Зинаида Шишова - Джек-Соломинка
Девочка, перевернувшись в траве, вскочила на ноги. Перед ней стоял высокий, тощий мужицкий парнишка. Как у него хватило ума запомнить песню, когда они в церкви еле-еле могут произнести вслед за священником молитву?
— Ступай прочь, мужичье! — крикнула она, замахиваясь на него рукой.
— Сама пошла прочь! — сказал он, оглядев ее рваное платье и грязные ноги, и сплюнул так ловко, что угодил ей прямо в волосы. Взвизгнув, девочка бросилась на него, как хорек, и зубами впилась ему в плечо. В этот момент она разглядела вещь, которую мальчишка держал за спиной.
— Ну, квиты! — пробормотала Джоанна отступая. — Скажи мне, как тебя зовут?
— Авазавут! — кривляясь, крикнул мальчишка.
— Да нет, правда, — повторила она миролюбиво, — как тебя зовут и где ты живешь?
— Барабарош! — передразнил мальчик, показывая ей язык.
Джоанна бесшумно прыгнула к нему, вырвала то, что он держал за спиной, и, не оглядываясь, бросилась по направлению к замку. Добежав до ограды, она вздохнула с облегчением. Это был общественный выгон; с незапамятных времен он находился в пользовании общины, но сэр Гью двенадцать лет назад обнес его тыном, и с тех пор никто из мужиков не решался его переступить.
Перескочив через изгородь, Джоанна легла под кустом боярышника, громко и тяжело дыша. Она раскрыла ладонь и с удовлетворением разглядывала свою добычу. Это было огниво — отличный желтый кремень и длинный шнур. Вдруг над ее головой раздался ужасающий треск, и на девочку откуда-то сверху обрушился хозяин кремня. Он не только вырвал у нее огниво, но, больно выкручивая ей руки, дергал ее за волосы так, что у нее начало гудеть в голове; получив то, чего добивался, мальчишка пригнул ее голову книзу.
— Ешь землю! — сказал он.
Джоанна попыталась вырваться, но он больно и крепко держал ее за шею.
Выковыряв большим пальцем ноги порядочный комок земли, она пробормотала со слезами:
— Пусти же меня!.. Ну отпусти хоть немножко!
Но он еще ниже пригнул ее голову:
— Ешь землю, ешь и повторяй за мной: «Клянусь этой землей никогда не причинять тебе никакого вреда ни в замке, ни в лесу, ни в поле, и это будет так же верно, как то…» Ну, говори же!
Девочка, ворочая языком комочек земли во рту, давясь слюной, покорно повторяла за ним:
— «…ни в лесу, ни в поле, и это будет так же верно, как то…»
— А теперь скажи свое имя, ну, как тебя окрестили, и откуда ты родом.
— «…как то, — продолжала девочка, — что меня зовут Джоанна Друриком…»
Она вдруг почувствовала, что руки, державшие ее, разжались, и, выпрямившись, увидела, что враг ее стоит с открытым ртом.
— Дурак! — сказала она. — Слушай дальше: «И, хотя ты порвал мое платье и перелез через изгородь на нашу землю, я никогда никому и ни за что не пожалуюсь на тебя, потому что ты победил меня в честном бою…»
Девочка хотела прибавить еще что-нибудь для красоты, но, ничего не придумав, закончила:
— «Аминь». Бери свое огниво и ступай домой, пока тебя никто не видел.
Кремень лежал брошенный в траве, а шнур, как змея, как будто бы сам подползал к ее ногам, но девочка старалась даже не смотреть в ту сторону.
— Зачем тебе огниво? — спросила она вдруг.
— Меня послал за ним мой отец, Джим Строу. — Мальчик говорил уже совсем другим тоном.
— А ты кто?
— А я — Джек Строу… — Мальчик хотел добавить «миледи», но передумал.
— Слушай, Джек Строу, я ведь поклялась страшной клятвой. Ты из Уовервилля?
— Я шел из Уовервилля, а сам я из Дизби.
— Тебя секли когда-нибудь? — спросила она, чувствуя, что ее лицо и шею заливает горячая кровь.
Мальчик испуганно глянул на нее и переступил с ноги на ногу.
— Секли, — сказал он и тоскливо огляделся по сторонам.
— Что бы ты сделал человеку, который тебя высек? — быстро спросила Джоанна.
— Я ничего не могу сделать, потому что меня сечет мой отец, а он самый сильный в деревне.
— Джек Строу, — сказала торжественно Джоанна, — это ведь правда, что поется в мужицкой песне? И это правда, что вы ненавидите нас, господ?.. Помолчи! — крикнула она, топая ногой. — Ты думаешь, я не слышу, как вы орете по воскресеньям:
И если вспыхнет огонь,
Так сквайра не защитит
Ни щит его, ни бронь,
Ни бронь его, ни щит…
Мальчик стоял, облизывая губы, и молчал.
— Или: «Когда Адам пахал, а Ева пряла…» — добавила Джоанна презрительно. — Я знаю все ваши песни… Я тоже их ненавижу! — вдруг закричала она так пронзительно, что мальчик в испуге огляделся по сторонам. — Джек Строу, дай мне кремень и шнур и помоги мне поджечь овин сэра Гью Друрикома!
Мальчик, ничего не понимая, смотрел на нее.
Джоанна послюнила палец и подняла его кверху.
— Ветер с заката, — определила она. — С овина пламя перекинется на сарай, оттуда — на конюшни. В замке сейчас никого нет, мост поднят, слуги на гумне… Ну, Джек?
Мальчик побледнел так сильно, что все его веснушки как будто потемнели за одну секунду. Он нагнулся и поднял кремень.
— А село? — спросил он запинаясь. — Если огонь перекинется туда?
— А ров с водой? — сказала Джоанна спокойно.
…Они стояли за овином на коленях друг против друга и, наклонясь к земле, дули изо всех сил на кучку соломы.
— Дуй же, — говорила Джоанна, смеясь и плача.
Смеялась она потому, что у Джека смешно раздувались щеки, а нос становился белым и широким. А плакала потому, что искорки, вспыхивавшие в соломе, моментально потухали.
— Давай я! — Опершись руками о землю, она дула до тех пор, пока у нее не заболело в груди.
Пламя вспыхнуло и синей дымкой прошлось над соломой. Джоанна со смехом взглянула на Джека. Невидимый еще огонь побежал по земле, оставляя за собой свернувшуюся, обугленную траву, и стал заметен только тогда, когда, поднявшись, ударил в стену овина. Тотчас же на этом месте расплылось темное пятно копоти.
— Подложи еще соломы и вон те веточки, — сказала Джоанна.
Овин был выстроен из неотесанных бревен, которые со стороны въезда побелили известью к празднику св. Лоренса. Дети смотрели, как упрямо бросается пламя на стену, и в их глазах прыгали веселые желтые язычки.
— Вот хорошо! — сказала Джоанна. — Огонь уже не потухнет. За сеновалом свалены бревна. Притащи оттуда немного коры и щепок. Ну, беги же! добавила она, увидев, что Джек застыл на месте, и вдруг сама закричала и закрыла лицо испачканными в земле руками.
Прямо на них, переваливаясь всем своим грузным телом, шел сам сэр Гью, владелец Друрикома…
— Бежим! — шепнул Джек, дергая Джоанну за плечо. — Я кинусь ему в ноги, он кувыркнется, а мы перемахнем через забор.
Джоанна от страха почувствовала слабость и тошноту. Ноги ее стали вялыми, точно руки, когда на них долго висишь на сучке.
— Беги! — шепнула она. — Меня он не посмеет убить!
Огонь, потрескивая, подпрыгивал над грудой хвороста и соломы, и сэр Гью немедленно затоптал его своими большими сапогами и разбросал сучья в разные стороны.
— Что ты здесь делаешь, Джоанна Друриком? — страшным голосом спросил он.
Дети стояли перед ним бледные, немые от ужаса, не делая даже попыток к бегству: Джоанна впереди, а за ней высокий и тонкий мальчишка. Огниво валялось тут же, в траве.
Вдруг мальчик оттолкнул Джоанну и выступил вперед.
— Она не виновата, милорд, — сказал он, — это я ее научил…
Джоанна схватила мальчишку за плечо и затрясла изо всех сил.
— Не лезь, если тебя не спрашивают! — взвизгнула она. — Он меня научил?! Я отняла у него огниво, сэр, и хотела поджечь ваш овин, сэр, и сараи, сэр, и все на свете, сэр. Вы можете меня убить, но тогда вас будут судить королевским судом, сэр, потому что мой отец был сквайр и вы не имеете права обходиться со мной, как с какой-нибудь мужичкой!
Сэр Гью не имел возможности расслышать все, что выкрикивала его племянница, потому что Джек зажал ей рот рукой.
— Она не виновата, милорд, — еще раз повторил он. — Судите меня: это мое огниво!
Даже издали было заметно, как сильно дрожали его руки.
Владелец Друрикома был отличным охотником. Часто ему случалось гнать зайца вдоль полосы несжатого ячменя, где были припрятаны незатейливые перепелиные гнезда. Не раз он видел, как испуганная птица, растопырив крылья и выпятив грудь, бросалась прямо к открытой пасти собаки, защищая отчаянно галдящих птенцов.
Вот такую испуганную и отважную птицу напоминал сейчас этот светловолосый мужицкий мальчишка.
Лицо сэра Гью собралось во множество мелких морщин. Уши с торчащими из них седыми волосками задвигались вверх и вниз. Круглая серая борода его поднялась, точно владелец Друрикома подставлял под удар свою шею.
Джоанна в удивлении и испуге подняла глаза на дядю и тотчас же с облегчением опустила их снова: сэр Гью, владелец Друрикома, смеялся.
