказала? — одновременно закричали Жан-Марк и Катрин.
— «… девятизарядным автоматом для бара, а главное, Принцессой, которая отлично варит кофе».
Тут из-под занавески выскользнуло мыло, которое Катрин уронила, и, как по льду, проехалось в другой угол кухни. А затем появилась сама Катрин в домашнем халате; мокрые волосы облепили ей лоб и щеки, и она сразу помолодела и похорошела. Она взяла у Лоранс письмо.
— Галиматья какая-то. Что еще за принцесса? Какой автомат? Ты что-то путаешь.
— Посмотри сама.
У дяди Антуана был неразборчивый почерк, но все же в письме ясно читалось: «обзавелся девятизарядным автоматом и Принцессой, которая отлично варит кофе». Принцесса с большой буквы.
Катрин и дети переглянулись.
— Вот это новости! — сказал Жан-Марк. — Дядя Антуан вооружается против гангстеров или он сам гангстер. Да еще какая-то принцесса…
— Может быть, принцесса — это Эстер, — мечтательно предположила Лоранс.
