Владимир Добряков - Приключения послушного Владика
Однако внимание Владика привлекла не береза. Он увидел Васяту. Это Ваську Пырина так зовут во дворе, — крепкого, скуластого, драчливого парнишку, который, хоть и с великими трудностями, но переполз уже в шестой класс. Васята во дворе появился только что. Не слезая с велосипеда, упершись ногой в штакетник, ограждавший газон с красными мальвами, он разговаривал с Гусиком — одноклассником Владика. «Надо сказать ему, — с беспокойством подумал Владик. — Через три дня обещал вернуть, а сегодня уже пятый пошел…»
— Почему ты не отвечаешь? — настойчиво требовала Оля. — Живет здесь королевна?
— Вот ты и будешь королевна, — поднимаясь с коленей, сказал Владик. — Дарю тебе эту крепость.
Прежде чем поспешить к Васяте (а поспешить надо было — тот даже с седла не слез, каждую секунду может укатить), Владик все же подошел к матери:
— Мам, я погуляю немножко.
— Обожди, что у тебя на рубахе? — Зинаида Аркадьевна поскребла ногтем возле пуговицы чуть заметное пятнышко. — Поаккуратней будь… И куда же отправляешься гулять?
— Туда… — неуверенно махнул рукой Владик. — На спортплощадку. Может, в футбол поиграю.
— Рубашку не испачкай. И чтобы к половине второго был дома. — Зинаида Аркадьевна посмотрела на часы. — К половине второго. Не опоздай.
— Хорошо, — кивнул Владик.
Ему трудно было не побежать бегом. Однако бежать нельзя. Во-первых, увидит мама и сразу поймет, к кому он спешит. А ей это не понравится: о Ваське Пырине хорошего во дворе не услышишь. А во-вторых, перед самим Васькой стыдно показать свое беспокойство.
Владик подошел вовремя. Промедли минуту — только и увидел бы вдалеке усатую кошачью морду, которую Васята собственноручно намалевал черной краской на спине своей майки. Разговор с Гусиком, как Владик понял, был на исходе. Изобразив на лице величайшую радость, Васята так шлепнул по Владиковой ладони, что потерял равновесие и едва не грохнулся вместе с велосипедом.
— Значит, договорились, вновь утвердившись на седле, сказал он Гусику. — Договорились? Точняк?
— Ладно, — вяло ответил Гусик, и голова его на тонкой шее поникла.
— Не ладно, а принесешь. Подумаешь, какая-то задрипанная зажигалка!
— Что же так просишь, если она задрипанная? — чуточку обиделся Гусик.
— Потому что нужна. Не просил бы. Да не жмись ты! Владик вот полевой бинокль мне дал.
— Насовсем? — недоверчиво спросил Гусик.
Васята перехватил тревожный взгляд Владика и весело ему подмигнул.
— А ты как думал! Отдал. Бери, сказал, хорошая вещь, а для настоящего парня не жалко. Так что тащи зажигалку. Не пожалеешь. Под моей личной охраной будешь. И цветов за это нарву. Матери принесешь в подарок. Вот этих нарвать, красных? — Васята показал на мальвы за штакетником.
— Что ты! — округлил глаза Гусик, — За этими цветами пенсионер дядя Леонтий смотрит. Он за них…
— Чихал я на дядю Леонтия!
— Не надо их рвать, — жалобно попросил Гусик. — Я и так принесу зажигалку.
— Вот это настоящий разговор! Ну, беги. Привет папаше!
Когда Гусик ушел, Васята снова подмигнул Владику.
— Кваса хочешь? У гастронома в цистерне продают. Холодный. Вкуснотища!
Владик полез в карман шортиков.
— Сам угощаю, — поспешил заверить Васята. — Садись на плацкартное место. — И он размашисто, крепкой ладонью похлопал по железной раме. Даже звоночек забренькал.
Владик оглянулся. Матери на лавочке уже не было: видно, ушла готовить обед. Он уселся на «плацкартное место», впереди Васяты, и тот сильно оттолкнулся ногой — едва штакетник не завалил.
Хорошо, что дяди Леонтия нигде поблизости не было.
Васята лихо жал на педали. Неслись, будто на соревнованиях велогонщиков. И в то же время он хриплым голосом на все лады обзывал Гусика.
— Жмот! Дистрофик! Пилюльник! Бацилла! — И совсем уж не к месту даже «утиным носом» окрестил.
Никак Владик не мог сначала взять в толк — отчего взъерепенился Васята? Человек добро ему делает — зажигалку отдает, а он его вон как! Не специально ли? Может, для того ругает, чтобы сейчас Владику про свой бинокль и спросить было невозможно. Получается, что эти бранные слова как бы и про него тоже. Авансом. Уж не хочет ли и вправду бинокль насовсем зажилить?
Владик окончательно уверился в этом, когда оказались возле гастронома. Чуть ли не целый километр проехали, а о бинокле он так ни словечка и не сказал. А ведь только для этого и подошел к Васяте и на «плацкартное место» сел.
Пока стояли в очереди за квасом, Владик мялся, вздыхал, никак не хватало смелости подступиться к главному.
— Утиным-то носом зря обозвал его. Нос у Гусика нормальный.
— Не зря! — отрезал Васята. — Жмот!
— А зачем тебе зажигалка?
— Зачем? — Васята выпятил толстые губы. — Солидная вещь. Вынешь из кармана, щелкнешь, прикуришь. Ребята шары выкатят. А правду сказать, — понизил он голос, — зажигалка у него законная, во сне не приснится! Отец из Москвы привез. Импортная… Тебе — большую кружку?
— Маленькой хватит.
— Смотри, могу и за шесть копеек.
Квас действительно был вкусный. Да еще в такую жарынь. Владик и большую кружку одолел бы. «Эх, надо было за шесть копеек», — пожалел Владик, с завистью глядя на Васяту, который с наслаждением тянул квас из огромной, янтарно сверкавшей на солнце кружки. Он не напился. И то, что жажда осталась неутоленной, неожиданно придало решимости. Поставив пустую кружку на мокрый, из белой жести поднос, он подождал, пока Васята допьет квас, и сказал:
— Три-то дня прошло.
— Какие три дня? — вытирая рукой губы, спросил Васята, словно не понял, о чем идет речь.
— На три дня брал бинокль.
Васята ничуть не смутился. Наоборот, скуластое лицо его с серыми подтеками пота стало вдруг обиженным.
— Слушай, Владик, у тебя совесть есть?
Тот опешил:
— Совесть?
— Она самая. Простых вещей не понимаешь. А еще отличник!
— Обожди…
— И ждать нечего. Ты всю жизнь владеешь этим биноклем, каждый день можешь смотреть сколько влезет. А мне — только три несчастных денечка. Справедливо?
— Но ты же обещал.
— Мало ли что! Вот посмотрю в него еще неделю и отдам. Не веришь? Точняк!
— Неделю?
— Ну да. Это же не год, не месяц, а маленькая, совсем маленькая неделька.
— И отдашь?
— Да чтобы мне на этом месте провалиться!
Сзади засмеялись:
— Парень, ну, а как на самом деле провалишься? До самого центра земли будешь лететь! Ох, фокусник! Глянь-ка, котище на спине! В темное время встретишь — заикаться станешь.
— Вот это искусство! Рембрандт!
Васята зло обернулся к гоготавшим парням.
— Завидки берут? — Он схватил велосипед, прислоненный к стене, и махнул через седло ногу. Отъехав метров на пять, обернулся: — Длинные! Дылды!
Опасаясь, как бы и его не зацепили веселые парни, Владик поспешил покинуть шумное место и, ругая себя за бесхарактерность, поплелся домой. Еще неделю ждать… Хорошо, если неделю. Может, и дольше. А потом вообще придумает, что потерял или украли. Лишь бы мама не хватилась… «Эх, — подумал Владик, — не надо мне было выносить бинокль во двор. Сразу отказать бы. Отец, мол, не разрешает. А я вынес, на Васькину честность понадеялся… Ну, что же это я — совсем без характера, выходит?»
Окончательно расстроился Владик. Не заметил, как и на своей улице оказался. Невеселые мысли внезапно нарушил знакомый голос:
— Что-то, Владик, ты не весел, буйну голову повесил.
Перед ним стоял Чиж — шестиклассник Сережка Чижов, коренастый, рыжий, рукава олимпийской футболки выше локтя закатаны, чтобы мускулы были видны. Ничего, крепкие мускулы, не стыдно показать. Через плечо у Чижа была перекинута авоська с двумя книжками.
— Монеты, что ли, потерял? — сочувственно спросил он.
— Нет… так просто.
— Тебе-то о чем кручиниться? Мать с отцом не грызут, не пилят. Образцовый сын. Это вот меня судьбина заездила, дома поедом едят. Я уж план-маршрут обмозговал, за темные леса, за высокие горы хотел податься. Жизнь посмотреть. Да мать пожалел — сердце у нее больное. И вспомнил тогда про деревню. Три года не был. Бабка там у нас. Ух, бабка! Железная! По пятнадцать километров в день ходит. Какие-то травы целебные собирает.
Всю эту обильную информацию Чиж выложил одним духом и с явным удовольствием. А в конце, будто Владика это должно обрадовать, сообщил:
— Завтра еду. Билет уже в кармане!
И Владик в самом деле отчего-то немножко повеселел. А потом и вовсе доверился Сережке — про Васяту рассказал.
Чиж выслушал молча и тоже нахмурился. Качнул рыжей головой:
— Кислое дело.
Заметив под ногой камушек, он размахнулся и что было силы пнул его носком ботинка. Шагов на тридцать отлетел камушек.
— Спасать надо вещь. Ушами будешь хлопать — простись с биноклем. Уведет. Или у него уведут. Знаю, что говорю. Васята с ребятами Кольки Гвоздя водит компанию. С Каменного Лога. Те ребята не промахнутся.
