Александр Чуманов - ДЕДские народные сказки, или Были-небыли про то, где были — не были
Вообще-то, дед обычно подобные свои размышления до внука доводил. Чтобы, значит, расширять ребенку кругозор. В меру скромных возможностей. Но тут ему было лень языком шевелить, и он хотел отмолчаться, но внук, зная о космических делах даже меньше деда, сам сообразил, что происходит все же нечто особенное. Которое не каждую ночь происходит.
— Дед, а оно ведь снижается!
— Похоже на то.
— Дед, а если оно прямо тут сядет?
— Тоже — теоретически. Потому что Земля очень большая, и это, если чистая случайность, то — как по-крупному в лотерею выиграть. Да еще если случайность, значит, оно не сядет, а грохнется. Хотя вероятней — в атмосфере сгорит. Может, уже горит, ишь, какое большое сделалось… Но если — не случайность и не сгорит, то космические корабли в эти места не сажают. У них же для этого — ЦУПы, космодромы, безлюдные места, океаны, наконец…
— Дед, а если это — внеземной корабль?
— Иванушка, я ж сказал уже…
Это тем не менее оказался корабль. Причем, ни на «Прогресс», ни на «Шаттл» не похожий. И внук с дедом, конечно, за посадкой космического аппарата уже, не на теплой подстилке лежа, лениво наблюдали, а давно вскочили и сильно разволновались. Так это — хоть до кого доведись…
— Дед, я ж говорил — НЛО!
— Самое настоящее, Иванушка, чтоб мне сдохнуть!
— Дед, и что мы им скажем?
— Ну, это… До этого все-таки вряд ли дойдет… И ведь, вот гадство, на всем озере — ни души! И всегда так — является человеку чудо, но непременно — без свидетелей! И на человека потом смотрят до конца жизни, как… Я сам всегда на таких очевидцев смотрел, как…
А внеземное космическое судно тем временем зависло прямо над серединой озера, где, как успели промерить Иванушка и дед, глубина доходила аж до двенадцати метров, и напрасно рыбаки наши кричали да руками махали, мол, там — не надо, мол, вон там, на обширном песчаном пляже — надо! Оно — село. Прямо на воду. И погрузилось. И только шишечка какая-то осталась торчать над поверхностью, как бы испуганно моргая зеленым глазком. И не расплескалось озерцо, не вскипело.
Чудаки, конечно, Иванушка и дед. Сами бы мозгами пораскинули: ну, откуда им, туземцам, в сущности, знать, где лучше произвести посадку внеземному космическому судну? Точно так же могли бы легко сообразить, что уж если корабль преодолел немыслимые пространства, полные немыслимых опасностей, так что ему какая-то двенадцатиметровая земная лыва?! Наконец, у него ж наверняка имеются всевозможные приборы, и корабль сам отлично видит, куда садится…
Но в таком возбужденном состоянии Иванушка и дед совершенно не способны были раскидывать мозгами! Что тоже — хоть до кого доведись… Впрочем, и не испугались они инопланетян, хотя, возможно, это следует также отнести на счет крайне возбужденного состояния, во время которого страх все равно находился поблизости где-то, наготове как бы…
Однако проходит минута, десять минут проходит, полчаса — и ничего. Потом еще проходит полчаса — и все равно ничего. И уже глаза заболели всматриваться в непроглядную темь звездной, но безлунной ночи, уже впору сомневаться начать — не померещилось ли все, и начали бы, наверное, сомневаться, дед — уж точно, однако зеленый глазок мигает и мигает. Маленький, но все-таки достаточный для того, чтобы людям на берегу не свихнуться от сомнений…
И тут вода в десятке метров от берега взбурлила. Сразу во многих местах. А на таком-то расстоянии даже свет малого костерка что-нибудь да выхватывает из тьмы! Конечно, в палатке — фонарь, притом весьма мощный, но за ним же еще сходил бы кто…
Но вот уже над водой начинают появляться головы, плечи, туловища с двумя верхними конечностями, затем — и нижних по две обозначается…
Как-то в одну из рыбалок еще по прежнему месту жительства вот так же, правда, в сумерках, появился из вод мужик в гидрокостюме, маске с трубкой, с ружьем для подводной охоты да с привязанной у пояса сеткой с подстреленными карпами. Так деда чуть «кондратий» не хватил, да и внук, честно сказать немного сдыгал. Дед тогда, не удержавшись, даже немного попенял водолазу, мол, нельзя же эдак-то, без какого-либо предупредительного всплеска.
На сей раз фактор неожиданности был, конечно, не столь силен — ждали они того или иного продолжения чуда, не веря, что космические странники, столько преодолев, могут потонуть в ничтожном озерце, как пьянь последняя, а все ж вздрогнули наши рыбачки. Вздрогнули, сердца в пятки ушли, но честь и достоинство хозяев планеты не уронили.
— Иванушка, быстро — в палатку, тащи хлеб-соль! — Почему-то дед до этого додумался, когда уж и хлеб, и соль должны наготове быть. Но, главное, не опоздал же.
Иванушка тоже с полуслова все понял и в точности исполнил. В палатку — шасть, буханку серого из рюкзака — хвать, спичечный коробок с солью из кармашка — цап, и — наружу! И — к деду. И вот уже дед чинно держит на левой ладони буханку, на буханке в раскрытом виде — коробок, а правая рука для рукопожатия приготовлена, правда, сильно дрожит и вспотела. А Иванушка — рядом, только на полшага, нет, на четверть шага назад отступив. Но ведь не спрятался же за спину, как прятался когда-то, будучи совсем маленьким и глупым, которому даже не стоило сказки рассказывать, кроме «Курочки Рябы» да «Колобка»…
И вот они выходят из воды. «В чешуе, как жар, горя…» — заполошно проносится в дедовом мозгу и, конечно же, совсем не в тему, хотя…
Хотя при более пристальном рассмотрении мысль о таком как бы скафандре вновь вытесняется мыслью о чешуе. Потому что у выходящих из воды и приближающихся видны за спинами характерные для иного класса живых существ не то плавники, не то гребни, в случае надобности исполняющие роль плавников, а в повседневности, быть может, придающие спине дополнительную жесткость. Да и форма голов, пожалуй, какая-то змеиная или черепашья, да и красные глаза, как есть, без век.
А Иванушка тем временем лихорадочно считает: «Один, два, три, четыре…», потому что как раз недавно освоил счет в пределах сотни и теперь вообще все, что на глаза попадается, подвергает строгому учету. Сейчас, правда, его более всего беспокоит, хватит ли счетного потенциала, чтобы ни одно из чудищ не избежало участи быть сосчитанным, но вскоре с облегчением убеждается — хватит. Уже хватило. Потому что после тридцать четвертого чудища вода бурлить перестает.
Но ведь и дед, сам не зная зачем, тоже чисто механический подсчет выходящего из озера поголовья ведет, и цифра тридцать четыре опять отсылает его к отброшенной было ассоциации — ну, что творится, а?!.. Хотя там ведь есть и другой вариант: «И тридцать витязей прекрасных…»
— Разум планеты Земля приветствует вас, представители вселенского Разума! — высокопарно-глуповато произносит дед, слегка срывающимся на фальцет голосом. При этом он нисколько не надеется, что его слова поймут, и даже познания в английском применять не пытается, зато лихорадочно прикидывает, как продублирует сейчас слова жестами. Но более всего полагается на добрый древний обычай с хлебом-солью, который жестами растолковать проще простого.
И те все уже целиком из воды вышли и стоят на песке в некотором, пожалуй, изумлении. В замешательстве явном.
А потом один и говорит растерянно:
— Вот те на…
И другие аналогично высказываются:
— Называется — приехали…
— Ничего себе…
— Главное, «разум планеты Земля…» Кто сказал «фауна»?
— Ну, я сказал. А разве — «флора»?
— Офигеть…
Наконец один — должно быть, «дядька», хотя ни бороды, ни прочего волосяного покрова на нем не видать, да, наверное, его и быть не может, — обращается непосредственно к деду:
— Это следует понимать так, что теперь вы хозяйничаете на Земле?
— Ну, мы-то с внуком — чисто номинально. Однако человечество — несомненно, — солидно отвечает дед, одновременно пытаясь совершать мозгами огромную, но явно непосильную работу.
— А куда девались прежние, исконные хозяева планеты? Что вы с ними сделали?
— Мы и есть — исконные, никаких других хозяев на этой планете отродясь не бывало.
— Не бывало?!
И все загалдели наперебой. И нашим самодеятельным «представителям» в какой-то момент даже показалось, что их сейчас вполне по-земному поколотят. И сделалось им уже совсем не до того, чтобы продолжать молча изумляться такому хорошему владению русским языком существами, от которых они этого меньше всего ожидали. Только дед мгновенно смахнул украдкой скупую мужскую слезу умиления: вот, мол, воистину — «великий и могучий» — русские вымрут, человечество исчезнет без следа, а он останется над миром сиять, как вечный светоч! После чего присоединился к Иванушке — стремительно соображать, чтоб самых больших неприятностей без потери лица избежать.
Но тут старший из пришельцев громко скомандовал:
