Елена Шолохова - Звезда
– Куришь? – я протянул пацану «Bond» и сам выудил сигаретку – ещё с утра подрезал одну пачку из блока в дедовской посылке, на всякий случай или про запас.
– Не, – тот замотал головой.
И тут же испуганно вскинул глаза: не обидел ли отказом. Вот смешной!
– Я тоже не курю. Почти, – хмыкнул я. – Нас тренер за курево дрючит. Но на то они и правила, чтоб их время от времени нарушать, верно?
Белобрысый кивнул и робко улыбнулся.
– Тебя как звать-то?
– Максим.
– Макс, значит. А я – Олег, – я протянул ему руку.
Он вяло пожал. Ладонь у него была холодная и влажная. Я еле сдержался, чтобы не обтереть руку о джинсы. Парень мялся, конфузился, но не уходил, топтался рядом. Может, чего-то хотел? Я сделал две затяжки и затушил сигарету.
– Ты вообще откуда и куда?
– Я до конечки. До города. К бабушке ездил.
– А я к дедушке, – хохотнул я, а белобрысый сразу напрягся, залился краской: наверное, решил, что насмехаюсь. Сразу видно – у бедняги самооценка ниже нуля.
– С картошкой деду помогал, – пояснил я уже спокойно, всё-таки, если б не этот чудик, куковал бы сейчас без рубля в кармане.
Пацан вмиг расслабился, чуть ли не просиял.
– Ты сам откуда? – спросил я, хотя, если честно, мне было абсолютно без разницы, просто не знал, о чём ещё с ним разговаривать.
– В Октябрьском живу, рядом с метеостанцией.
– Ого! Так мы почти соседи – я тоже в Октябрьском. Только на Баргузине. А учишься в какой школе?
– В сорок восьмой.
– Знаю такую, а я – в двенадцатой.
Опять повисла пауза. Я с тоской взглянул на часы – до города ещё четверть часа, не меньше, а этот Макс прямо приклеился.
Тут позвонила Инга Мазуренко – моя как бы подруга. Как бы – потому что раньше, в том году, у нас с ней было всё определённо, ну там, любовь-морковь, лирика-романтика. Она – моя девушка, я – её парень. Везде тусили вместе. Но потом как-то всё стало сходить на нет, и теперь мне с ней скучно, так, что зубы сводит. Ещё с мая подумываю о том, как бы нам разбежаться без шума и пыли, но в лоб сказать не решаюсь, а обходными путями не получается.
Идеальный вариант, чтобы она обиделась и сама меня бросила. Ну или поругаться и не помириться… В общем, мне нужен толчок или зацепка. Но вот ведь фокус: когда я до потери пульса боялся с ней поссориться, она обижалась на каждом шагу, теперь – как отрезало. На все мои выходки смотрит сквозь пальцы. Раньше, помнится, попробуй-ка не позвони хоть один день – замучаешься извиняться потом. Сейчас, если наберу её раз в неделю, и то хорошо. Чёрт, она не злится, даже если сама звонит, а я не отвечаю и не перезваниваю!
Впрочем, на этот раз Инга была как нельзя кстати: не то чтобы я жаждал с ней потрепаться, но она избавила меня от неловкого молчания, ну или унылого разговора с этим чудиком. Так что я до самого города слушал последние сплетни и прочую девчачью чепуху.
На перрон вышли вместе с белобрысым, но я, сославшись на то, что мне надо заехать ещё в «одно место», урулил в противоположную сторону. Выждал, когда тот сядет в маршрутку, и только потом сам подошёл к остановке. Не могу сказать, зачем мне понадобились все эти лишние телодвижения, к тому же устал, хоть падай, но так хотелось стряхнуть с хвоста этого пацана, а открыто послать совесть не позволяла.
Вообще-то, я человек общительный, но не всегда и не со всеми. Сейчас – и настроение не то, и пацан этот, прямо скажем, не из тех, с кем хочется общаться. Видал я таких, чувствительных, ранимых и до жути непохожих на нормальных людей. Что там творится у них в голове – даже представить страшно. Не удивлюсь, если им кажется, что весь мир вступил в заговор против них. Короче, запросто с ними не потреплешься, а копаться в чужих переживаниях, слова и тон подбирать – оно мне надо?
2
Дома вышла ссора: мать снова привязалась ко мне с дедом – как там он, жив, здоров?
– Ой, мам, что с ним станет? Паразиты живут дольше всех.
– Не смей так говорить! – вспылила она. – Ты сам ещё полный ноль, чтобы судить о людях подобным образом!
– Ах полный ноль?! – теперь пришла моя очередь встать в позу. – Я, блин, в единственный выходной тащусь к мерзкому старикану, который мне никто, что бы ты там ни говорила. Весь день пашу как конь, и хоть бы кто спасибо сказал. Приезжаю, умотанный вконец, домой, к маме. А она, вместо того чтобы спросить, как сын себя чувствует, покормить, в конце концов, начинает выносить мозг. Спасибо, мама! Я ещё молчу, что у меня завтра тренировка…
У матери целый чемодан принципов, и она таскается с ним и достаёт окружающих. Меня, по крайней мере. Говорит, что принципы – это опора, ну или, там, стержень. Мол, любые невзгоды можно преодолеть, когда есть такой стержень. На самом деле всё это пафос и пустословие, потому что в том-то и есть её слабое место. Если уж мне надо от неё что-нибудь получить, такое, что так просто не выпросишь, я уже знаю, на какие точки давить. Вот и сейчас она сразу сбавила обороты и на попятную:
– Прости, Олежек. Ты прав, прав. Сейчас я тебя накормлю.
После ужина меня больше не трогали, а пары я выпустил в «War Craft» и «Call of Duty».
Лёг спать рано и уснул мигом, но ночка выдалась суетная. Во-первых, нас опять трясло, хоть и слабенько, но уже третий раз с лета. Вообще-то, потряхивает нас регулярно – сейсмическая зона и всё такое. К счастью, эпицентр на Байкале и до нас только отголоски докатываются, так что мы почти привыкли. Но всякий раз внутренне напрягаешься. Мало ли…
Тем более ночью, в тишине, все эти колебания очень даже ощутимы. Диван подо мной завибрировал, хрусталинки в люстре зазвенели, что-то шмякнулось на пол, а во дворе все тачки враз запиликали. Горстка перепуганных идиотов высыпала на улицу, подняла гвалт.
Сунулась мать, но я, заслышав её шаги в коридоре, повернулся лицом к стене, будто сплю и ухом не веду. Она постояла, повздыхала и ушла. Волновалась, наверное. Да и у меня самого сердце разогналось, аж в ушах стучало.
Постепенно всё стихло. Самые нервные тоже угомонились и разбрелись по домам. Я опять провалился в сон, но тут позвонили на домашний.
Отца вызвали на работу – на одном из участков ближе к Забайкалью приключилась авария. Мать сразу в панику ударилась, потому что, если была бы рядовая авария, тревожить, да ещё ночью, его бы не стали. А раз потревожили, то может быть всякое…
– Лишь бы никто не пострадал, – причитала мать.
Её переживания, вообще-то, не на пустом месте – в прошлом году в бурятском филиале отцовской конторы во время аварии пострадал какой-то мужичок. Сорвался с вышки и сильно покалечился. Чудом остался жив, но директора за это чепэ изрядно помотали. Посадить не посадили, но условный впаяли и с должности скинули. Потом вообще из головного офиса пришла разнарядка объединить бурятский филиал с иркутским. Буряты на отца обозлились, будто это он всё устроил и подмял их под себя. На самом деле от этого объединения он нажил только лишнюю головную боль. Ответственности в два раза больше, плюс постоянные разъезды да новые работнички, которые на него как на узурпатора смотрят. Ведь и сейчас не где-нибудь авария, а в богом забытом Турунтаеве.
Мать чуть не всхлипывала. Отец хоть и выглядел встревоженным, но старался её успокоить:
– Да перестань изводить себя. Если бы случилось что-то из ряда вон, так бы сразу и сказали.
Но мать не унималась:
– У меня нехорошие предчувствия.
Через полчаса за отцом заехал его водитель, дядя Юра.
– Ты только сразу позвони! – крикнула мать вслед.
А когда закрыла за ним дверь, в квартире как-то вдруг стало неуютно тихо.
То ли от матери передалась тревога, то ли сам себя накрутил, но на сердце засвербело. Какой уж тут сон! Зато как вставать, так душу бы отдал за лишний час в кровати. Башка отяжелела, точно чугунная, в глаза как песка насыпали. Пробовал выторговать у матери хоть самую малость:
– Мам, можно я ко второму уроку пойду? Я не выспался вообще ни фига!
Но она только заохала, мол, как так, что за отношение к учёбе, да кто из меня вырастет и всё в таком духе. Пришлось вставать. С закрытыми глазами доплёлся до ванной, ополоснул лицо и вдруг вспомнил про отца – сон как рукой сняло.
– Мам, отец звонил? – крикнул ей, высунув голову в коридор.
Она молчала. Пришёл на кухню – стоит, смотрит в окно, занавеску теребит.
– Не звонил, значит. Сама его набери.
– Уже, – глухо сказала мать. – Недоступен. И Юра тоже.
– Ну, значит, связи нет.
– Они уже должны были доехать! – воскликнула она.
– Да мало ли что! Может, просто медленно ехали, ты же знаешь, там за Байкалом сплошные серпантины. Мам, да успокойся ты! Чего раньше времени убиваться?
Неожиданно мать встряхнулась и взяла себя в руки:
– Да, Олежек, ты прав. Всё, я в порядке, иди, а то в школу опоздаешь.
Опоздаешь, ха-ха! По-моему, опоздать в школу боятся только первоклашки, ну или самые сознательные. По крайней мере, у нас ещё после звонка тянутся и тянутся. Так что и я особо не торопился, наоборот, как нарочно брёл еле-еле.
