Пётр Гаврилов - Егорка
А тёплый ветер, как назло, то смолой пахнёт, то цветами, а это уж такая гадость, что их даже и есть нельзя.
Муравьёв бы сейчас пососать! Что на свете может быть вкуснее муравьев? Ничего! Это все медведи скажут.
Медвежонок ещё выше задрал носишко и задвигал им.
В это время большой чёрный жук летел по своему жучьему делу. Он очень торопился, и медвежаткин нос попался жуку по пути совсем некстати. Жук засипел от злости и вцепился в чёрную пуговку.
Медвежонок взвизгнул и подскочил от земли на полметра. Потом завертелся волчком и пошёл кувыркаться через голову, как будто был клоуном в цирке.
Ничего не понимая, лес смотрел на прыжки медвежонка и посмеивался в зелёную бороду елей. Белки — те от радости запрыгали так, что чуть-чуть не свалились наземь. Кукушка куковала без конца.
А медвежонок разбежался и со всего хода ударил носом в старый пень. Поднялась лёгкая пыльца, и на землю упал чёрный жук. Вернее, то, что осталось от жука. А остались одни лёгкие крылышки, да и те никогда уж не полетят…
Жук был наказан, но в носу продолжало щипать. От этого стало вдвое и страшней и голодней.
И тут чуть было не погиб лягушонок. Не разбирая, куда скачет, он налетел на медвежонка.
Громадная мохнатая лапа подняла лягушонка, как тому со страху показалось, выше сосен. Мрачные глаза громадного зверя уставились на лягушонка, выискивая, с какого боку он вкусней. Оказалось — ни с какого.
От толчка лапы лягушонок отлетел метра на три, шлёпнулся на спину, но тут же перевернулся и задал стрекача.
Дошла очередь и до кустиков земляники. Зверюга слопал ягодки вместе с зелёными листочками. Потом он важно огляделся по сторонам, словно спрашивал:
«Теперь знаете, кто у вас тут хозяин?»
Послышался треск валежника, сердитое урчанье, и всё опять стихло.
И лес опять задремал…
А медвежонок долго шёл, сам не зная куда. Теперь-то уж наверняка мать-медведица рассердится не на шутку.
Вдруг в ноздри медвежонка так и ударил кислый, самый аппетитный на земле запах. Так и есть — муравейник!
Он стоял выше пня и шевелился и шелестел тысячами жирных муравьев. Муравьи, бегая туда-сюда, сердито шевелили усами.
Ну разве это не вкусно?
Боль в носу у медвежонка сразу прошла. Забылись и мать-медведица и сердитый старший брат.
Когда муравьи увидели над своим муравейником страшную беду, было уже поздно…
Не ешьте муравьёв!
В самой глуши леса, где трудно было продраться сквозь чащу зарослей и упавшие деревья, жили только одни звери. Теперь люди решили построить здесь медеплавильный комбинат.
Расчищая место для строительства, люди валили столетние деревья, подрывали громадные пни. Гулкое эхо взрывов, крики, пыхтенье машин и автомобильные гудки докатывались до самых далёких уголков дремучего леса. Всю ночь, пугая зверей, дрожало над лесом зелёное зарево ярких огней строительства.
Звери убегали в глубь леса, как от лесного пожара. Они были так напуганы, что на время забыли о своей вечной вражде.
Кровожадная рысь, поджав короткий хвост, держалась ближе к оленям. Медведи равнодушно пробегали мимо пчелиных ульев. Рядом с угрюмым волком, прижав уши, через кочки и пни скакал косой заяц.
Лиса даже не оглядывалась на тетеревов и на иную дичь, хотя уставшую птицу можно было достать лапой с каждого куста.
Ломая ветки и перья, слепо шарахались в чащу совы. От их диких криков в лесу становилось ещё тоскливей…
Повела и мать-медведица своих медвежат на новые места. Старший бежал сам, младшего пришлось нести. Медведица, не больно, но крепко ухватив меньшого за загривок зубами, несла его, хмурясь на всех.
Первую ночь на новом месте провели плохо. Медведица тревожно нюхала воздух, ворчала то сердито, то жалобно, шерсть на её спине так и ходила волнами.
Под утро она собралась куда-то и строго-настрого приказала старшему брату следить за младшим. Уходя, она оглянулась и, жалобно урча, поглядела на меньшого, как будто чуяла, что видит его в последний раз.
Медвежата терпеливо дожидались матери. Они возились сначала до того, что запыхались и сидели, широко открыв пасти, как грачи в жару. Потом начали гоняться друг за другом. Потом, сам не зная как, младший очутился далеко от берлоги, один, и неизвестно, что с ним произошло бы, если бы не муравьи.
Запуская по очереди обе лапы в муравейник, медвежонок громко чавкал и аппетитно вздыхал. Работяга дятел перестал стукать в кору старого ясеня.
«Такая жадность к добру не приведёт!» — подумал дятел и отлетел подальше.
Носом вверх
Трое комсомольцев-геологов возвращались с дальней разведки в отличном настроении. Они говорили об удачной разведке и о завтрашней поездке на флот, на подшефный корабль «Маршал».
— Всё хорошо, ребята… одно плохо, — сказала Соня, — «Маршал» — корабль необыкновенный, а подарки мы ему везём самые обыкновенные!
— Что ты, что ты! — замахал руками длинный и близорукий Миша Скоков и принялся считать на пальцах. — Пять патефонов. Сто пластинок. Два новейших радиоприёмника. Десять фотоаппаратов.
— Ты, Миша, всё на штуки считаешь, словно продаёшь…
— А макет будущего комбината? — значительно перебил Соню хмурый Сеня Доцюк. Он подкинул винтовку на плече, как будто грозил пальнуть из неё во всякого, кто скажет, что макет плох.
— Вот разве макет, — согласилась Соня, — а остальное всё обыкновенное.
Ребята наперебой принялись спорить с Соней и всё спрашивали её:
— Что же ты предлагаешь? Ну что?
Соня не отвечала и оглядывалась кругом.
Из лесу взглянул на Соню и дружески подмигнул ей жёлтый тугой кувшинчик. Из-под ажурного и лёгкого папоротника улыбнулась нежная фиалка, Иван-да-марья согласно кивнул лёгкой головкой.
— «Что, что»! Да вот я морякам цветов соберу…
И Соня побежала в чащу. Сначала она слышала голоса и смех ребят, потом всё стихло. Лишь ветер шумел наверху в соснах да тихонько, как стёклышко о стёклышко, звенела синичка.
«Я знаю, кому отдать цветы на корабле, — сама с собой разговаривала Соня, — Я отдам их командиру корабля и расскажу ему, что за красавец наш лес. Расскажу ему о звериных тропках, о пахучих ягодах, о птицах и об их песнях. Сколько птиц в лесу, столько у них и песен. Расскажу, какие сказки нашёптывает ветер деревьям и цветам. И как смеётся лес после дождя проливного, как играет каждой каплей на каждой ветке».
— Правду я говорю? — вслух спросила Соня.
«Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!» — согласилась кукушка.
Соня шла всё дальше. Огромный букет был в её загорелых руках. Пора было возвращаться…
Вдруг чьё-то странное чавканье остановило девушку. Соня осторожно раздвинула кусты. Около муравейника сидел и чавкал медвежонок.
Под неосторожной ногой Сони хрупнула ветка. Девушка затаила дыхание. Нет, не слышал косолапый! Тогда Соня сняла с головы голубой платок, повесила его на сучок берёзы и стала отступать на цыпочках. Потом она побежала. Кусты больно хлестали её по ногам, можжевельник рвал платье, но ей было всё равно.
Вот послышались голоса ребят. Соня подбежала к ним, еле переводя дух:
— Ребята… тише, тише! Я подарок нашла для «Маршала»! Он муравьев ест. Скорей, ребята, скорей!
Стараясь не шуметь, комсомольцы стали пробираться к берёзе. Вот и она, а на ней лёгкий ветер развевает Сонин голубой платок…
Медвежонок услышал незнакомые звуки и насторожился. Он поднял лапы и замер. Из открытой его пасти сыпались муравьи. Миша Скоков не выдержал и рассмеялся. Медвежонок кинулся в кусты.
— Ой, подарок убежал! — закричала Соня.
Но медвежонок от страха не мог бежать. Он забился в кусты и сидел там ни жив ни мёртв. Вдруг его потянули за лапу.
Только теперь догадался бедняга, что ему нужно было делать. А что ему нужно было делать? Цапнуть кого-нибудь и бежать, бежать!
Он так и сделал. Острые зубы щёлкнули. Соня закрутилась на месте, размахивая окровавленным пальцем.
Медвежонок бросился прочь со всех ног.
Но вдруг дневной свет погас. Стало тесно и душно.
— Готов! Мишка в мешке! — сказал, тяжело дыша, Сеня Доцюк. — Ну, ребята, теперь бери ноги в руки! Узнает медведица, что мы с её сынишкой сделали, и нас примется таскать за ноги. Только уж от неё нам в кусты не спрятаться…
Соне наскоро перевязали палец. Миша взвалил мешок с медвежонком на плечи. Сеня зарядил свою винтовку. Ребята пустились наутёк.
Когда лес поредел и опасность миновала, ребята пошли тише. Вдруг Миша вскрикнул и сбросил мешок с плеч.
А мешок на земле, как живой, подпрыгивал и рычал.
— Поглядите-ка, как он безобразничает! — сказал Миша, показывая на разорванную когтем медвежонка рубаху. — Я не понесу его больше, тащите сами!
Сеня Доцюк быстро достал из-за пояса лёгкий топорик и принялся рубить толстую ветку.
