Леонид Колосов - Незнакомец в черной сутане
«Лишь бы никто не поплелся за мной», — лихорадочно думал Стефан, идя быстрым шагом по коридору. Хмеля как не бывало. Страшное нервное напряжение делало свое дело. Дверь с двумя нулями.
Стефан остановился, вытащил из кобуры «вальтер», легонько толкнул дверь…
Майор Отто Хенке стоял спиной у умывальника. Журчала вода из крана, майор плескал ее себе на лицо. «Выстрелить в затылок, как он стрелял в Людмилу? Нет, надо посмотреть в глаза этой гадине, посмотреть и сказать…»
— Майор Хенке?
— Какого дьяво…
Повернувшись и увидев дуло пистолета, майор моментально протрезвел. Челюсть у него отвисла, с уголков рта потекла слюна, дрожащие руки сами собой потянулись вверх.
Стефан не кричал, говорил почти шепотом безо всяких интонаций.
— Опусти руки! Ты храбр, только когда стреляешь в затылок женщине и бьешь тех, у кого связаны за спиной руки. Жалею, что у тебя будет легкая смерть. Ты ее не заслужил, потому что ты не солдат и даже не палач, а мерзавец…
Стефан не услышал своих выстрелов. В банкетном зале началась беспорядочная пальба. Пьяные вдрызг эсэсовцы устроили салют в потолок. Надо было быстрее уходить. Но Стефан не мог уйти так…
«Где же карандаш, черт его побери? — Он судорожно рылся по карманам. — Ах, вот он, наконец! Теперь клочок бумаги…» Стефан написал: «За Людмилу. С приветом. Друг Германии». Сложил листок вдвое, засунул под погон Хенке, валявшемуся на полу около умывальника. Приподнял труп под мышки, подтащил к унитазу…
Выйдя во двор, Стефан, покачиваясь, лениво направился к своей машине. Сердце, казалось, готово было выскочить из грудной клетки. «Только бы не остановил часовой!» Но часовой был настроен благодушно.
— Доброй ночи, господин майор…
— Доброй ночи… Тепло сегодня.
— Тепло, господин майор.
Машина, как назло, не заводилась.
— Снимите со скорости, герр майор. Мы вас подтолкнем. Эй, Ганс, открой ворота и помоги толкнуть машину господина майора…
Глава X
ОСВОБОЖДЕНИЕ
Пожалуй, ни об одном городе не написано столько, сколько о Риме. Впрочем, что тут странного! Два тысячелетия — возраст, безусловно, солидный. Конечно, никто не может сказать с уверенностью, что потомки Энея — Ромул и Рем — заложили первые камни будущего города 21 апреля 753 года до нашей эры. Мнения историков насчет числа расходятся. Но так повелось по стародавней традиции, что именно 21 апреля итальянцы отмечают юбилей своей столицы. В этот день Рим преподносит себе огромный бело-лиловый букет, ибо буйно расцветают акации, а по древним стенам зданий ползут гроздья глициний. Его недаром называют Вечным городом. Видимо, действительно счастливое место выбрали два брата, вскормленные волчицей, если город на семи холмах после всех потрясений и катастроф, которыми изобиловала история, все-таки уцелел. Грандиозным фейерверком запылал Рим тысячу лет назад — в 60 году, подожженный императором Нероном. А потом потянулась цепь нашествий и разграблений Рима вестготами, вандалами, норманнами и т. д. и т. п. Эпохи расцвета сменялись долгими периодами падения и застоя, приходили и уходили императоры, строились и разрушались памятники, но Рим выстоял. В благоговейном молчании стоят все, кто приезжает в Рим, перед покрытыми малахитовой плесенью каменными плитами Колизея, перед потрескавшимися белыми колоннами Форо Романо-Форума.
Колизей!.. И чего только не перевидели его стены! Надо сказать, что в недолговечные периоды царствования римских цезарей их неуемная фантазия неизменно возвращалась к древнему цирку. На белокаменной арене звенели мечи гладиаторов. Иногда кубок вина с быстро действующим ядом или смертоносный удар кинжала освобождали трон для очередного претендента… Не раз к стенам Колизея приходили дикие племена, обдирали украшения, разрушали статуи, воровали ценности. Бывало и так. С тех далеких времен и пошла, видимо, древняя римская поговорка: «Пока стоит Колизей, стоит и Вечный город».
Легенда, быль? Кто знает…
…Первые числа июня 1944 года. В Риме от страшной жары плавится асфальт. По улице Номентана днем и ночью движутся обозы. Немцы уходят из Вечного города. Возле «азиатской» виллы образовалась пробка. Ржут лошади, свирепо ругаются обозники. Вдруг скрип тормозов. На полном ходу в пробку влетает черный лимузин с каким-то эсэсовским начальством…
— Шнеллер, доннерветтер! Шнеллер, швайне!.. — кричит офицер в черном мундире, выскочивший на тротуар.
Он стоит рядом с воротами, ведущими на виллу. Они наглухо закрыты. Особняк кажется вымершим. Но это только кажется. Если бы офицер поднял голову и посмотрел на балкон виллы, заплетенный зеленью, он увидел бы вооруженных людей.
Мажордом Владимир Серебряков, краснодеревщик Бокка, Стефан, надевший на всякий случай эсэсовский мундир, Бальдо и Анна Каролини, покинувшие свою тратторию в связи с большими событиями, и другие подпольщики внимательно следят за происходящим.
Опанасенко, стоящий рядом с Серебряковым, тихо шепчет:
— Эх, если бы сейчас разрешили…
— Что разрешили?
— Да подбросить им «помидор». Вот паника поднялась бы!
«Помидоры» — итальянские гранаты с длинными ручками, прозванные так за красный цвет, в который покрашены, лежат в ящике, стоящем в углу балкона. Да, конечно, было бы неплохо устроить сейчас побоище убегающим немцам, но нельзя…
…Командование итальянского Сопротивления подготовило план вооруженного восстания в Риме. Немалая роль в нем отводилась и «русскому подполью». Полковник Молинари приказал Серебрякову привести свою группу в боевую готовность. Однако за неделю до прихода союзников в Рим случилось неожиданное. В одну из ночей на виллу пришел сам Молинари.
— Владимиро, в римские дела вмешался Ватикан. Между командованием союзников и Кессельрингом заключено соглашение. Немцы обязуются оставить Рим без боя, но с условием, что при отходе немецких частей из города не будет произведено ни одного выстрела в немецких солдат. В противном случае немцы будут рассматривать каждый дом, каждый дворец как укрепленный пункт и превратят город в руины, подобные Колизею или Форуму… Владимиро, помни, за каждый шальной выстрел будем отвечать мы, коммунисты, потому что мы стоим во главе Сопротивления. Я знаю горячие головы твоих парней, и поэтому я особенно прошу тебя принять все меры к тому, чтобы за руины города не отвечали мы. Ясно? Я уверен, что ты выполнишь этот наш наказ.
Серебряков взял за руку Опанасенко:
— Михаил, нельзя угощать «помидорами». Лучше пойди-ка в подвал и поищи какую-нибудь красную портьеру или скатерть. Флаг к утру сделать надо. Иди, милый, иди…
В ночь на 4 июня 1944 года римские улицы были необычно пустынны. Стояла удивительная тишина. Прекратились канонада, бушевавшая на подступах к Риму, окрики патрульных, шарканье отступающих сапог. Все обитатели виллы собрались на верхней веранде дома. Здесь тоже царило молчание. Только вспыхивали красные огоньки сигарет. Вдруг издалека донесся неясный шум моторов, потом все сильнее и сильнее… В Рим входили танки. И прежде чем союзники успели поднять свои флаги над Римом, над «азиатской» виллой взвилось красное знамя…
Утром следующего дня по Вечному городу разнеслась весть: «Русские в Риме». Русские? Да. Идите на Номентану к вилле и увидите. Действительно, над виллой бывшего азиатского консула развевалось огромное красное полотнище. На балконе выстроились все подпольщики, а внизу шумела ликующая толпа римлян. Потом были объятия, поцелуи, песни. Пели партизанскую «Бандьеру росса» и «Катюшу» — сразу на итальянском и русском языках.
На третий день после освобождения Рима римляне снова услышали советские песни на улицах столицы. С песнями через весь город строем с красными повязками на рукавах и с развернутым красным знаменем советские партизаны направлялись в резиденцию папы римского — Ватикан. Папа Пий XII, устраивая прием в честь союзных войск, пригласил на аудиенцию и русских партизан как представителей Советской Армии. Что ж, святой престол приспосабливался…
Если немцам удалось без выстрелов уйти из Рима, то на дорогах у Монтеротондо их покой был основательно нарушен. К отряду Андрея Тряскина подошла часть партизан во главе с Михаилом Опанасенко. Объединившись с итальянскими бойцами, они атаковали и здорово потрепали отступавшего врага. Более сотни убитых и 250 пленных не досчитались гитлеровцы. Раньше чем подошли союзники, Монтеротондо был освобожден от немцев. Над городской управой, в которой до этого находились оккупанты и из которой бежала первая группа Опанасенко, взвились красный и трехцветный итальянский флаги. Потом Опанасенко, Андрей Тряскин и их боевые товарищи вернулись в Рим и вместе с подпольщиками русскими и итальянскими радостно отпраздновали победу.
