Жаклин Уилсон - Лили сама по себе
– Это мой альбом, – сказала Блисс, что было истинной правдой. Среди прочих подарков на Рождество ей подарили альбом и толстые мягкие мелки.
– Да, и ты сможешь порисовать мелком на картонной обложке, там лучше всего получается, – солгала я.
– А как же я? – спросил Бэкстер, вырывая альбом у меня из рук.
– Я думала, тебе нравится рисовать в журналах. Почему бы тебе не подрисовать всем моделям не только усы, а ещё и бороду?
И Бэкстер отчаянно заработал ручкой, украшая каждую знаменитость густой бородой и волосами по всему телу. Блисс изобразила мелом большой розовый куб с торчащими из него маленькими проволочками, подрисовав к нему ещё четыре таких же маленьких кубика. Она сказала, что это наш семейный портрет, и нам ничего не оставалось, как ей поверить.
Я села положив ногу на ногу, разложила перед собой драгоценный лист и стала проектировать дом своей мечты. Я нарисовала его в разрезе, чтобы были видны все комнаты. Я не ограничилась только гостиной, кухней и спальней. Нарисовала студию с настоящим мольбертом и гончарным кругом, музыкальную комнату с пианино и ударной установкой, библиотеку, до потолка заставленную книжными полками, зимний сад, в котором среди цветов летали бабочки, и бассейн во всю длину подвала.
Пикси осталась наблюдать за мамой, и это было здорово. Когда мы рисовали, она становилась невыносимой. Ей не нравилось, что она ещё маленькая и не умеет красиво рисовать, и она вырывала у нас из рук ручки и мелки, калякая на наших альбомных листах всякую ерунду.
Наконец, впрыгнув в комнату на одной ножке, она закричала:
– Посмотрите на маму! Посмотрите на маму! Правда, она хорошенькая?
Мама выглядела чудесно: её длинные волосы были подобраны вверх, а на лоб спадали маленькие кудряшки. Глаза были подведены как у Клеопатры[3], а губы накрашены блестящей ярко-красной помадой. Она надела узкий розовый топ, из-под которого чуть выглядывал красный лифчик, маленькую чёрную юбочку, чёрные колготки и её лучшие красные туфли на высоких каблуках.
Пикси, Блисс и я любим шаркать ногами по полу в маминых туфлях на высоких каблуках, изображая взрослых леди, решивших развлечься.
– Ты выглядишь сногсшибательно, мама! – воскликнула я, и Бэкстер заулюлюкал в знак согласия.
– Ты и вправду думаешь, что я нормально выгляжу? – взволнованно спросила мама. – Мне кажется, после рождения Пикси я слегка обрюзгла.
– Вовсе нет! Ты выглядишь потрясающе! – подтвердила я.
Мама критически оглядела свою грудь:
– С этим я ничего не смогла поделать. Там почти ничего нет.
– Засунь туда пару апельсинов, – предложил Бэкстер, покатываясь со смеху.
– Ты бы лучше помолчал, наглый маленький бесстыдник, – покачала головой мама.
Казалось, теперь, накрасившись и принарядившись, она преобразилась. Я обрадовалась, что придумала, как вернуть её к жизни.
– Иди и как следует повеселись, – сказала я.
– Ну, я вовсе не уверена, что там будет кто-нибудь из старых приятелей. Может быть, я выпью пару стаканчиков и сразу вернусь домой. Но даже если там будет очень весело, обещаю всё равно вернуться к полуночи. Я ведь не хочу превратиться в тыкву!
– Это карета Золушки превратилась в тыкву, – заметила Блисс.
«Золушка» – её любимая сказка. Каждый вечер мне приходится читать её Блисс из нашей большой книги сказок. Она всё воспринимает всерьёз.
Мама поцеловала Блисс в бледную щёку, нежно ущипнула Бэкстера за нос (он терпеть не может целоваться), подхватила Пикси и принялась её кружить, пока та не завизжала. Затем мама порывисто обняла меня.
– Спасибо, детка! – пробормотала она и умчалась на своих высоких каблуках.
Как только дверь за мамой захлопнулась, мы все на несколько секунд примолкли. В квартире вдруг стало очень тихо. Затем как-то странно и печально зазвучала музыка из фильма «Улица Коронации». Бэкстер вскочил на ноги и принялся носиться по комнате, завывая во всю мочь, как сирена на полицейской машине.
– Прекрати вопить, Бэкстер! – велела я.
– Я тебя поймаю, арестую, отведу в участок и изобью, – пообещал Бэкстер, «наезжая» прямо на меня.
– Нет, я главарь ужасно страшной банды преступников, и это от тебя только мокрое место останется, – парировала я.
Схватив братишку, я прижала его к полу. Мы дрались понарошку, но Блисс стала нас умолять не делать друг другу больно.
– Хватит, Бэкстер. Ладно, ты выиграл. Отведи меня в наручниках в участок, – предложила я, протягивая ему руки. – Всё в порядке, Блисс. Мы просто возимся. Эй, а где Пикси?
Я нашла её посередине кровати в маминой комнате. Сестрёнка размазывала по лицу губную помаду.
– Пикси! Ах ты озорница! – воскликнула я, еле удержавшись, чтобы не рассмеяться – такая она была смешная.
– Не озорница! Хочу настоящую помаду, как у мамы. Хочу стать хорошенькой леди!
– Мама очень рассердится, если узнает. Это её любимая помада. Ты только посмотри, на кого ты похожа! – я подняла её и поставила на туалетный столик. – Пошли! Давай всё смоем!
Пикси очень рассмешил её боевой раскрас:
– Нет, не надо! Мне нравится!
– Ну, перед сном ты всё равно всё смоешь. Тебе пора спать, Пикси, пошли!
Пикси и не думала ложиться. Она подпрыгнула и стала носиться по комнате, размахивая руками как ветряная мельница крыльями. Я никак не могла её догнать.
– А я ещё не устала! А я ещё не устала! – приговаривала она.
– Зато я устала за тобой гоняться. Давай это я сейчас лягу спать, – сказала я и, притворившись мёртвой, бросилась на мамину кровать и закрыла глаза.
Пикси испуганно хихикнула, пробежала ещё немного и остановилась.
– Лили! – позвала она.
Я не шевельнулась и вскоре услышала характерное причмокивание – это Пикси засунула большой палец в рот и, засопев, принялась его сосать. Затем до меня донеслось:
– Лили!
Я села, схватила её, притянула к себе на кровать и обняла. Она завизжала, попыталась вырваться и стала колотить меня маленькими кулачками.
– Ты меня напугала, злюка! – заявила она.
– Ах, Пикси, прости! Я забыла, что ты такая маленькая. Малюсенькая малышка! А давай-ка сделаем из тебя настоящую малютку!
Я сдернула с кровати мамино мягкое одеяло и, завернув в него Пикси, взяла её на руки.
– Вот так, – сказала я, внося её в гостиную.
Бэкстер изучал наши диски с фильмами, кидая через плечо те, которые ему не нравились. Блисс нашла скомканный лист с домом моей мечты и осторожно водила пальцем по комнатам.
– Бэкстер и Блисс, посмотрите на мою новорожденную. Правда, она миленькая? – спросила я. – Поздоровайся, малышка!
– Гу-гу-гу-гу-гу-гу! – завела Пикси, изо всех сил стараясь мне подыграть.
– Что она говорит? Пу-пу? – спросил, захихикав, Бэкстер. – Малышка обкакалась!
– А вот и нет! – возмутилась Пикси, пытаясь выкарабкаться из одеяла.
– Фу-фу! – зажав нос, нагло повторял Бэкстер.
– Прекрати её дразнить, Бэкстер! Это нехорошо! И перестань раскидывать диски! Выбирать буду я, – сказала я, усаживая Пикси на диван рядом с Блисс. – Ну вот, ты же присмотришь за моей малышкой, правда, Блисс?
– А можно она будет и моей малышкой тоже? Можно мне её покормить?
– Хочу бутылочку!
Пикси уже не играла. Ночью она до сих пор пила из своей бутылочки. В ней не обязательно должно быть молоко. Туда можно налить некрепкого чаю, или «Райбины» [4], или чего-нибудь ещё. Ей просто нравилось лежать на спине и в полусне что-нибудь посасывать.
– Хорошо, хорошо! Одну секунду, я принесу твою бутылочку. Мы будем смотреть… «Питера Пэна».
– Скучно! Это для малышей, – сказал Бэкстер.
– Нет. Там есть пираты, помнишь?
– Пираты страшные, – заявила Блисс.
– Не очень. И вспомни, там есть Динь-Динь и Питер Пэн, и тебе нравятся феи и русалки и домик Венди, – убеждала я сестрёнку.
Малышовое или нет – мне и самой до сих пор всё это нравилось, особенно тот отрывок, в котором персонажи летают. Я бы всё на свете отдала за возможность взмыть в небо. Мне снятся полёты, но даже во сне я не научилась летать по-настоящему. Я просто скольжу по поверхности, судорожно мельтеша ногами и руками, и будто плыву. Это не настоящие полёты – они больше похоже на трюки воздушных гимнастов.
А мне хочется взметнуть вверх и полететь легко-легко, как птица.
Думаю, всё, что мне на самом деле нужно, – это пара крыльев. Когда я была маленькой, я трогала себя за лопатки, проверяя, не растут ли у меня крылья… Я до сих пор иногда их себе представляю: раскрытые веером большие крылья с густыми белыми перьями. Я воображала, что в любой момент могу ими взмахнуть и улететь. Иногда после школы я шла не в нашу квартиру на втором этаже, а взбегала по ступенькам на последний этаж и стояла там на балконе, ухватившись за ржавые поручни и выглядывая на улицу, мечтая, что могу взмыть в небо и полететь над верхушками деревьев большого парка.