Всеволод Сысоев - Повесть о гималайском медведе
После этого случая Белогрудый при малейшей опасности проворно забирался на первое попавшееся дерево и терпеливо отсиживался, пока мать не отводила врагов подальше. Иногда ему приходилось дожидаться здесь до наступления темноты. Бесшумно появлявшаяся медведица подавала голос, и Белогрудый с нетерпеливой поспешностью покидал свое неудобное убежище, с благодарностью, ласково прижимаясь к матери.
К зиме готовься летом
Наступило лето — лучшая пора в жизни медведей. С неизменным аппетитом поедали они нежные побеги трав, кустарников и деревьев, сочные корни дудника и сладковатые луковицы лилий, а также охотно лакомились жирными личинками жуков, добывая их из-под гнилого колодника. Особенно любил Белогрудый белые, размером с небольшой огурец личинки гигантского дровосека, жившие в истлевших стволах тополей и ильмов. Первой в лесу поспела жимолость. Темно-синие продолговатые ягоды имели приятный кисло-сладковатый вкус, но вскоре набивали оскому. С наступлением июля мать Белогрудого увела своих детей на заболоченную равнину большой реки.
Деревья здесь стояли редко, и большинство из них усохло после низового пожара, случившегося много лет тому назад. Но зато рос пышно и густо кустарник. Белогрудый скрывался в нем с головой, и не будь у него тонкого обоняния, медвежонок тут же потерял бы свою мать и братишку.
Влекла медведей к себе в этих местах голубика. Такое изобилие ягод Белогрудый видел впервые. Невысокие, с коричневыми стеблями кустики были столь густо усыпаны светло-голубыми плодами, что за ними исчезали листья.
Облюбовав обширную поляну, поросшую голубичником, медвежья семья навещала ее по утрам и вечерам, покидая на время жаркого полдня для отдыха в тенистой лиственничной рощице. Наевшись до отвала, Белогрудый ложился на спину, разметав в стороны лапы, и стонал словно от боли, но так продолжалось недолго. Вскоре ему становилось легче, приходило игривое настроение, и он начинал бороться с братом, переворачивал его на бок, стаскивал за «штаны», когда тот пытался влезть на дерево. Порой медвежата валились в густую траву, поднимая такую шумную возню, что вмешивалась медведица, не допускавшая драк.
Мирно и безмятежно протекали длинные летние дни. Медвежата росли быстро. Густая черная шерсть на них лоснилась, а под кожей накапливался жир.
Однажды, выйдя на поляну после полуденного отдыха, медведица уловила запах далеко идущих людей. Заволновавшись, она оставила медвежат и забежала против ветра: следовало определить, куда двигались люди, а затем выбрать правильный путь к бегству. Тем временем Белогрудый смело направился к середине поляны, где росли кусты с особо крупной и сладкой ягодой. Вот и знакомое болотце с высокими зелеными кочками режущей осоки, но что за существо объедает ягоду с давно облюбованного им куста? Непривычно яркий цвет одежды человека, его голос остановили Белогрудого. Поднявшись на задние лапки, он с любопытством разглядывал девочку.
— Мама, мама! Иди скорее сюда, посмотри, какой малюсенький, хорошенький медвежонок! — воскликнула дочь лесника, увидев Белогрудого.
Подбежавшая мать в испуге привлекла к себе дочь и стала с тревогой озираться по сторонам: она хорошо знала, что маленькие медвежата не ходят одни. Подозвав мужа, женщина упрекнула его за то, что он привел их сюда, в «медвежье» царство, что ягод можно было с успехом набрать неподалеку от кордона. Осмотрев следы, лесник улыбнулся:
— И впрямь медведица с медвежатами. Да мы их напугали, видать, здорово.
— Папа, поймай медвежонка! — настаивала двенадцатилетняя Наташа. — Ведь он не ушел далеко. Вот здесь его видела, у этой березки. Как начала к нему подходить, он в кусты и спрятался.
Тем временем медведица вернулась к медвежатам и, негромко урча, стала отводить их подальше от людей. Но медвежата не разделяли тревоги матери. Напрасно медведица подталкивала их носом, сердито сопела и требовала, чтобы они скорее покинули поляну. Медвежата не собирались уходить в глубь леса. Они то затевали игру, то пытались взобраться на полуповаленную ветром березу, то, обойдя мать, пускались вскачь к месту встречи с людьми. Выведенная из терпения медведица так больно шлепнула Белогрудого, что он заскулил и, поджав свой коротенький хвостик, послушно затрусил впереди матери. За ним следовал братишка, которого то и дело подталкивала носом медведица, и он словно мохнатый черный шар катился между высокими кочками.
Только после того как смолкли человеческие голоса и в чистом лесном воздухе исчезли даже едва уловимые запахи человека, медведица успокоилась, но навсегда увела медвежат с голубичной поляны.
В конце лета медвежья семья забрела на старую еловую гарь. Мертвый лес густо порос кустами малины, до которой медведи весьма охочи, но сладкие душистые ягоды росли не так густо, как у голубики, и насытиться ими медведи не могли. К этому времени начали поспевать орехи лещины. Белогрудому они очень понравились. Пригибая вершины кустарника к земле, он срывал орехи, вылущивал их из кисловатых зеленых чашечек и с наслаждением разжевывал вместе с мягкой скорлупой.
Незаметно вошла в лес осень. На зеленых увалах, поросших березняком и осинником, желтели деревья, а по утрам трава на полянах серебрилась от первого инея, исчезавшего с восходом солнца.
Медвежья семья перебралась в дубняки.
Осень — пора охотничья
В дубняках было светло и сухо. Коричневые блестящие желуди осыпались. Скатываясь по крутым склонам сопок, они заполняли собой малейшие впадины. Белогрудый не сразу привык к их вяжущему вкусу, но медведица с жадностью поедала большое количество желудей, а после отлеживалась в соседнем ельнике. Ни один корм не способствовал столь быстрому ожирению медведей, как желуди и орехи, но желудями интересовались не только косолапые: их охотно поедали кабаны, изюбры и косули. Благо урожай был обильный, всем зверям вдоволь хватало питательного корма. Белки, бурундуки, полевки также пристрастны к желудям, но они не столько съедали, сколько растаскивали и прятали в свои норки и кладовые, — в этом им помогали сойки.
Дубняки манили к себе медведей обилием пищи, но жизнь в них была тревожной и полной опасности. Сюда часто наведывались охотники за кабанами, и медвежью семью беспокоили то мечущиеся в страхе секачи, то собаки.
Однажды Белогрудый был напуган промчавшимся невдалеке табуном диких свиней. За ним неслась свора собак. Одна из собак, отделившись от стаи, пробегала очень близко. Почуяв медвежат, она кинулась в кусты, где затаился Белогрудый, и с лаем набросилась на оробевшего медвежонка. При этом она так больно укусила его за спину, что Белогрудый, громко взвизгнув, заверещал, словно заяц, попавший в волчьи зубы. Видя, что медвежонок мал и слаб, собака смелее наскочила на него, норовя схватить за загривок. Отчаянно визжа, Белогрудый что было духу помчался в заросли к матери, но от собаки нигде не было спасения. В эту минуту отчаяния и испуга Белогрудый услышал грозное уханье бегущей на помощь матери. Подоспевшая медведица одним ударом лапы отбросила злобного пса, а когда тот запутался в зарослях лиан, попыталась поймать его. Воспользовавшись бегством врага, Белогрудый проворно залез на высокий кедр и, удобно усевшись в развилке могучих ветвей, стал внимательно наблюдать за происходящим на земле.
Тем временем на лай и визг лайки подоспела целая свора. Окружив медведицу хрипящим от ненависти кольцом, псы то и дело норовили вцепиться в нее зубами. Убедившись, что детеныши вне опасности, медведица ринулась на врагов, прорвала окружение и стала уходить в сторону, уводя за собой псов.
Охотники еще издали увидели черный силуэт зверя, мечущегося между собаками, и уже предвкушали скорую добычу. Но старая медведица, быстро перемещаясь по склону, все дальше и дальше уводила за собой свору. Охотники отставали. В густых зарослях кустарника медведица почувствовала себя уверенней, упругие ветви кустов и стебли высоких трав не могли сдержать напора могучего тела зверя, но легких собак они отбрасывали назад, выпрямляясь подобно пружинам. Вскоре к разочарованным охотникам вернулись с высунутыми языками их четвероногие помощники.
Оторвавшись от собак, медведица долго уходила в противоположную сторону от того места, где остались детеныши. Но о них она не забыла. Когда все утихло в лесу и наступили сумерки, она, сделав широкий круг и убедившись, что охотники с собаками ушли в зимовье, вернулась к своему семейству. Еще издали услышала она нетерпеливое поскуливание медвежат, потерявших надежду на возвращение матери. Медведица двигалась бесшумно, но звереныши уловили слабый шелест ее шагов. Спустившись на землю, малыши скоро успокоились, и вся медвежья семья ушла к дальним каменистым сопкам. Там не было такого обилия желудей, но зато никто не мог потревожить покой зверей.
